Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный Аноним "Безбашенный"

— Тайн госпожи я тебе не выдам! Надеюсь, ты не станешь убивать меня за это?

— Ну, для «досточтимого» Ремда это не тайна. Когда твоя госпожа напоминала мне о разнице в наших положениях, он что-то пошутил насчёт этого такое, отчего она взбесилась. В чём тут дело?

— Ах, это? Ну, это в самом деле не тайна. Но только — твоему слову можно верить — обещай, что не покажешь вида! Я ничего не говорила тебе, и ты ничего об этом не знаешь!

— Хорошо, никто лишний не узнает об этом. Рассказывай!

— Досточтимый Арунтий, отец Велии — старший сын досточтимого Волния, но есть одна тонкость. Госпожа Криула — не жена своему мужу, а наложница. Очень непростая, почётная, очень любимая им, но всё-таки наложница.

— Тогда почему ты называешь его её мужем?

— Попробовала бы я сказать иначе в её присутствии! Да и за глаза… Ты чужеземец и не знаешь ещё всех наших обычаев. Законная жена господина живёт в Карфагене, и госпожа Криула — единственная его женщина здесь. Наложница, но здесь — почти жена. Здесь она и её дети — его семья по нашим обычаям, хоть это и не по закону.

— Но тогда получается, что Велия — незаконная дочь досточтимого Арунтия?

— Ты разочарован этим?

— Наоборот! Если её положение не столь высоко — получается, она не так уж и недосягаема для меня!

— Не спеши радоваться, воин! Хоть и незаконная, но всё равно она дочь своего отца. В Карфагене разница имела бы большое значение, но в Гадесе оно не так велико, а здесь — и вовсе ничтожно. Для иберов госпожа Криула — жена своего мужа, и её дети — настоящие дети очень непростого человека. Да и досточтимый Волний любит внучку и вовсе не считает её «ненастоящей».

— Но всё-таки…

— Да, «всё-таки», и это даёт тебе некоторую надежду. Но не слишком большую. Её судьбу будет решать отец, а у него могут быть и свои планы на дочь. И помни — ты ничего не знаешь! Мне несдобровать, если старшая госпожа узнает, да и тебе это тоже не прибавит её расположения…

— Это я понял, гы-гы! А Велия?

— Она сказала бы тебе и сама, если бы ты спросил её. Но ты не спрашивал, а сама она постеснялась.

— О том, что она — внучка досточтимого Волния, она мне сказать тоже постеснялась?

— Боялась, что ты примешь её тогда за изнеженную и избалованную, которая вряд ли подойдёт тебе. Она ведь уже поняла, что ты не любишь женщин, непривычных к жизненным трудностям…

17. Странные дела в Кордубе

Утром в город заявились посланцы от Кулхаса, и «досточтимый» Ремд, будучи членом городского совета, отправился на заседание, на котором их должны были выслушать. Вернувшись оттуда, он поговорил с Тордулом и со своим управляющим. По двору засновали рабы и рабыни с деревянными вёдрами, запасая воду, и то же самое происходило в соседних дворах.

— Так по всему городу, — сообщил нам командир, указывая на улицу, по которой тоже несли воду и песок к стенам.

— Во второй половине дня Кулхас подступит к воротам и потребует впустить его войско, — начал он «вводную», — Когда мы откажемся, небольшой отряд его кельтов пойдёт на приступ. Но у них не окажется ни лестниц, ни верёвок с крючьями, и взобраться на стены они не смогут. Его лучники и пращники будут стрелять в нашу сторону, а мы — в ихнюю. Все, кому следует, всё понимают, и случайные царапины не в счёт, но убитых и тяжелораненых быть не должно. Кельты отступят, а Кулхас прикажет выкатить осадную машину и немножко обстрелять город зажигательными снарядами. Что-то где-то, конечно, загорится, не без того, но огонь потушат…

— А что за машина, почтенный? — поинтересовался я, — Баллиста?

— Нет, маленький полевой онагр из римского лагеря — их там захватили шесть штук. К вечеру или даже раньше Кулхасу надоест бесполезная осада, и он уведёт войско добивать римлян, а мы будем долго и громко радоваться тому, что отстояли город. Все всё поняли?

В общем, на сей раз нам предстояло поиграть в войнушку ради красочного спектакля — специально для слишком уж верных друзей Рима, которые в Кордубе имеются наверняка. Жаль, не семнадцатый век на дворе — грохот, вспышки и дым от мушкетных залпов были бы ещё зрелищнее. Ну да ладно, сойдёт и так для сельской местности.

Так, собственно, всё и вышло — видимо, посланцы и городской совет поняли друг друга правильно и обо всём договорились полюбовно. Сколько серебра — а может, и золота — это стоило «отцам города», нам никто не доложил, но мы как-то и не интересовались. Не из нашего же кармана, в самом-то деле! Дав нам спокойно пообедать и без лишней суеты подняться на стены, великий вождь восставших турдетан в сопровождении разодетой в пух и прах свиты подъехал к воротам и громогласно предложил городу сдаться на его милость. Разумеется, ему отказали. Картинно изобидевшись — куда там до него современным актёришкам — Кулхас ускакал, а к стенам подступили его кельтские вояки.

Прикрываясь щитами, размахивая длинными мечами, а уж гвалт стоял — уши затыкай! Периодически то в стену тюкнет галька, то в щит кельта — пращники ведь с обеих сторон были тщательно отобранные, в курсе расклада, и свинца зря никто не тратил. Зачем, когда галька есть? Немножко постреляли кельтские лучники, немножко мы. Атакующие кельты швыряли горящие дротики — чаще с недолётом, втыкая в земляной вал, но пару раз и в деревянный парапет стены — пришлось заливать водой.

Потом они выкатили онагр, в самом деле оказавшийся небольшим и чисто зажигательным — он даже с колёс не снимался для стрельбы. Дымный след от горящих снарядов — небольшой булыжник, обвязанный вымазанной в дёгте паклей — выглядел эффектно, но серьёзных разрушений лёгкий снаряд не причинял. А потом артиллеристы Кулхаса и вовсе образумились и стали обвязывать паклей вообще небольшие вязанки мелко нарубленного хвороста.

Кое-где в городе, конечно, занялся огонь, но все повсюду были к этому готовы и тушили очаги возгораний сразу же. Как и подобает порядочным людям, с которыми честно договорились, осаждающие не стали томить нас до позднего вечера. Они ещё рычали под стеной и потрясали мечами, когда другая часть войска начала быстренько свёртывать бивак, а онагр, расстреляв десяток бутафорских снарядов, укатили к остальным, стоящим среди обозных телег. Буяны под стенами ещё покричали и мечами поразмахивали, мы со стены поделали то же самое — в общем, хорошо погудели. Вот так бы всегда и воевать!

В награду за вчерашние «ум, наблюдательность и понятливость» каждый из балеарцев стал богаче на три карфагенских статера, а я — и на все пять. Для полного счастья не хватало только встречи с Велией, которую мать снова засадила под строгий домашний арест. Может, и не интересовали её особо тонкости вроде той, сколько там раз мы с её дочуркой поцеловаться успели, но допускать «толстости» она уж точно не намеревалась. Однако Алтея снова пришла и скрасила мне вечер, а заодно и передала маленькое — только на мизинец мне и налезло — простенькое бронзовое колечко со строгим наказом не вздумать его потерять. Не для того оно вместе с одной маленькой бронзовой монеткой в одном свёртке целую ночь в храме пролежало. В храме Иуны, кстати говоря, куда Алтея сама относила этот свёрток по поручению молодой госпожи. Чужеземец не знает этой иберийской богини? Ну, у финикийцев Астарта по этой же части, у этрусков — Турана, у греков — Афродита. А перед этим Алтея носила отдельно ту монетку в кузницу, где в ней пробили маленькую дырочку — как раз нитку продеть можно. Колечко — вот оно, мне передать велено, а монетку Велия у неё после храма забрала и ничего не объяснила. Алтея, впрочем, и без объяснений догадывалась, но мне разжёвывать наотрез отказалась. Если не знаю ни одной из названных мне богинь — невелик труд и у сослуживцев поспрошать, а когда просветят — и сам кое о чём догадаюсь, если не дурак. Например — какой именно богине своей собственной страны помолиться, да жертву принести. В том, что как раз «своей» богини соответствующей специальности я и не знаю, я признаваться служанке, конечно, не стал. К чему эти тонкости, когда понятна «толстость»?