Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Не прошло и минуты как из-за двери поинтересовались у них старческим голосом:

— Кто там?

— Здравствуйте, — произнёс полковник. — Простите, не припомню Вашего имени-отчества. Меня зовут полковник Кравцов. Я к Вам уже не раз приезжал. Помните?

— Полковник? Помню, — сказали из-за двери открывая её.

На пороге оказалась, одетая в пальто на нижнюю одежду, пожилая женщина, в которой угадывалась бабушка Васина.

— А что случилось? Что-то с Верочкой?

— Ничего серьёзного. И с Верой Сергеевной всё хорошо. Мы по другому вопросу Вас побеспокоили, — успокоил Кравцов хозяйку дома и спросил: — Скажите: Саша у Вас? Он дома?

— Да. В доме спит. Ещё рано же, — поправляя пуховый платок на голове, произнесла она. — А что случилось-то? Он что-то натворил?

— Нет, что вы. Нам просто очень срочно нужно с ним поговорить. Где он?

— В комнате. В новой. Точнее в сенях.

— А можно с ним поговорить? — поинтересовался сопровождающий знакомого полковника генерал.

— Можно. Но он спит, наверное. Вчера весь день трудился. Хорошо соседей нет — все разъехались. А то бы непременно у окон собралась бы вся деревня. Так что спит после работы весь уставший.

— Что за работа?

— Не знаю. Песни, наверное, сочиняет. Или стихи. Он вчера закрылся. Сказал, что будет творить и чтоб я его ни в коем случае два дня не беспокоила. Вот всё там и сидит и оттуда и не выходил.

— Так мы пройдём? — перешёл к делу Кравцов.

— Да, конечно. Проходите. Прямо по коридору и слева дверь.

— Что ж не ел он ничего целый день? И в туалет не ходил? — поинтересовался Петров.

— Как же не ходить… Ходил, наверно. Просто я не слышала. Он петь начал, а я в город уехала за продуктами. Приезжаю, тишина. Послушала, спит наверно.

— Эта комната? — показал на дверь генерал. — Тут же холодно — не отапливается. Он что закаляется?

— У него там обогреватель стоит. В домке говорит жарко, — пояснила пожилая женщина.

Петров постучал костяшками пальцев по деревянной двери, а потом попробовал открыть.

Дверь оказалась заперта.

— У Вас есть запасной ключ? — обратился он к хозяйке.

— Тут не на ключ. Тут на крючок изнутри запирается, — пояснила она.

— Саша. Открой, пожалуйста, дверь. Это генерал Петров! — ещё сильнее постучал генерал и прикрикнул: — Васин! Открывай!

— Да он, наверное, спит, товарищи военные, — предположила хозяйка.

— У нас есть другая информация, — произнёс Петров, и собрался было выбить дверь плечом, благо его вес под сто двадцать килограмм и рост это позволяли. Но был остановлен коллегой.

— Погоди, — произнёс Кравцов, отодвинув генерала. Повернулся к хозяйке и спросил: — Дверь закрыта на крючок?

— Да, — ответила та.

Кравцов осмотрел щель между полотном и косяком двери и попросил нож, линейку или длинную спицу.

Через минуту дверь была открыта с помощью ножа. Полковник аккуратно просунул лезвие в щель и приподнял крючок.

— Тут свет есть? — входя внутрь сеней, спросил Кравцов.

— Да. Справа, — ответила пожилая женщина, стоящая позади.

Полковник пошарил рукой на стене и через секунду «вспыхнула» тёмно-жёлтым светом одиноко висящая посреди потолка сорокаваттная лампа.

— Э-э, Саша, — прошептала бабушка, закрыв рот рукой.

— Васин?! — обалдел от увиденного генерал.

— Ну ничего себе! — присвистнул Кравцов, осматривая обстановку, которую смело можно было назвать — обстановкой скорби, печали и обречённости.

Тусклая лампа покачивалась под невысоким потолком, покрытым серо-коричневой обёрточной бумагой, на подобии которой заворачивают в магазинах сосиски и колбасу, освещала и без того мрачную картину, представшую пред очами незваных гостей, навевая грусть и тоску.

Две стены обклеены обычными газетами, уже пожелтевшими от старости. Другие две стены серо-зелёными обоями, которые находились в плачевном состоянии, ибо были оборванны. В одном углу стоял светло-коричневый шкаф с повисшей на одной петле дверью, который явно уже рассохся. В другом углу находился сорокалитровый алюминиевый бидон без крышки, на котором лежала доска, а на ней стоял импортный телевизор. Рядом на грязном полу, застеленном мешковиной, стояли видеомагнитофон и видео камера. Весь пол был усеян пустыми и не очень бутылками из-под водки, вина и пива. Посреди помещения была сделана самодельная тренога из бамбуковых удочек, связанная веревками и синей изолентой. В свою очередь к ней, всё той же изолентой, был примотан большой серый микрофон.

В третьем углу рядом с работающим обогревателем стоял на половину опустошенный ящик из-под водки.

Сам же виновник и источник проблем лежал в полусогнутой позе на металлической кровати без матраса и подушек, держа при этом в руке не допитую бутылку.

— Кравцов проверь, он жив? — скомандовал генерал.

— Да, жив он. Куда он денется. Видите, как храпит, — сказал полковник, но на всякий случай подошёл и проверил пульс. Потом присел на корточки, приблизил свою голову к лицу Васина и принюхался. Не довольно поморщился, после чего констатировал: — Живой. Пьяный только. Свежачок. Недавно выпил. Водярой так и прёт.

— Васин, ты меня слышишь?! — подошёл к подопечному Петров и потеребил того за плечо. Один раз, другой… Реакции у напившегося малолетки не было никакой. Повернулся к его бабушке и, нахмурив брови, строго спросил: — Как же вы такое допустили?

— Так и не знала я ничего, — развела руками та, озабоченно глядя на внука. — Что ж это у него случилось в Москве вашей, что он так напился?

— Вот и нам бы хотелось это узнать, — поднимаясь, сказал Кравцов.

— И часто у него такое бывает? — спросил генерал ни к кому конкретно не обращаясь.

— Никогда такого не было, — ответила престарелая женщина, помотав головой. — Саша хороший и добрый мальчик. Он никогда не пил и уж тем более не напивался. Никогда!

— Я тоже не замечал, — почесав себе подбородок, солгал Кравцов, который не раз видел загулы гениального юнца, в том числе и в Германии.

— Значит действительно что-то случилось, — подвёл итог Петров.

— Что же делать? Надо бежать к председателю, наверно. У него в доме телефон есть. Матери, что ли позвонить надо? Пусть приезжает?! — забеспокоилась хозяйка.

— Позже позвоните. А сейчас принесите, пожалуйста, полотенце, таз со снегом и кастрюльку тёплой воды. Сейчас мы вашего внука будем в чувства приводить, — сказал Кравцов и, улыбнувшись, в предвкушении потёр руки.

После разнообразных процедур, примерно через полчаса, военным удалось добиться от, так и не протрезвевшего до конца, подопечного более-менее внятное объяснение причины его неожиданного загула.

Точнее сказать, причин этих было сразу несколько и можно даже сказать — много. Не зря в народе говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вот и тут так вышло. Васин мямлил без остановки. Кравцов вёл допрос, а генерал фиксировал важные моменты себе в тетрадь.

Кроме всего прочего Васин говорил, если, конечно, это можно назвать словом «говорил» — скорее бормотал в беспамятном полубреду, вот о чём:

— Мало того, ик, что они мне постоянно, ик, ничего снимать не дают, ик… Мало того, ик, что из комсомола хотели исключить, ик. Так ещё и дис… дискрен… ик… дискрендентировать хотели! Перед народом нашим дискрендитировать!! Сволочи… А за что? Ик… Ик… Ик… За что?!?! Ик… За то что я несу, ик, культру, ик, в мазззсы?.. Ик…

— Что значит дискредитировать? — уцепился за фразу генерал и, видя, что допрашиваемый начинает плыть, закрывая глаза, быстро добавил: — Кравцов, спросите его.

— Саша, Саша, не спи, — аккуратно постучал полковник по щекам подопечного. — О какой дискредитации ты говорил? Кто это хотел сделать?

— Я не знаю, ик… Но, ик, они меня песню не подходящую, ик, для конкурса хотели петь, ик, заставить.

— Какую песню? — стал уточнять генерал и Кравцов вновь расшевелил Васина.

Тот потёр глаза и, постоянно зевая и икая, стал рассказывать про готовящуюся провокацию. И чем дольше тот рассказывал, тем больше военные убеждались, что готовилась именно провокация. По-другому такое действо назвать было нельзя.