Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт

В СССР принято говорить спасибо не небесам, а руководству страны, которое обеспечило тебя всем необходимым для жизни — квартирой в хрущевке, школой, детсадом, универсамом в пешей доступности, бесплатной секцией, где ты можешь стать сильным. Научиться жить по принципу — быстрее, сильнее, выше.

Благородство и уважение к сильному сопернику здесь приветствуется, но лучше не выделяться, быть как все.

Что делать тем, кто принимает вызов, преодолевает все препоны и давление, обрушивающееся сверху. Чувствует себя настоящим подлинным лидером, не уступающим характером партийным лидерам?

Что делать, если выделяться нельзя?

Выход один — становиться как они — идти во власть или искать у себя талант, развивать его в секциях и использовать на благо страны.

Вот где собака порылась!

Дядя видит во мне талант следователя и ему безумно жаль. По его мнению, я хочу этот самый талант бездарно разбазарить.

Теперь хоть понятно, чего она так переживает за меня.

Радуюсь своему умозаключению, ловлю на себе набыченный взгляд. Я всегда готов защищаться, спорить, аргументировать. Но не сейчас. Дядя немного не в себе, ему жаль, ведь он относится ко мне как к сыну. Грубить ему я не могу.

Всё что понял из разговора, за мной следят его люди, пытаются отвести от меня настоящую беду.

Я отвел взгляд и тяжело вздохнул.

— Ничего не понимаю, сначала ты просишь всех этих людей втянуть меня в неприятности, затем отправляешь других, чтобы помочь. Несостыковычки.

— Ты главное, аккуратно.

Сказать мне чтобы я аккуратно ложился под каток, который намерен раздавить меня в этом мире, ну это прям сильно.

Невольно улыбаюсь.

— Может в шахматы сыграем партейку.

— Можно'.

На этом наш не очень адекватный и стройный разговор в тот день закончился.

Сейчас же я бреду по дороге, заваленной снегом, ноги утопают в сугробах, и я уже не знаю выберусь ли.

Каждый шаг дается мне с трудом, и в какой-то момент мысли становятся вязкими.

«Сессия… рыба… икра… „Океан“… дядя Витя и его бесконечные разговоры о том, что талант нельзя разбазаривать, не для этого он дан».

Ветер пронизывает насквозь, мороз щиплет лицо.

Хмыкаю устало. Столица встретила меня сегодня не очень хорошо, общипала всего как гуся и выбросила за свои пределы. Чувствует, что я чужой — попаданец.

Надо ей доказать, что я к ней с добром.

Знаю, что попаданцы мир не меняют, это глупо, пытаться исправить неисправимое. Но можно же сделать что-то на месте, изменить мелочи, чтобы людям рядом с тобой жилось легче и комфортнее.

Мороз щиплет лицо, приводит в чувство.

Суровый климат — наше всё, — снова улыбаюсь.

«- Не попадайся на глаза Мартынову, ты его раздражаешь, — вспоминаю слова дяди».

Теперь я точно не попадусь ему на глаза.

Делаю еще один шаг, вязну в сугробе.

До сегодняшнего дня я и не представлял, что зима такая снежная, и сугробы настолько глубоки.

«У меня очень много дел. Сессия. Работа. Рытвин».

Чтобы выполнить свои обязательства, я должен успеть вернуться в общежитие.

Еще один шаг — вперед на Москву!

«- Не смеши меня, — говорит тот, что в сером плаще. — Никогда не поверю, что Мартынов дал тебе задание изучить нашу рыбную сеть, и написать разоблачительную статью в 'Правде»!

— Может, главред крышует внештатников, которые как крысы бегают по столице, и суют носы в чужие дела. У Мартынова связи-то до самого верха тянутся.

— Заткнись! Никогда такой большой человек, партийный, не свяжется с гопотой и грязью. Для него репутация — что мать родная. Деньги его не интересуют. — Мужики снова вцепляются в меня взглядами, а один для пущей убедительности заряжает в солнечное сплетение.

Я бы врезал им, раскидал их тут, но соображаю, что нет смысла. Этих побью, в следующий раз других подошлют.

— Ты бы, парень, пока живой, исчез из столицы. Забирай документы из вуза и езжай к мамке. Только так о тебе позабудут. Полгода в Москве? А по твоей вине уже столько людей денег лишились.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Ктодал тебе задание написать о нашей рыбной сети? Кто из ваших входит в нашу организацию в Сочи? Кто крот? Сколько вас пасут перевозки?

Молчу, сцепив челюсти.

— Мы можем напрямую задать вопрос главреду Мартынову, когда это его любимая газета занялась рыбным промыслом.

— Вы кто такие? — спрашиваю резко. Для человека, попавшего в переплет, мне бы мягче быть. Но я наоборот включаюсь.

— Мы с тобой, можно сказать, коллеги. Мы тоже за правду боремся, за чистоту идей. Вот только наши интересы немножко разошлись, и мы бы хотели, чтобы ты не лез куда не надо. Понял?

Мысленно посылаю куда подальше.

Не буду я бояться очередных отморозков. Рытвин обещал дать защиту, если что-то пойдет не так и не туда.

Внутри уже что–то шевелится — предчувствие, что всё это не закончится парой слов.

Гниды.

Неужели, мы вышли на самого главного?

— Ты, Макар, парень умный, — наконец добавляет второй — поэтому на будущее тебе совет — держись подальше от тех, кто пытается играть в игры взрослых дяденек, которых ты не знаешь. Столица — она не прощает ошибок. А рыбный промысел в нашей стране не такой уж прозрачный. Можно и сгинуть в его пучине. В мутной воде тяжело будет найти тебя.

Сжимаю руки в кулаки. Слушаю.

— А вот если ты на нашей стороне, то всё будет по–другому. Подумай об этом. Нам свои журналисты в будущем нужны. Мы же можем тебя и на телевидение устроить. Только пожелай.

Машина останавливается резко. Выхожу.

— Кстати, девушка твоя очень симпатичная. Так бы и съел…

— У меня нет девушки, — цыкаю я.

— А Валя кто?

— Просто сослуживец.

— Сослуживец, так теперь называют женщин-любовниц с работы? — смеется нехорошо второй.

— Да, — огрызаюсь я.

— Неправильный ответ!

В этот момент получаю удар в солнечное сплетение, и теряю сознание от болевого шока.

Волга уносится в ночь, оставляя в моей душе одни вопросы.

И тут я понимаю, что следующие полгода будут в моей жизни не из легких.

Похоже количество тех, кто хочет заткнуть мне рот — растет.

— В очередь, граждане, — ору хрипло.

Бью кулаком по воздуху. Чего мне париться? Пускай об этих гражданах — расхитителях соцсобственности Рытвин беспокоится.

Ну и конечно, ими должен заниматься не я, а ОБХСС — отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. Впрочем, вскоре так и будет.

Ускоряюсь, чтобы успеть добраться до общежития к утру.

Как ускоряюсь?.. Делаю еще два шага.

Почему-то вспоминается сбитый летчик Маресьев, который восемнадцать дней полз по снегу, и это воспоминание меня вдохновляет. Дает сил бороться.

Но мозг цепляется за другое обстоятельство, и не дает расслабиться.

Бандиты явно угрожали, и не мне одному… упомянули имя Валентины.

Падлы.

Сам-то я за себя постою. Справится ли девчонка, вот в чем вопрос?

Нужно срочно ее увидеть.

Это последняя здравая мысль в моей голове, я поскальзываюсь на ней и проваливаюсь куда-то.

Слышу, как надо мной разговаривают люди.

Будто летаю над своим телом и вижу, как меня несут к грузовой машине. Два мужика с трудом затаскивают мое бездыханное тело в кабину.

— Живой?

— Живой! На тепло реагирует.

— В больницу его. Отморозил себе всё что мог.

— Жаль его. Молодой. А девчонок не сможет любить!

Мужики громко смеются, когда я приоткрываю один глаз, бубню:

— Это вы бросьте. Лучше палец на ноге отморозить, чем не мочь любить!

— Куда тебя везти? Может, в милицию?

— Посмотри у него документы в карманах, — предлагает водитель.

Второй мужик шарится у меня в карманах. Достает паспорт с деньгами, не трогает, складывает аккуратно обратно.

— Здесь еще что-то есть… студенческий, — открывает, читает: — Сомов Макар Матвеевич, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, дата поступления 1976 год… Первокурсник значит… Что же ты студент ночью по лесу бродишь?