Класс прыснул от смеха, кто‑то даже захлопал. Милана шутку поняла и подмигнула мне.
– Я, между прочим, отлично крашу, – сказала она, демонстративно откидывая волосы и открывая ушко.
– Вот и славно, – кивнул я. – Значит, тебя в маляры поставим. Там работы – хоть отбавляй.
Она пожала плечиками, будто играя в равнодушие, и вернулась в строй, покачивая бёдрами. Я удержался от того, чтобы не проводить Милану взглядом.
Милана… вот блин, раньше такое имя можно было услышать разве что от какой‑нибудь «ночной бабочки». Ну или певицы из кабака. А теперь – вот, школьница, одиннадцатый класс. Модно стало, видать. Не знаю, чем старые имена вроде Маш, Даш, Кать или Лен не угодили.
Я снова глянул в телефон.
– Так, дальше у нас кто… – сказал я, пролистывая список, чувствуя, что знакомство обещает быть нескучным.
Один за другим ученики выходили, называли имена, я запоминал, кто есть кто.
– Так, – пробормотал я. – Борзый… отсутствует. И дружков его тоже нет.
Что и требовалось доказать, консенсуса мы не нашли. Эти охломоны продолжали гнуть свою линию. На контакт не идут, за спиной гадят… И тут не «консенсус» нужен, а другое слово. Консенсус бывает с союзниками.
– А кому‑нибудь они сказали, почему не пришли? – спросил я, поднимая взгляд на ребят.
Повисла пауза, потом отозвался Кирилл, почесав затылок:
– Да, говорили. Мол, не для того их мама родила и папа растил, чтобы они дворниками работали.
– Вон как…
Ну что ж, раз они себя выше всех поставили – значит, пусть потом и отвечают выше всех.
– Значит так, – я кивнул на тележку с граблями и мешками. – Территория у нас большая, граблей – целых пять. Работаем парами и меняемся. По два человека на грабли, кто не на граблях – собирает листву в мешок. Поняли задачу?
Школьники молчали, а я продолжил:
– Желающие есть? Это у нас самая тяжелая часть работы, но, может, найдутся добровольцы? Кто хочет больше всех помочь нашему дружному коллективу?
Руки подняли те, кто уже был со мной знаком по случаю в торговом центре: Кирилл, Генка и Кастет.
– Хорошо. Ещё желающие? Если нет, то остальных назначу сам. Чтобы никто не обижался, применим чистую математику. Буду идти по списку и называть четыре человека по нечётным номерам. Возьмём двух из верха списка и двух с конца.
Я открыл телефон, пролистнул и стал называть фамилии. Три человека вышли, а когда я назвал последнюю фамилию с конца списка, последовала попытка откреститься.
– Подождите, а у меня фамилия Смирнов, а у нас есть Солёнов. У меня вторая буква «М», а у него – «О», значит, список искажён, – сказал пацан.
Я посмотрел на него, затем на Солёнова, тот заметно напрягся.
– Ну что, Солёнов, пойдёшь ты, не Смирнов? Шаг вперёд.
Солёнов вышел, опустив подбородок к груди. Он не спорил, просто сделал то, что от него требовали.
– Отлично, – продолжил я. – Теперь, что называется: грабли в руки, мешки под мышку и вперёд. Убирайтесь так, чтобы за вами не пришлось переделывать. Потому что переделывать будете тоже вы.
Я улыбнулся, и ребята, кто поохотнее, уже засуетились. Начали хватать грабли и мешки.
В строю остались шесть человек, стоявших так, будто корни пустили. Один зевал, другой ковырялся в телефоне… ну и Милана.
– Так, ребятки, ну а теперь – самая лёгкая часть работы. Вы пойдёте красить ворота и турники.
Милана закивала, она и так вызвалась добровольцем. Кстати, любопытно, откуда у неё навык что‑то красить – или маникюр сама себе делает? Тоже какой‑никакой, но навык. А вот парни напряглись и переглянулись.
– Это сложнее, чем грабли, Владимир Петрович! А вы говорили, что это легче…
Я развёл руками, делая невинное лицо:
– Я пошутил.
На секунду воцарилась тишина, потом тот самый Смирнов выдохнул:
– Блин… надо было соглашаться на грабли.
– Надо, Федя, надо, – сказал я с улыбкой. – А теперь поздно.
Ребята застонали, Смирнов театрально закатил глаза.
– Ну вы же сами сказали, что это будет легче. Мы думали, возьмём что‑нибудь попроще.
– Вот видишь, – я усмехнулся. – Индюк тоже думал, да в суп попал. Вам, парни, будет уроком на будущее, что верить на слово нельзя.
Я постучал пальцем по банке с краской.
– Так что кисти в руки, и чтоб всё блестело, как в кремлёвском парке.
«Художники» тяжело вздохнули, но пошли. Один нёс банку, другой – кисти, третий – гримасу обречённого «солдата».
Школота медленно рассосалась по двору. Я стоял и наблюдал. Солнце било под углом, свет скользил по листве, и было видно, сколько здесь за осень навалилось добра – листья, мусор, окурки, пластиковые стаканы. После листопада двор, похоже, вообще не трогали. Школьный двор был в слое листвы. И по‑хорошему тут рота дворников не справится.
Но ребята молодые, втянутся… по крайней мере, именно так я думал поначалу. А вот дальше моё мнение насчёт «справятся» начало меняться на диаметрально противоположное.
Первым делом я глянул на ребят, что взяли грабли, и картина была та ещё. Один держал грабли за самый конец черенка. Другой, наоборот, схватился почти у зубьев и елозил по земле, будто гладил кошку.
Листву они не гребли, а сдвигали с места, потом пытались прижать ногой, при этом ржали. Кастет зачем‑то стал граблями «тыкать» в землю, будто пытался насадить листья на зубцы, как шашлык.
– Во дают, – пробормотал я.
Тем временем неподалёку, возле турников, началось представление номер два. Такое же занимательное и содержательное, как первое.
«Художники» взяли банки с краской и кисти. Кисти были не новые – на щетине были засохшие комья старой краски, как камень. Но парни даже не удосужились их размягчить или очистить, просто начали тыкать прямо в банку. Не ну а что? В их системе координат и мировосприятия ребят ничего не смущало.
– О, густо берёт! – радостно сказал Смирнов и тут же шлёпнул кистью по железной перекладине.
Краска легла неровным, жирным пятном, прямо поверх грязи и пыли. Второй паренёк стал её размазывать, оставляя разводы и комки.
То, что они делали, к покраске не имело никакого отношения. Милана тоже не помогла: вместо того чтобы красить, она отошла в сторонку и начала переговариваться с кем‑то по телефону. Вот тебе и «команда ух».
Я прекрасно понимал, что такими темпами мы далеко не уйдем. Вернее, в принципе вообще никуда не уйдем…
Глава 3
Я стоял, смотрел, как они возятся, и внутри у меня уже начинало закипать. То, что эти пацаны и девчонки никогда в жизни не держали грабли и даже кисти, я понял почти сразу.
Я вздохнул, подошёл ближе и сказал громко, чтобы каждый услышал:
– Вы что, никогда ничего не красили и не убирали, что ли?
Кирилл поднял глаза, будто вопрос поставил его в тупик.
– Нет, – ответил он. – Никогда.
– А батя не учил? – уточнил я.
– Да у меня батя бутылку водки даёт соседу по общаге, – ответил парень с усмешкой. – Тот приходит, всё делает, чё по дому.
– А у меня батя, что не для того учился, чтобы руки марать.
– А у меня мама мастера на час вызывает. Говорит, дешевле, чем потом стены переделывать, потому что у бати руки из жопы растут.
Раздался дружный смех. Я дал молодым пару секунд повеселиться, потом резко оборвал гомон.
– Цыц, разговорчики!
Тишина встала мгновенно.
Я посмотрел на них внимательно, понимая, что передо мной стояло поколение, которое ничего не знало про мозоли, про запах краски, про тяжесть железа в руках. Ни один не понимал, что значит «сделать сам». У всех – сервисы, мастера, кнопки на телефоне.
Перекос времени, если так можно сказать, был налицо. Молодёжь, воспитанная ещё на советских идеалах, привыкла всё делать своими руками.
Подавляющая часть мужиков умела делать практически всё – и по дому что починить, и движок, если надо, перебрать, и косметику в квартире навести. А эти… вон, на кисть смотрят, как на древнее орудие пыток.
