Король Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Следом за гусарами на низком старте оказались уланы. Они встали за мантелетами и ждали только отмашки…

Как и ожидалось эта феодальная вольница не выдержала, увидев столь соблазнительную добычу. Поэтому, не слушая никаких команд и приказов они ринулись вперед. Сначала кто-то один из них, закричав что-то бравурное пришпорил коня и бросился в атаку. А потом и остальные, не устояв перед соблазном.

В отличие от гусар — польско-литовское конное войско, выставленное магнатами да шляхтой, имела копья и собиралась решать дело решительной сшибкой. Не таранным ударом, разумеется. Но даже и в обычном столкновении копье имеет большое преимущество над клинковым оружием. Оно и бьет больнее, и быстрее, и длинной превосходит. Однако, когда до гусар оставалось уже метров триста, зазвучали сигнальные горны и вчерашние татары начали организованно отворачивать влево и вправо. Вместе с тем они выхватили луки, приготовившись стрелять.

Это конному строевому бою их не учили и к нему не готовили за ненадобностью. А вот оперировать лавами — вполне. Отвернуть, отойти, обойти и так далее. Все это вколачивалось в них на беспощадных тренировках. Из-за чего их лава на маневре была довольно организованной. А главное — прекрасно слушалась своего командира.

И вот — разошлись гусары.

А за ними уже шли развернутые в боевые порядки уланы. Все три роты. Иоанн скомандовал им выходить сразу, как заметил, что польско-литовская шляхта ломанулась в атаку.

Первая московская рота улан был снаряжена лучше всего. Ее удалось всех одеть в латные полудоспехи[7], взятые с разбитых швейцарцев под Ржевом. Из-за чего ламеллярную чешую у них оставили лишь фрагментарно, прикрывая руки и продлевая короткие набедренники. Да и там эти чешуйчатые элементы были пришиты к стеганному кафтану, а не надевались отдельно. На головах у них красовались не трофейные шлемы, а свои, местные — шишаки[8]. Те самые, которые Иоанн изначально и делал для вооружения своей пехоты и конницы. Только их слегка доработали. На каждый припаивали полый медный гребень, куда крепился конский волос, ниспадающий у всадника до лопаток. Отчего шлем начинал напоминать каску кирасир времен Наполеоновских войн.

Так вот, первая московская рота улан была полностью переодета в латный полудоспех. Вторая московская — частично. Первая новгородская так и вообще была «упакована» только в полноразмерную ламеллярную чешую. Поэтому право первого удара было предоставлено самой хорошо снаряженной роте.

Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-у-у.

Заиграл рожок. И идущие на рысях уланы перешли в галоп.

Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-y-y. Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-у-у.

Снова протрубил рожок. И уланы опустили свои длинные пики, которые упирались в кожаные ремни упоров.

Секунда. Другая. Третья. И удар.

Страшный удар.

Первая волна польско-литовских шляхтичей просто повылетали из седел как изломанные игрушки.

И тут же новый сигнал рожка. Теперь уже отход. И уланы, увлекаемые эти звуком хоть и отмахивались кончаром, но спешно выходили из боя и отходили. Назад.

А им навстречу уже шла вторая рота.

Понятно, что поляки с литвинами бросились в погоню. Но на то и расчет был.

Строй у улан второй роты был не такой плотный из-за чего они легко разъехались с отступающими коллегами. А вот их преследователей очень знатно приласкали пиками. Опять повыбивав целую кучу ясновельможных.

И снова сигнал к отступлению.

И вот уже вторая рота, отходя, проскочила сквозь всадников третьей роты, идущей в атаку…

А тем временем гусары крутились вокруг польско-литовской конницы и пускали в нее стрелы. Одна за другой.

После же третьего удара «в копья», прозвучала общая атака и отошедшие уже уланы первых двух рот, а также гусары, выхватили свои клинки и пошли в рукопашную. Благо, что польско-литовской шляхты теперь, после всех художеств, оставалось едва половина. Из-за чего они резко оказались в меньшинстве. Особенно в связи с тем, что уланы выхватили не сабли или мечи, а кончары — очень убедительный довод в ближнем бою. Этакий длинный граненый штык на ручке. Против такого кольчуга вообще не спасала, а клепано-пришивная чешуя, если и защищала, то весьма умеренно.

Как не сложно догадаться — поляки и литвины особенно драться уже не захотели в сложившейся обстановке. А потому, не дожидаясь вступления в общую собачью свалку, развернулись и дали деру. Все-таки потеря половины личного состава буквально за две-три минуты кому угодно по нервам ударит. Даже без шуток храбрым шляхтичам.

Гусары с уланами попытались было их преследовать, но им наперерез двинулась латная итальянская и имперская конница. И ребятам пришлось спешно отходить. Вот прямо просто бегом.

Это имея пики уланы еще могли на что-то рассчитывать в лобовом столкновении с нормальной, полноценной латной конницей. А так… на одних морально волевых? Да еще в меньшинстве? Нет. Это все отчетливо напоминало самоубийство. Гусар же вообще не брали в расчет, они для латников просто мясо. Поэтому ходу они все и дали, погоняя лошадей и стараясь проскочить мантелеты как можно скорее. Ведь сзади в них могли влететь латники. И они бы влетели, если бы к мантелетам король не отправил роту королевских мушкетеров. Которые дали отсекающий залп, весьма отрезвляющего характера. Там до сотни латников «опало, как озимая» от мушкетерских «ласк».

Понятно, что застучали и фальконеты с пищалями. Но на дистанцию за сотню метров они могли бить только ядрами. Что не продуктивно в отражении такой атаки. А вот мушкетеры своими «карамультуками» доставали и дальше.

Ясно дело, что если бы там ехали жандармы в максимилиановском доспехе, то такой эффективности огня они бы не добились. Но там были обычные латники в обычных доспехах, которые не отличались особой толщиной и прочностью. Аркебузы они, конечно, держали. Если не ближе двадцати, а то и тридцати шагов. А вот мушкеты, что на тех же тридцати шагах надежно пробивали стальную пластину в четыре, а то и пять миллиметров, отличились и на ста пятидесяти. Там ведь нужно было не по одиночным всадникам лупить, а по группе. Вот и ударили. Больно и сильно. Достаточно для того, чтобы остудить наступательный порыв латников и дать гусарам с уланами нормально отойти за вал.

Тем временем швейцарцы продолжали наступать.

И по мере их приближения в дело включались сначала фальконеты, а потом и пищали, начавшие забрасывать их ядрами. Весьма неприятно так. Из-за чего форхут окончательно был разбит и рассеявшись начал отступать. А гевальтут подошел на дистанцию в сто шагов в весьма и весьма потрепанном виде. Там едва половина личного состава оставалась.

Причем подошел он только потому, что последние сто метров никто в него не стрелял. Стволы перегрелись.

Бах-бах-ба-бабах!

Разрядились кулеврины, которые, наконец-то удалось охладить.

Только уже не ядрами, а тяжелой картечью, что была упакована в натуральные консервные банки. Из-за чего и летела кучно, и энергию меньше теряла в первые мгновения полета.

Раз.

И шквалистый порыв ветра уронил практически весь фронт гевальтута. А кое-кого задел и из второй или третьей линии.

Минута.

Новый залп из кулеврин. И в дело вступили аркебузы. Все шесть тысяч.

Видя узор боя, Иоанн сумел провести определенный маневр и сосредоточить против атакующих колон всю свою стрелковую мощь. На принципах караколирования, разумеется.

Первая рота, выстроившись в линию напротив гевальтута, дала залп. И тут же отошла. Ее место заняла вторая рота. Которая также дала залп и спешно отошла. Потом третье. Четвертая. И так далее. Иоанн поставил все шесть тысяч своих стрелков в могучую «стрелковую» колонну, прямо напротив противника. Только не плотную, а разреженную. Так, чтобы сквозь их боевые порядки можно было отходить.

Вот и выходило, что все шесть тысяч стрелков сумели по одному разу выстрелить. Причем быстро. Один за другим. С интервалом секунды в три-четыре. И если первые выстрелы шли относительно прицельно, то последующие — нет. Все заволокло дымом. И стреляли просто — куда-то туда. Хуже того, последние ряды даже задыхались и выходили из этих клубов дыма, нервно хватая ртом воздух. Словно рыбы на берегу.