Русская война 1854. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Дубельт долго и пронзительно на меня смотрел, но в итоге кивнул. Кажется, хотя бы с этим мы разобрались. Генерал ушел, а я понял, что неожиданно оказался совершенно свободен. Проверить дирижабль техники смогут и без меня. До встречи, о которой говорил Михаил, еще несколько часов… Можно было бы пойти домой. Помыться, отдохнуть после долгой поездки и такой неожиданно нервной посадки, но… Не хотелось! В организме гулял адреналин, да и просто не смог бы я расслабиться, не узнав, как у моих тут дела.

А то, что меня пытались убить, так и ладно. Кажется, я стал гораздо проще к этому относиться.

Улыбнувшись неожиданному открытию, я отправился гулять по знакомым местам. Первым делом заглянул к своим. Дубельт напоследок намекнул, что они собрались и ждут меня в мастерских ЛИСа. Вот я и зашел. Степан, Митька, Лешка — мои пилоты оказались самыми горячими и просто заключили меня в объятья. Моряки в лице Ильинского оказались более сдержанными. Дмитрий Васильевич подошел медленно, не спеша, но сжал мои плечи очень и очень крепко.

— Рад, что ты жив, — тихо сказал он.

— Мы тебя ждали, — так же тихо, но уверенно добавил Руднев. От капитана пахло порохом и счастьем.

Собственно, когда со словами было закончено, мы не стали сидеть на месте, а пошли смотреть, что было сделано за эти десять дней, пока меня не было в городе. Ильинский с сержантами показали новую полосу препятствий и улучшенный комплект брони для штурмовиков. Подтянувшиеся с опозданием инженеры смущенно рассказали, что смогли немного улучшить качество стали на выходе, и теперь наши ударные части не то что пуля в упор, но и осколок ядра не сможет остановить.

С новым порохом и турбинами пока все было глухо, но я обрадовался и тому, что производство обычных двигателей шло со все большей скоростью. Когда я уезжал, мы делали их по десять штук в день, теперь же могли выпускать все тридцать, и это был еще не предел. К нам заглянул Волохов. Даниил Кириллович выглядел бодро и, казалось, даже немного похудел, словно снова вернулся на службу.

Он выслушал новости про ускорение производства, а потом попросил меня ненадолго отойти.

— Если вы про новости из столицы, — догадался я, — то все бумаги о новой собственности ЛИСа у меня с собой. Думал завтра их вам передать, чтобы проинформировать остальных акционеров.

И я в двух словах рассказал про долю в Волковском заводе и о будущем Стальном поселении.

— Это… — Данил Кириллович даже растерялся, но быстро взял себя в руки. — Это очень хорошие новости. А то я как раз сегодня узнал, что господин Бобринский решил увеличить свое участие в ЛИСе, начав скупку малых долей у городских офицеров. Вы же помните, что многие вложили в нас свои сбережения, но служба порой поворачивается к армейским не только лицом. И вот, как выяснилось, уже почти месяц Алексей Алексеевич скупает акции у всех проигравшихся офицеров.

Вот и опасность вести дела с крупными рыбами. Они всегда не против съесть тебя целиком.

— Думаете, он хочет перехватить контроль над ЛИСом? — спросил я.

— Помните изначальное условие? — Волохов немного растерянно почесал бороду. — Вы обещали десять тысяч заказов за два года. Если этого не случится, то половина ваших акций будет выставлена на продажу… И да, тогда у Алексея Алексеевича появится возможность перехватить контроль.

— И сколько у нас сейчас выполнено из этого плана? — уточнил я.

— Семьдесят две единицы, — быстро ответил Волохов. — Сюда включены как «Ласточки», наконец-то официально закупленные князем Меншиковым для города, так и паровые машины, на которые капитан Руднев приносит все новые и новые заказы.

— Хорошо, — я невольно улыбнулся. — А что насчет тех двигателей, что мы отправили в Ростов?

— Пока нет информации, но… — Волохов усмехнулся. — Уверен, что их разберут, как горячие пирожки. А учитывая ваш размах — в Петербурге, в Таврической губернии, здесь… Да еще какой скоростью растет производство — так мы, пожалуй, и справимся.

— Обязательно справимся, Даниил Кириллович! — пообещал я. — А пока… Давайте не будем стоять в стороне, а то мои друзья показали мне не все свои новинки.

И мы пошли смотреть новые двигатели, пробегающие первые тысячи оборотов на тестовых стендах. На первые готовые планеры, которые так мечтательно гладили мои пилоты. И на автономные колесно-паровые платформы Руднева. Капитан вывел нас на полигон, а потом запустил сигнальную ракету. Иногда он такой позер…

Я не успел додумать эту мысль, как из-за холма в клубах дыма показались пять самых настоящих танков. Пригляделся — нет, все же еще далеко не они. Вместо гусениц колеса, скорость на вид не больше двадцати километров в час, но… Они ехали, они были закованы в сталь, а вперед грозно смотрела бомбическая пушка на прикрытой щитками поворотной платформе.

— И как держат удар? — я посмотрел на Руднева и тоже не сумел сдержать улыбку.

— Все, что меньше 36 фунтов, стерпят. Обычные полевые орудия даже не заметят, — капитан гордился своим детищем и очень хотел испробовать его в бою.

Ничего, что-то мне подсказывает, что за этим дело не станет. И словно накаркал…

— Капитан свободного воздушного отряда Щербачев и капитан сводного бронированного отряда Руднев! Генерал Меншиков приглашает вас на совещание в шесть вечера, — поручик Арсеньев каким-то невероятным образом вычислил и нашел нас.

— Будем, — я посмотрел на часы. Времени оставалось уже совсем немного.

Забежал домой, переоделся в чистое и приехал к дому Волохова даже немного раньше, чем нужно. Думал, придется поскучать, но тут входная дверь открылась… Сначала показался край тяжелой зимней шубы, а потом меня чуть не сбил с ног вихрь из крепких рук, красных щек и блестящих глаз.

— Анна Алексеевна! — только и смог вымолвить я, когда девушка сжала меня в объятиях.

— Выжил! Я рада! — ответила она, а потом поцеловала.

Прямо в губы. Быстро, но с душой. И не только с ней.

— А теперь идите, вас ждут, — словно очнувшись, Анна Алексеевна выскользнула из моих объятий и подтолкнула вперед.

Действительно, внутри уже все собрались, и через до конца не закрывшуюся дверь я увидел улыбающееся лицо Михаила. Кажется, великий князь невольно стал свидетелем моей встречи с Анной и остался этим очень доволен. А вот я нет: в памяти разом всплыло все, связанное с письмом Цецилии Баденской. Решившись, я подошел к четвертому сыну Николая и отвел его в сторону.

Как я решил еще в Санкт-Петербурге, такие тайны все равно всплывут, и тогда лучше я расскажу все сам. Пусть не друзья, но хотя бы не враги…

Анна проводила капитана взглядом. Еще пару недель назад, пока он был рядом, все никак не получалось разобраться в себе. Но стоило Григорию Дмитриевичу исчезнуть, а особенно когда пошли слухи, что «Севастополь» чуть не взорвали, а он один увел его в небо, чтобы никто не пострадал… И вот тогда Анна все осознала. А сейчас увидела, и чувства вырвались на волю. Хорошо, что никто не видел, стыд-то какой.

Или видел? Анна заметила замершего в прихожей Михаила Николаевича. Капитан подошел к нему, начал что-то рассказывать. Кажется, что-то неприятное. Это было видно по лицам обоих мужчин, но в конце они пожали друг другу руки и, кажется, даже пошутили. Анна заметила, как ее Григорий Дмитриевич расслабился, повернулся к Михаилу спиной… И в этот момент сквозь понимающую улыбку великого князя промелькнуло что-то нехорошее.

Словно самое настоящее зло вспыхнуло в его глазах, когда он посмотрел на капитана. А потом на нее… Анна поняла, что ее заметили, изобразила книксен и поспешила уйти. Очень хотелось верить, что ей показалось, но в то же время… Ей обязательно нужно будет все рассказать Григорию Дмитриевичу.

— Война, — Николай начал встречу с одного, но самого главного слова. — Отец просил передать, что Россия не прощала и никогда не будет прощать нападения на свои города. Удар на поле боя по союзникам мы нанесли, и нанесем снова уже на дипломатическом фронте. А вот Турция еще должна будет ответить за свои действия кровью. Пока зимняя навигация не даст союзникам оказать османам помощь, мы должны придумать и решить, как и какими силами мы сможем ударить по ним.