Последний Герой. Том 1 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— За пьянку, — перебил полкан и прищурился. — Вот и выходит, что веры теперь и нет. Спасибо, доктор, за работу, но вы свободны.

Врач что-то пробурчал под нос, дескать, неизвестно, что у вас тут творится, и всё-таки вышел.

Второй полицай — подполковник, тоже немолодой, но холёный, с лицом неглупым и наглым. Шагнул к двери и плотно её закрыл. Щёлкнул замок. В палате стало тихо.

Улыбки сползли с морд посетителей, и теперь уж не осталось никаких сомнений — не нравятся мне эти гуси.

— Ну что, герой, — проговорил полкан таким тоном, будто я ему должен и скрываюсь полгода. — Устроил ты, конечно…

Судя по званию и повадкам — это начальство того самого Ярового. Теперь, считай, и моё.

— Хотел, кхм, экран поправить. Голова закружилась… — выдал я на ходу. — Ну и… Хлипкий, видать, кинескоп. Не то что у «Горизонта».

— Да чёрт с ним, с телевизором, — поморщился полкан. — Я про вчера. Как ты так, на рабочем месте?..

Почему лицо этого начальника казалось до боли знакомым? Лысый, как коленка старого урки, с пузом, вторым подбородком, а взгляд — сверху вниз с лёгким презрением. Всё при нём, всё указывает — начальство, блин.

Где ж я тебя видел, голубь сизокрылый? Почему ты мне так знаком? Не встречались ли мы по прошлой жизни?

— Несоблюдение техники безопасности в служебном кабинете, — вклинился в разговор подполковник, подавая казенный табурет шефу. Оба сели. Смотрят. Сейчас начнут грузить.

Хотелось спросить: а вы вообще кто? Кто по жизни? Я полез в память тела, в котором теперь обитал, но нет — глухо. Как с ваучером: знаешь, что был, а где он теперь — хоть убей. Память выборочная, как в с похмелья. Тут помню, тут не помню.

Но стоило об этом подумать, как всё-таки всплыли куски. Ожог. Удар током от… шайтан-машины, мать её. Падение. Темнота.

А перед этим — женщина. Ух! Волевая, темноволосая, задница — как с обложки.

Кобра. Точно. Вспомнил.

— Я не виноват, что у вас… у нас в отделе техника бракованная, — сказал я, глядя на подполковника.

Ничем ведь не примечателен, кроме погон. Заглядывает начальству в рот, кивает — типичный кадровик. Ну да точно, начальник кадров — снова что хотела, то и подсказала память.

— Ты вот что, Яровой… — снова начал лысый, прокашлявшись в кулак.

И тут же в голове всплыло: «Морда». Так его звали в отделе. Прозвище, а вот имя с фамилией не вспоминались. Не заслужил, видимо.

— Подпиши объяснение по факту несчастного случая, — сказал он, расстёгивая портфель и доставая лист бумаги. Белый.

Протянул мне его, а документ-то отпечатан на принтере. Не матричном — на модном, лазерном. Такого у нас в РОВД отродясь не было.

Живут, гады. А я до последнего дня на «Ятрани» хреначил. Добрая была машинка, только каретка заедала.

— Это что? — взял я лист в руки.

— Яровой! Ты как с начальником разговариваешь⁈ — вскипел кадровик. — Бери и подписывай!

— Владимир Степанович, погоди, — осадил его Морда. — Он пока, видимо, не в себе…

— Есть такое, — хмыкнул я. — Даже вас плохо помню.

— А я тебе напомню, — не унимался кадровый фанат дисциплины. — Как выйдешь с больничного — принесёшь мне тетради по служебной и морально-психологической подготовке. На проверку.

Спорить я пока не стал. Рано. Ещё просекут, что я не тот, за кого себя выдаю — и всё, дурка обеспечена.

Пока — играем в Максимушку. Не себя. А того. Молодого. А значит, вид надо делать — пытливый, но чуть с придурью. Такой, типа, как у Лёни Голубкова: «Я не халявщик, я партнёр».

И я пробежал глазами объяснение, отпечатанное якобы от моего имени. Читаю — и глаза на лоб лезут. Оказывается, я, значит, рухнул не в кабинете, а в толчке. Поскользнулся, мол, на брызгах или прочем «культурном наследии». До меня туда, якобы, бомжей водили грабли мыть, чтоб пальцы откатать, а они — извините — напрудили.

Это что получается? Лейтенант в сортире в мочу нырнул?

Нет, братцы. Так не пойдёт. Он теперь — это я. А значит, и вся его «репутация», которая и так явно на соплях держится, — теперь на моих плечах. Мне теперь за него всё и разгребать.

Нет, я не горел желанием служить в этой вашей… полиции. Само слово режет слух. Как выберусь — уволюсь к чёртовой матери. Пойду в охрану, вышибалой где-нибудь. Хотя такого дрыща, конечно, вряд ли кто возьмёт. С другой стороны…

Да, это важно, ради этого можно и потерпеть. Валета мне проще достать, если останусь внутри, в системе. Да и в УГРО можно попробовать перевестись.

Кобра… В голове всплыло её лицо. Начальница уголовного розыска. Именно она моего предшественника и отшила — не взяла к себе. Типа, стержня нет. Ха.

Ржавые наручники!.. Баба — начальник УГРО? Милиция теперь зовется «полиция»! Куда вы, ребятушки, страну привели? Ельцин-то куда смотрит?

— Я такую лажу… то есть объяснительную — подписывать не буду, — наконец, сказал я.

— Послушай, ты… — лысый перестал косить под доброго копа. — Ставь подпись. Или хочешь взыскание схлопотать?

— Выговор — не триппер, — невозмутимо пожал я плечами. — Носить можно.

Полкан понял, что нахрапом меня не прошибёшь. Пока я на больничном — руки у него коротки. И довольно быстро сменил пластинку. Смягчил голос, пошёл в обход:

— Тут такое дело… Если в служебке всплывёт этот аппарат, с области к нам проверка нагрянет. По линии пожарной безопасности. Шерстить будут, копать. Оно тебе надо? Родное подразделение подставлять?

— Акт составим, что аппарат бракованный, — хмыкнул я. — Если надо — гражданских технарей подключим. Как два пальца об асфальт.

— Яровой, да подписывай ты, — уже пылал краской полковник. — Это приказ.

— Я пока на бюллетене, товарищ полковник, — развёл я руками. — Приказам не подчиняюсь. Что-то у меня голова разболелась. Давайте позже к этому вопросу вернёмся.

— Да он совсем охренел, — подтявкивал кадровик сбоку.

А я задумался.

Вон какая делегация. С чего такая суета из-за какой-то кофеварки? Что вы там скрыть пытаетесь, ребята?.. Не, неспроста это.

— Лучше скажите, товарищи начальники, — спокойно произнёс я. — В чём, собственно, собака зарыта? Что за бодяга с этой вашей кофемашиной?

Вот этого они явно не ожидали. Видать, мой предшественник был чем-то вроде офисной тумбочки — безмолвной и удобной. Не вякал, короче. А тут!

Ответом стали тирады. Угрозы. Нравоучения. В общем, классика. Когда нечего сказать — начинают пугать.

Не переубедили. Хотя я и не борзел слишком, так, отбрехивался по-тихому — понимал, работать с этими дурогонами, возможно, придётся, если решу всё же в полиции задержаться. Не угасала мысль, что гражданскому никто не даст добраться до Валькова, а у мента много чего есть — доступ, картотеки, полномочия.

— Вот! — не выдержал полкан, вскочил, подошёл к окну, распахнул. — Смотри, Яровой. Что видишь?

Я поднялся, надел тапочки, глянул наружу. За территорией больницы торчал здоровенный рекламный щит. Агитация. Голосуй, поддержи, выбери…

А на щите — довольный Валет. Вот ты где, сука. Морду свою по всему городу развесил. Гнида. Я аж зубами скрипнул.

— Рожу бандитскую вижу, — выдохнул я.

За спиной ахнули — прямо удар сейчас кого-то хватит.

— Какая рожа? Это Герман Сильвестрович, меценат, между прочим. Кандидат в мэры, — раздраженно проговорил начальник.

— А раньше он кем был? В девяностые? — прищурился я.

Но тот сделал вид, что не расслышал.

— Он, между прочим, этот аппарат нам и подарил. Спонсорская помощь. А теперь представь, что будет, если информация просочится. Ушлая пресса и хейтеры сразу раструбят — мол, кандидат людям фуфло суёт, сотрудников полиции кофеваркой калечит. Случайность эту раздуют — такой хайп будет! Ты же понимаешь, это удар по репутации уважаемого человека…

Хейтеры… хайп… На каком языке они говорят?

— Так вы, значит, за мецената печётесь? — хмыкнул я. — Пусть тогда прессе отстегнёт, у него бабла вагон, всегда много было. Хотя, слушайте… Не жидковато ли — на целый отдел одну кофеварку? Меценат ещё, тьфу.