Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
– И в то же время желаете посадить на трон Франции наследников давно исчезнувшей династии, – буркнул Генрих фон Ибелин. – Может быть, я ошибаюсь, но я не могу верить этим людям. После гибели короля Дагоберта Меровинги изменились. И, по-моему, не в лучшую сторону. Вам, ваша светлость, не кажется, что пророчества последнего куплета песни этого пройдохи Лоррейна исполнятся как раз тогда, когда пчелы Меровингов закроют своими крыльями лилии потомков Карла Великого?
– Меровингам, семье де Транкавель, даны особые умения, – ответил на это Конрад. – И я думаю, что если Господь позволит нам вернуть корону людям, коим она принадлежала изначально – наследникам Хлодвига и Клотильды, благословленных Святым Ремигием, ничего страшного из этого не выйдет. Я уверен, что Меровинги, которых обидела Церковь, примирятся с Римом. Все вернется. Попомните мои слова, Ибелин, все вернется. Древнее право возобладает над грубой силой Карла Мартелла и ошибкой Папы Захария. И мир предсказаний Лоррейна будет не таким мрачным.
– Но если менестрель, о котором вы мне рассказали, – проворчал Ибелин, – окажется обманщиком, я его найду и прикончу своими руками. Нет, вы только подумайте – «И Ангел Тьмы на Лангедоль извергнет глад и мор»! Франция [21] – чужое для меня королевство, но я не хотел бы видеть его опустошенным…
Глава десятая
Paint it Black
2 октября 1189 года, день.
Мессина, королевство Сицилийское.
– Шевалье, мы же договорились – правду в обмен на правду. Мне неприятно говорить такое дворянину, которым, вы, безусловно, являетесь, но о своем происхождении вы лжете.
– А вам есть разница?
– Есть. Скажите что-нибудь на языке русских княжеств.
– Poshel v zadnitsu, stariy perdun.
– Не понимаю… Между прочим, я прожил два года в гостях у владетеля города Галич, Владимира. Произношение сходное, но слова мне неизвестны.
Казаков подумал и изрек:
– Паки, паки. Иже херувимы. Ох ты гой еси. Житие мое.
Ангерран де Фуа наклонил голову и посмотрел на Казакова, словно добрый психиатр, разговаривающий с пациентом, страдающим параноидальным бредом, осложненным парамнезией. По крайней мере, так показалось Сергею.
– Не то. Ладно, сударь. Не желаете отвечать – перетерплю. Но учтите, я знаю восемь европейских языков и не меньше дюжины разных диалектов. С герцогом Владимиром Галицким я говорил вполне свободно… Все, что я от вас услышал, не походит ни на один известный язык.
Разумеется. Наречие, используемое сейчас на Руси, отличается от разговорного русского языка, окончательно сложившегося только в XVIII веке, так же, как визгливый итальянский говор от высокой латыни. Древнерусский для Казакова на слух воспринимался бы как сербский или чешский языки – понятны отдельные слова, но не смысл фразы.
Ангерран продолжал наседать:
– Эти необычности наводят на размышления, правда? Не беспокойтесь, я ничего не расскажу Элеоноре. Просто логические умозаключения. Лучше поведайте, какие страны и города лежат к востоку от Иерусалима?
– Дамаск, Багдад, Киркук, Исфахайн, – блеснул Казаков эрудицией, будучи уверенным, что эти древние города наверняка существуют в двенадцатом веке. Следовательно, подловить его не на чем. Старый хрен устроил настоящий допрос с пристрастием. – Чуть севернее – Алеппо, Мосул и Конья.
– Я вами восхищен, шевалье, – покачал головой престарелый Ангерран. – Великолепно. Это если учесть, что вы ни слова не понимаете по-арабски и сами мне заявили, будто никогда не ездили в Святую землю. Боюсь, даже самые образованные монахи не назвали бы и половины перечисленных вами городов. Они знают Иерусалим, поселения на побережье, принадлежащие христианам, и только.
– Чего вы от меня домогаетесь? – искренне возмутился Казаков. – Если вы не хотите, чтобы я служил вам – Бога ради! Поверьте, у меня есть свой рыцарь…
– Сюзерен, – ласковейшим тоном поправил Ангерран де Фуа. – У нас никогда не говорят «свой рыцарь». Благородный человек принадлежит только себе, королю и Богу. Видите, даже на норманно-французском вы разговариваете с ошибками. Слово «домогаетесь», между прочим, обозначает непристойные устремления. Главные правила языка вы затвердили, но тайны построения фраз от вас пока ускользают. Происхождение неясно. Не представляете себе простейших вещей, о которых слышал и ребенок, но в то же время сверкаете познаниями много повидавшего и ученого человека. Вас отрекомендовала королева Элеонора Аквитанская, чьим словам я верю, как своим – и в то же время она не удосужилась рассказать мне вашу родословную. Следовательно, таковая ей неизвестна. Слухи распространяются всегда и в любом королевстве с быстротой крыльев коршуна, Сицилия не исключение. Я уже знаю, что вчера полный вечер вы настойчиво ухаживали за наваррской принцессой и королева-мать этому потворствовала. Вы не человек, мессир, а сплошная романтическая загадка.
– Каков уж есть, – буркнул Казаков. – Мне можно идти, шевалье?
– Постойте, – Ангерран де Фуа поморщился. – Свою горячность оставьте для Беренгарии. И не сужайте глаза от злости. Я догадываюсь, что вы с принцессой не просто друзья. Элеонора дала легкий намек, достаточный, чтобы понять… Ничего страшного я в этом не вижу и сплетен пускать не буду. Вы владеете оружием?
– Немного, – ответил Казаков, не понимая, что все-таки от него хочет невероятно дотошный синеглазый Ангерран.
– Немного… – почти по слогам повторил мессир де Фуа. – Еще одна загадка. А ну…
Совершенно не стариковским молниеносным движением пожилой рыцарь извлек из ножен прямой итальянский кинжал и, повторяя вчерашний подвиг Беренгарии, взмахнул ладонью.
Рефлекс сработал. Перехватить летящий с немыслимой скоростью нож могут только ниндзя из глупых китайских фильмов, но вот уклониться… Отправлению кинжала в полет предшествует весьма длительная процедура: вынуть, правильно устроить рукоять в ладони, наметить цель, сделать замах, дать толчок… Долго. В худшем для обороняющегося случае – секунда, в лучшем – от двух до четырех. Ангерран уложился в две.
Мгновение спустя Казаков понял, что палестинский рыцарь отнюдь не хотел его убить, ибо кинжал летел рукоятью вперед, но, правда, в лицо. При попадании может хорошенько оглушить, а если ударит в глаз – не миновать контузии яблока. Однако клинок глухо стукнулся о спинку черного монастырского стула и был мигом подхвачен. Еще через пару секунд он с дребезжанием вошел в доски над головой мессира Ангеррана. В двух пальцах от макушки.
– Мда… – господин де Фуа выдержал приличествующую паузу, – вызывает уважение. И, естественно, новые вопросы. Мечом владеете?
– Нет, – чистосердечно повинился Казаков. – Точнее, могу использовать похожее оружие. Палку, например. Если какое-то время поучиться, меч, наверное, тоже перестанет быть для меня, как вы выразились, «романтической загадкой». С ножом проще, право слово.
– Скажите, – Ангерран уставился своими хулиганскими глазами в потолок и пожевал губами, – можно ли человека убить, к примеру, ягодой оливы?
«Вот привязался, – недовольно подумал Казаков. – Интересно, зачем тебе это знать? Ты-то, по виду, можешь убить кого угодно и чем угодно – от глиняной миски до катапульты…»
– Можно, – самым милейшим манером улыбнулся оруженосец. – И разными способами. Я знаю четыре, а вы?
– Два, – как ни в чем не бывало признался Ангерран. – Вы мне подходите, шевалье. Платить буду четыре безанта за седмицу. Выполнение отдельных поручений награждается, как понимаете, отдельно. Стол, крыша, конь, все расходы – мои. Не беспокойтесь, я никогда не нарушаю законы Святой Матери-Церкви и лишь отчасти королевские. С Сицилии я уеду не раньше, чем через месяц. Если за это время мы остаемся довольны друг другом – вы, сударь, получите золотые шпоры рыцаря, как и просила для вас Элеонора Пуату. Мой лен не подчинен королю Иерусалимскому и я имею право посвящения. Затем… Я живу одним днем. В будущее стараюсь не заглядывать. И вот еще… Я не стану расспрашивать вас о прошлом, оно принадлежит только своему хозяину. Захотите – сами поведаете.
