Тверской баскак. Том Пятый (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Я же вслед за ордынцами не пошел, а, дав войску пару дней на отдых, развернулся строго в перпендикулярном направлении. Сделав двухдневный переход на север, я встал лагерем под стенами города Ахен. Грабеж Фландрии и Северных провинций Франции меня мало интересовал. Куда важнее было закончить начатое в Германии.

Союзные герцоги поначалу ломанулись вслед за монголами, но их азарт быстро остыл. Как только сиятельные сеньоры окончательно уверились, что я с ними во Фландрию не пойду, они вдруг осознали, что их желание поживиться, входит в прямое противотечение с нежеланием встречаться с монгольскими военачальниками. Люди не глупые, они сразу поняли, что без моего посредничества, любой контакт с монголами мгновенно доведет дело до прямого столкновения, а им этого бы очень не хотелось. Все они уповали на мое обещание, что еще до весны монголы уйдут в степь и надеялись дотянуть до этого времени, оставаясь в живых.

В общем, германские союзники безобразничали где-то неподалеку в восточной Фландрии и Брабанте. Монголы же ушли дальше на юг и грабили уже Нормандию и Шампань, а я стоял под Ахеном. Я ждал ответа на свои письма, что разослал архиепископам Майнца, Кельна и Трира. В них я уверял добропорядочных князей церкви, что не держу обиды и все еще жду их в Ахене, где они смогут загладить свою вину, отдав свой голос за Конрадина.

Эта переписка затянулась почти на полтора месяца. Святые отцы отчаянно торговались, но страшный разгром короля Людовика был тем аргументом, с которым им трудно было спорить. В конце концов заручившись моим обещанием их личной неприкосновенности, они согласились прибыть в Ахен.

За это время разгульная жизнь монголов во Франции закончилась. Пока можно было безнаказанно грабить, они не особо переживали из-за моего отсутствия, а вот когда начались серьезные трудности, то вспомнили. Их все плотнее обкладывали в Нормандии и возможностей для маневра становилось все меньше и меньше. Вокруг одни города да замки, и в каждом засели враги, которые только и ждут, чтобы ударить в спину. Все чаще стали пропадать маленькие отряды и фуражиры, к тому же король Людовик с братом Карлом вновь собрали армию. Это, конечно, была уже далеко не та армия, с которой Людовик начинал свой крестовый поход, но и с ней, острожный Берке не захотел вступать в бой. И вот тут мое отсутствие послужило ему отличным предлогом, чтобы развернуть тумен в Германию.

Монголы двинулись обратно тем же маршрутом, что и пришли во Францию. Сначала вышли к Намюру, а оттуда в долину Сеньяль. Встав там лагерем, Берке и Абукан затребовали меня к себе на «ковер» для объяснений.

Наверное, я мог бы послать их к черту, и они бы утерлись, но я постоянно держал в уме, что Берке без пяти минут властитель Золотой Орды. Ссориться с Ордой в мои планы никак не входило! Не то, чтобы я все еще опасался большой войны со степью, нет! Просто я смотрел на Золотой Сарай как на тот амбарный замок, что может перекрыть торговый путь из Балтики в Иран и похоронить все мои стратегические замыслы. К тому же, по моим расчетам, весть о смерти Улагчи уже должна была достичь монгольского лагеря, но никаких признаков этого не было. Почему⁈ Ответ на этот вопрос тоже нельзя было получить, не встретившись с Берке, и я поехал.

Сейчас вот молча стою и стоически выслушиваю идиотские претензии Абукана. Про неисполнение приказа, это чушь! Они даже не звали меня! Эту часть я могу оставить без ответа, а вот с союзными герцогами дело куда серьезнее и тут надо выкручиваться.

Я мог бы сказать им правду, что все курфюрсты сейчас на пути в Ахен, где через неделю состоится-таки судьбоносное заседание. Что сейчас это куда важнее, чем их желание увидеть унижение германцев! Мог бы, но я знаю, что для Берке и Абукана это не аргумент. Гордыня и эйфория победы все еще пьянит им кровь, а без преклонения покоренных князей удовлетворение далеко не полное. Они жаждут увидеть немецких герцогов, ползающими у своих ног, а я, по их мнению, лишаю их этого удовольствия.

— Так, где же наши союзные князья⁈ — Это уже подал голос Берке. — Почему до сих пор никто из них не выразил нам своего подчинения⁈ Такое неповиновение должно быть наказано!

Несмотря на прозвучавшую угрозу, решаю придерживаться плана и валить все на указ Бурундая и свое непонимание монгольских традиций.

Склонив голову, прикладываю обе ладони к сердцу.

— О, многомудрый Берке, здесь нет ни капли неповиновения. Возможно, есть моя вина, но я лишь хотел поскорее исполнить указ великого Бурундая. Я отправил всех герцогов в Ахен, на выборы императора, дабы вся эта земля уже безвозвратно приняла власть Великого хана! — Выдержав испепеляющий взгляд Берке, добавляю. — Вы можете направить копыта своих коней к городу Ахен и там принять присягу у покоренных князей Германии.

Я говорю много и витиевато, лишь с одной целью, потянуть время. Бесконечно это продолжаться не может, и кислое выражение на лице Абукана вдруг взрывается гримасой ярости.

— Ты совсем обезумел, урусс! Это жалкие рабы должны приползти к нашим ногам, а не наоборот! Не могут монгольские нойоны следовать за рабами своими!

Он резко повернулся к Берке.

— Я же говорил, дядя! Надо было казнить одного из этих германцев для примера остальным. — Его взгляд молнией вонзился в меня. — А этому болтливому уруссу следует вырвать язык, дабы он не чернил нас своим поганым ртом!

Я смотрю прямо в глаза Берке и вижу, что, в отличие от своего малахольного племянника, тот понимает, что для подобных решений у них ныне маловато силенок. Для таких разборок нужно, по крайней мере, дождаться соединения с туменами Бурундая.

Ситуация для него неприятная, и я, уже привычно, помогаю ему из нее выйти.

— Зачем нойон Абукан так нервничает! Никто не желал обидеть славного нойона! Я лишь выполнял указ Бурундая. Пусть германские герцоги присягнут Конрадину и станут подданными Великого хана. Потом они все будут молить о милости у ваших ног, и если кто-то воспротивится, то я сам приведу их к вам в цепях!

— Урусс кормит нас пустыми обещаниями! — Не сдерживаясь, оборвал меня Абукан. — Раньше он говорил, после битвы, теперь, после выборов, а дальше что⁈ Я не верю ему!

В этом и отличие Берке от Абукана. Тот тоже не верит мне, но не кричит об этом, ибо понимает, за свои слова надо отвечать. Если у тебя нет сил наказать врага, не следует впустую грозить ему, иначе твои слова потеряют цену и превратятся в шум степного ветра. Так, примерно, звучит монгольская мудрость, которой всегда следует Берке и потому во всей Великой степи его почитают умным и дальновидным человеком.

Подумав немного, Берке изрек свое безапелляционное решение.

— Хорошо! Мы подождем неделю до окончания выборов.

'Ну вот, еще неделю я выиграл! — Мысленно поздравляю себя, поскольку считаю, что время играет на моей стороне. Я верю в предсказание Иргиль и жду, что со дня на день, должна прийти весть о смерти Улагчи. Она многое изменит и уж точно произведет переоценку ценностей в голове Берке.

Склоняю голову в знак почтительности к словам мудрого нойона, но исподволь слежу за происходящим. Вижу, как вдруг из крайнего угла юрты к Берке шмыгнул его доверенный слуга. Наклонившись к самому уху хозяина, тот что-то взволновано зашептал.

Вцепляюсь взглядом в лицо Берке, пытаясь уловить по нему смысл сообщения. И не зря! Привычно-непроницаемое выражение на миг сползает со скуластой физиономии, открывая гримасу удивленного потрясения и нежданной радости одновременно.

«Готов побиться об заклад, — мысленно оцениваю свое наблюдение, — такие эмоции могла вызвать только одна новость в целом Свете!»

На лицо Берке вновь легла обычная невозмутимая маска, но поведение его все же изменилось. Он как-то уж слишком живо начал сворачивать прием. Ничего больше не говоря, словно судьба герцогов его вдруг перестала интересовать, он махнул на меня рукой, мол иди, я тебя больше не задерживаю. Более того, он поднялся еще до того, как я покинул юрту, что было просто немыслимым нарушением этикета.