План битвы (СИ) - Ромов Дмитрий
— Не то слово, — соглашаюсь я. — Она в какой палате, кстати?
— Да, вот здесь прямо, в первой. В отделение заходишь и вот её палата сразу.
— Соседей много?
— Нет, она одна там лежит, как королевна. Ну чё, правда подежуришь?
— Конечно, правда. Иди, отдыхай.
— В принципе врач сказал, типа ничего страшного, можно домой идти, завтра может её выпишут даже. Так что…
— Ничего, дядя Гена, я посижу.
Гена уходит, а я, приоткрыв дверь в отделение, некоторое время наблюдаю за первой палатой. Туда приходит медсестра, приносит таблетки, а вскоре уходит, и я слышу, как она желает Наташке доброй ночи и говорит, что утром снова придёт.
В удачу поверьте— – И дело с концом. Да здравствует ветер, Который в лицо! И нет нам покоя, Гори, но живи! Погоня, погоня, Погоня, погоня В горячей крови.
Подождав, пока медсестра скроется из виду, я делаю три шага, пересекая коридор и оказываюсь в палате. Вхожу и замираю, привыкая к темноте.
— Егор, это ты? — слышу я тихий голос Наташки, такой знакомый и такой дорогой.
— Да, — отвечаю я. — Ты не против?
— А я всё ждала, когда же ты придёшь, — шепчет она. — Мне так много нужно тебе сказать…
Мне тоже… Мне тоже…
24. Конспирация, конспирация и еще раз конспирация, товарищи
Глаза быстро привыкают к темноте, и я различаю очертания предметов. Наташкина кровать стоит у окна. Я тихо подхожу к ней и присаживаюсь на край. Какое-то время мы молчим. Тусклый жёлтый свет, идущий от уличного фонаря, попадает на её лицо, превращая его в светящийся волшебным светом янтарь.
— Как ты?
— Ничего, — слабо улыбается она. — Почти нормально, но я не уверена, что это от удара.
— А отчего? — хмурюсь я.
— Может… — она начинает и прерывается на мгновенье. — Может быть, это от того, что сейчас ночь, мы одни и ты сидишь на моей постели очень близко ко мне, и я даже могу чувствовать твоё тепло…
Я беру её за руку, и она снова улыбается.
— Знаешь, в последние дни я много думала и кое-что поняла…
— Не обязательно говорить об этом…
— Нет-нет, я должна сказать. Я поняла, что я такая дура, просто непроходимая идиотка и самовлюблённая эгоистичная курица.
— Что? — спрашиваю я со смехом. — Это ты после удара осознала?
— Нет, ещё до него. Хотя… хотя ты прав, давно надо было дать мне по башке… Я поняла, что ты…
Она снова замолкает и не решается продолжить, но помолчав и собравшись силами заканчивает:
— Что ты… меня на самом деле любишь. А сегодня я увидела, от чего ты пытаешься меня оградить и защитить.
Мне становится не до смеха. Я внимательно всматриваюсь в её лицо и мне кажется, из её глаз выкатываются маленькие бриллианты. Я протягиваю руку и пытаюсь нащупать эти светящиеся драгоценности, но от моего грубого прикосновения они мгновенно тают и становятся жидкими.
Да, наверное, так и есть. Наверное, это правда и эта глупышка, неразумное дитя, неопытная юная дурочка поняла то, что я умудрённый долгой жизнью мужик не хотел понимать до этой минуты.
— И я тоже, — продолжает она, — я тоже тебя очень люблю. У меня даже мозги отшибает от этого, правда…
Я кладу указательный палец, влажный от слёз, на её тёплые мягкие губы, но она поворачивает голову, освобождаясь от этой печати на своих устах.
— Мне правда нужно всё это тебе сказать, — шепчет она. — Этот… Денис, он… он наговорил мне всего и вскружил голову, и я подумала, что смогу тебя забыть, понадеялась, что он заменит в моём сердце тебя…
Ох, пожалуйста, только не надо про Дениса. Мне совсем не хочется о нём слышать. Знать, помнить о нём не хочется.
— Но это была очередная глупость, — продолжает она. Я была настоящей дурой, идиоткой. Ты, наверное, никогда не простишь меня за это. Могу тебя понять… Я…
Я не даю ей договорить и залепляю рот поцелуем. Я чувствую её трепет и нежность, и вкус слёз, текущих по её щекам, и сладкую свежесть юной плоти, и огромную силу огня, скрытую в этом хрупком теле.
Я глажу её густые тяжёлые волосы, запускаю в них пальцы и целую её глаза, уши, дрожащую шею и острые ключицы. Я стягиваю с её плеч пижаму и высвобождаю острую девичью грудку, я сжимаю её и целую, ощущая внутри себя не просто томление и неуёмную, дикую, незнакомую до сих пор жажду, я чувствую нежность и что-то ещё, очень чистое и звенящее, юное и свежее…
— Не надо, — шепчет она, — пожалуйста… Егор…
Этот хриплый возбуждающий шёпот делает её ещё слаще, ещё желаннее…
— Я так сильно люблю тебя, — продолжает она, — я так сильно хочу этого… Прикажи, и я сделаю всё, что ты скажешь, так, как ты захочешь… Но, пожалуйста, не приказывай этого теперь, пусть мой первый раз будет не таким, не в больнице…
Меня словно плетью протягивают. Я вздрагиваю и замираю.
— Я знаю, — горячо шепчет Наташка, — тебе нужно многое сделать, и сейчас тебе не до меня. Но я буду ждать. Столько, сколько нужно и всегда буду только твоей. И я не буду глупо ревновать, но приду по первому твоему слову. Ты можешь быть спокоен, больше я не буду дурой, я буду твоей умной девочкой. Я ведь всё поняла. И потом, когда ты решишь, что время пришло, ты позовёшь меня и мы уже никогда больше не расстанемся. Я буду твоей опорой, любовницей, другом, вещью, матерью, дочерью — всем, чем захочешь. Всегда. До самой смерти. И никогда ничем не попрекну тебя. Я обещаю. И ты никогда не пожалеешь…
Я сжимаю её в своих объятиях и нежно целую, а потом мы лежим, прижавшись друг к другу до самого рассвета. А когда небо начинает розоветь, я тихо выскальзываю из палаты, оставляя свою боевую подругу, спасшую мне жизнь, мирно и счастливо сопеть и наслаждаться снами о нашем прекрасном и безоблачном будущем.
Перед тем, как вернуться домой, я пробираюсь в палату к Татьяне, коррумпировав и очаровав пожилую медсестру. Таня тянет ко мне руку и глаза её начинают блестеть от слёз. Вот такой период в жизни, одни слёзы и сопли.
— Спасибо, — хрипит она.
Ну вот дура же, а жалко.
— Тише, Танюша, тише. Тебе нельзя говорить. Всё хорошо, всё уже позади. Урод этот в тюрьме и теперь вряд ли выйдет. Так что ничего не бойся. Ты молодец, что мне позвонила.
Надо было в милицию, конечно, звонить, ну, хотя бы так. Хотя бы с Киргизом вопрос решился и теперь можно жить спокойно, хоть и в рамках парадигмы «и вечный бой, покой нам только снится».
Я даю Тане инструкции, что говорить, а что не говорить, включая прописку и место работы. Она закрывает глаза, показывая согласие и понимание важности сказанного мной.
Домой я прихожу рано, родители ещё спят, а Радж, благодаря врождённому чувству такта, не устраивает дикий лай, а лишь глубоко и хрипло дышит, сонно виляя хвостом.
Прогулка, лёгкий вариант растяжки под жизнеутверждающие утренние радионовости, душ и вот перед вами человек полный сил и энергии.
— Ты во сколько вчера заявился? — недовольно спрашивает мама, заставая меня готовящим завтрак.
— Производственное совещание затянулось, — развожу я руками. — Берём повышенные обязательства.
— Врунище ты, Егор, — качает головой мама. — И в кого такой? Мы с отцом в жизни не лукавили никогда.
Правда что ли? Я даже не сдерживаюсь и коротко всхохатываю.
— Что ещё? — хмурится мама.
— Ничего. Сегодня мы с Платонычем на охоту уезжаем.
— Куда? С ума сошёл? Андрей, нет ну ты сделай уже что-нибудь с сыном своим.
— Что? — хмурится отец, заходя на кухню.
— На охоту собрался.
— Мне талон на фабрике дали, — меняю я тему.
— Какой ещё талон? Но отстрел лосей?
— Нет, — улыбаюсь я. — На румынскую стенку.
— Ты что! — всплёскивает руками мама, сразу забывая про охоту. — Это ж сколько денег надо!
— Я уже его отоварил, в кредит, естественно. Ничего, выплачу. Я же зарплату получаю. Так что завтра привезут, надо, чтобы после обеда кто-то дома был. И я на машину записался. У нас там оказывается снабжение ничего так. Но, для руководства только, сами понимаете, так что особо не распространяйтесь, пожалуйста.
Похожие книги на "План битвы (СИ)", Ромов Дмитрий
Ромов Дмитрий читать все книги автора по порядку
Ромов Дмитрий - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.