Юрьев день (СИ) - Величко Андрей Феликсович

Пожалуй, работать лучше с «Сименсом», решил я по завершении просмотра. И это без всякого учета политических мотивов — у него вроде как и немного лучше, и дешевле. Вообще–то могло показаться, что серьезной причины экономить нет — миллиона долларов на свечно–катушечный заводик хватит с огромным запасом, у кого станки и материалы не закупай. И на электростанцию тоже уйдет не последнее. Однако я давно подозревал, что люди, начинающие после появления в их руках хоть сколько–нибудь приличных сумм сорить деньгами, состоятельными остаются недолго. Да, на нормальную электрификацию Приората и производство систем зажигания мне хватит. А вот на приличный завод по производству авиационных и автомобильных двигателей — нет. Даже с учетом еще одного миллиона, уже рублей, положенного мне сразу после совершеннолетия, до которого осталось ждать совсем немного. Тем более что я с согласия родителя уже успел тем миллионом слегка пользоваться, и сейчас на том счету какие–то жалкие восемьсот тысяч.

Я вздохнул. Неужели этот гадский Шахерезад действительно так спешил, что не смог выделить мне хотя полдня на подготовку, а лучше так и вообще дня три? Я бы за этот срок выяснил изменения котировок самых привлекательных в этом времени акций, выучил их и сейчас вместо одного жалкого миллиона имел бы десять, если не пятнадцать. Но — увы. Наверное, он боялся, что за такой срок я успею передумать. Без подготовки же я не то что курсы акций — периоды экономических кризисов назвать не могу! Кроме разве что великой депрессии, но до нее еще дожить надо, она начнется в самом конце двадцатых годов двадцатого века.

Коротко звякнул зуммер, что означало «внимание!». А потом два раза вспыхнула крайняя правая лампа на табло над дверью. Таким сигналом мне сообщали, что в Приорат прибыл великий князь Михаил Александрович, наш самый младший брат.

То, что Георгий ни в каких наших с Ники сначала играх, а потом проектах не участвовал и вообще рос довольно–таки отдельно от нас, я рассматривал как свой совершенно явный косяк. Лень было немного потрудиться и заинтересовать парнишку? Вот теперь и получай — у него Сандро в лучших друзьях, ибо свято место пусто не бывает. Георгий собрался связать свою судьбу с флотом, из–за чего последние полтора года он зачастил к дяде Алексею, генерал–адмиралу, а сейчас вообще смотрит ему в рот. И дяде Володе, то есть великому князю Владимиру Александровичу — тоже. Так вот, свою ошибку я понял и повторять ее еще в отношении Михаила был не намерен.

В Приорате Михаил учился. Я читал ему курс основ физики и механики, а Николай Морозов преподавал математику и историю западной Европы. Надо сказать, что в его изложении она выглядела на редкость непрезентабельно. Что ни война — то сплошные предательства и грабежи. Что ни король — то или дурак, или подлец. Из пап каждый второй развратник, а каждый первый сребролюбец и властолюбец. Более того, из–за усилий инквизиции там даже сейчас трудно встретить красивую женщину. Сказывается отрицательный отбор — три века подряд красивых жгли как ведьм. Я специально попросил читать Михаилу историю именно Николая, ибо более или менее представлял себе его убеждения. Ну только мне еще не хватало, чтобы и из Михаила вырос англофил! Пусть хоть черносотенец — и то будет лучше.

Часа через два уроки у Морозова закончатся, и Мишка поднимется ко мне. Пора, пожалуй, просвещать его насчет законов Ньютона.

Однако сразу до них дело не дошло, да и потом Михаил слушал меня не очень внимательно Дело в том, что он вломился в кабинет столь поспешно и со столь воодушевленной физиономией, что даже не знай я его совсем, все равно догадался бы — что–то случилось. Михаил это сразу подтвердил:

— Алик, а ты знаешь, что нашел Николай Александрович в своей дальней комнате?

Надо сказать, что Морозов уже не являлся, так сказать, узником совести. И вообще никаким узником, ибо полгода назад родитель подписал указ о его помиловании ввиду перевоспитания. Однако покидать свое трехкомнатное узилище в моем подвале бывший арестант не спешил.

— Понимаете, Александр, — объяснил он свою позицию, — тут вовсе не так уж плохо. Вряд ли дешевое съемное жилье в Питере окажется сильно лучше. Уж электрического–то освещения там точно не будет. Кроме того, переезд — это событие сродни пожару, а у меня накопилось немало томов, да и записей тоже. Жалко, что меня так быстро помиловали — я‑то надеялся посидеть у вас еще года два, а то и три. Если бы вы это как–то устроили, был бы вам очень благодарен.

— Я собирался предложить должность преподавателя с окладом рублей сто двадцать в месяц. Готов сдать вам ваше теперешнее жилище за десятку, это вместе с питанием. Живите тут и получайте сто десять. Это вас устраивает?

— Вполне, а где и что я должен буду преподавать?

— Здесь, в Приорате. Что именно — сейчас и решим. Предваряя вопрос, который вы почему–то не задали — кому — отвечаю. Учащимся Приоратского профессионально–технического училища. Возможно, будет еще один индивидуальный ученик за отдельные деньги, но это пока еще не решено. И, разумеется, я по–прежнему жду от вас проработанной теории рабочего движения. Вопросы, просьбы есть?

— Если позволите. Раз уж я больше не арестант, то нельзя ли убрать из прихожей ваш сварочный агрегат? Нет, я, конечно, согласен, что это замечательный и очень полезный механизм, но больно уж он сильно благоухает спиртом и горелой касторкой.

Агрегат я убрал в электрические мастерские, а Морозов начал преподавать не только пэтэушникам, но и Мишке.

— Николай Александрович там нашел не то тайное помещение, не то вовсе подземный ход! Он мне дырку туда показал. Обещал за вечер разобрать стену так, чтобы получилось пролезть, — не унимался Михаил. Ну да, десять лет всего человеку, я бы в его возрасте вообще не утерпел. Не стал бы ждать расширения дыры, а протиснулся бы в ту, что уже есть.

— Можно, я завтра пораньше приду, посмотрю, что там?

— Можно. И я, пожалуй, с тобой схожу. Но сейчас давай все–таки займемся физикой.

Занятия продолжались часа полтора с небольшим перерывом, после чего я проводил Михаила до брички, которая отвезет его в Гатчинский дворец — сидеть у меня допоздна ему еще не разрешали, слишком маленький. А сам спустился вниз.

— Что это вас, Николай, на исследование стен потянуло?

— Как бы сказать… в общем, стены я потихоньку начал простукивать сразу, как только сюда заселился. Тюремная привычка, знаете ли. И быстро понял, что вот здесь за стеной пустота. Но делать ничего не стал, опасаясь быть неправильно понятым. Лишь сейчас, став свободным, я решил выяснить, что там.

— Простите, а какого именно неправильного понимания вы опасались?

— Ну… вдруг вы, например, решите, что я готовлю побег?

— Ага, имея возможность в любой момент просто подняться по ступенькам, выйти за ограду и уйти куда глаза глядят. Очень логично!

Я просунул в отверстие, из которого слегка тянуло плесенью, керосиновую лампу и продолжил:

— Да, и чтобы удобнее бежалось, вы не поленились выложить стены и пол кирпичом. Вам самому не смешно?

— Сейчас, конечно, я понимаю, что это глупость, но ведь поначалу–то я вас совсем не знал.

— Ладно, завтра с утра сюда прибежит Мишка, и мы втроем попробуем выяснить, что там такое. Как раз успею слегка подготовиться.

— Странный вы человек, ваше высочество, — вздохнул Морозов. — Я‑то опасался, что вы захотите начать исследования прямо сейчас.

— Не переодевшись, с одной тусклой лампой, где керосина на донышке, без инструментов и даже без канарейки? Сам не полезу и вам не советую.

— Да я в общем согласен… а, простите, зачем канарейка?

— Это очень нежная птица, и шахтеры иногда берут ее под землю. Если там появляется какой–то газ, канарейка чувствует его гораздо раньше человека.

По дороге домой я прикидывал, какая может быть польза от подземного хода, про который мне довелось читать еще в прошлой жизни. Вроде бы он шел до Гатчинского дворца. Рельсы там, что ли, положить и пустить тележку с электроприводом? Чтобы ездить на работу не как недорезанный буржуй — на автомобиле, а как и положено нормальному трудящемуся, то есть на метро.