Было облачно, но не пасмурно. В небе, затянутым серыми тучами, кружили птицы. Когда солнцу удавалось на мгновение напомнить о себе, пробившись сквозь облака, отчетливо выделялся черный крест. Пожелтевшие от времени стены храма давно требовали ремонта. Его судьба, как и судьба тысяч других церквей, была печально — не восстановление, а поругание их ожидало, а их настоятелей — преследования, ссылки и расстрелы.
Я всмотрелся в лицо батюшки, стоявшего перед плотной толпой, надеясь разгадать его судьбу.
Он ждал, пока я подойду, нисколько не удивленный моим нарочито американским видом. Ни стетсоном, который надел, чтобы напомнить, откуда приехал. Ни костюмом с галстуком, сменившими косоворотку, в которой примелькался на людях за прошедший год. Ни кожаному пальто — не черному, как у чекистов, а бежевому, элегантному. Одним словом, американец. Его все и ждали.
Священник откашлялся и громко, на всю площадь, произнес короткую речь:
— Вы спасли наших детей от голодной смерти и тем самым спасли будущее нашей страны. Пусть мы поплатимся за грехи наши, но благодаря вам наши дети вырастут и увидят светлое будущее, не повторяя наших ошибок.
После этих неожиданных слов, подходящих скорее мирянину, а не священнику, вся площадь, как один человек, опустилась на колени, и дети в первых рядах протянули мне руки, словно прося подаяние. Этот порыв, эта волна любви, признательности нахлынула на меня как теплый прибой южного моря, выметая все мысли, заставляя сердце сжаться в ответной благодарности и смущении.
Я вздрогнул и, не зная, что сделать, просто отсалютовал батюшке и всем собравшимся, вскинув ладонь к своему стетсону. Развернулся и двинулся в сторону ожидавшей меня машины и Корчного, побледневшего, встревоженного и не знающего, что предпринять.
— Долги отданы, Степа! — подмигнул я чекисту, но не стал ему объяснять, что имел в виду.
Я ограбил Банк Московского купеческого общества взаимного кредита и с помощью его денег смог построить сытую, полную приключений жизнь в Америке. Катался как сыр в масле, пока Родина задыхалась от голода, крови и гноя. «Не по-пацански, Вася, стоять в стороне», — эта мысль однажды пришла мне в голову в Самаре и больше не отпускала. И я тратил и тратил свои деньги без счета, закупал и закупал продукты и другие нужные вещи, совсем не задумываясь, что наступит момент, когда мои финансы покажут дно. Покажут и покажут, плевать. Зато сколько спасенных жизней. Каждый мальчишка шести-семи лет, выживший в эту страшную годину — плюс один солдат в страшной войне с гитлеризмом. Каждая девочка — это будущая мать, способная не дать зачахнуть русскому корню. Все не напрасно. Жизнь прожита не напрасно.
Я покидал площадь с легким сердцем и чистой совестью. Как там сказал Ринг в Самаре? Feci quod potui faciant meliora potentes? Мало? Сделайте больше! Люди ждут.
