Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Собственно разговор был дружеский, ко мне относились очень хорошо. Поэтому и рассказывать историю было легко. Естественно, для придания большей правдоподобности свой рассказ я немного преувеличил, где-то процентов на пятьдесят, но от этого история не стала менее сказочной. Это было сделано для интереса, для произведения нужного впечатления, а также для того, чтобы пропускать некоторые пикантные моменты, например, такие, как мои кувыркания с Мальвиной. Я решил, что не нужно знать таких интимных моментов этим хорошим людям, поэтому вместо попрыгушек с синеволосой красавицей в различных частях Берлина, я рассказывал о концерте, магазинах, автографах и море фанатов.

Рассказывая всё это, размышлял о том, что беседа была, с одной стороны, не совсем удачной для меня. Я так и не смог навязать строительство заводов и пароходов. Собственно, на первый взгляд я вообще никаких преференций, кроме вкусного обеда, не получил. Но это только на первый взгляд. На самом же деле, я теперь стал не просто Васей с 3-й Останкинской улицы, а, как минимум, Василием, которого зовёт к себе на обед Генеральный секретарь ЦК КПСС. И о чём мы тут ведём беседы никто не знает, и никогда не узнает!.. Н-да… Ну или почти никто. Тем не менее факт остаётся фактом, я вхож в дом Первого!

Глава 11

Чаёвничали часа три. Смеялись, рассказывали анекдоты. Причём рассказывал не только я, но и все присутствующие по очереди. Ну и, разумеется, пили, ели и ещё раз ели. В общем, довольно весело проводили время.

Однако когда никогда, а встречу в верхах всё же пришлось сворачивать.

В комнату вошёл помощник Генерального. Леонид Ильич встал из-за стола. Я тоже поднялся.

— Саша, гхм, хочу поздравить тебя с Наступившим Новым Годом, пожелать тебе всего самого хорошего. Чтобы ты рос, гхм, настоящим человеком, — начал прощаться Леонид Ильич, желая всего и сразу, в том числе здоровья, хороших оценок и успехов в творчестве. Закончил же он свой спич так: — А подарки для твоей семьи, гхм, тебя в машине ждут.

— Большое Вам спасибо, Леонид Ильич. Я тоже подарки привёз: кассеты и пластинки с нашими записями. Но они сейчас у товарища Кошкина.

— Не волнуйся, Саша, гхм, он их передаст. И вот ещё, что… Хочу тебя спросить.

Я стал вниманием.

— Ну, а отца-то ты своего не помнишь?

— Э-э… нет. Я ж ещё не родился, когда он без вести пропал. А мама толком ничего не рассказывает. Только спрошу — плакать начинает.

— Оно и понятно, что плакать. Женщина ведь. Представляешь, как ей тяжело было тебя на ноги поднять.

— Угу, — кивнул пионер, не совсем понимая куда Генеральный клонит.

Тот же не спеша произнёс:

— А между тем, Саша, отец твой, гхм, не без вести пропал. А погиб.

— Да ладно?! — ошарашено прошептал я.

— Вот тебе, гхм, и ладно, — подошёл к столу, взял стакан и хлебнул чая. — Погиб геройски. При выполнении воинского долга.

— Э-э…

— Отец твой служил в секретном военном учреждении и погиб при выполнения сверхсекретного задания.

— Э-э… Ик…

— Раньше ни матери твоей, ни твоей семье мы этого рассказать не могли, гхм. Сам понимаешь — секретность. Сейчас же, гхм, с течением времени, кое-что рассказать уже можно. Разумеется, гхм, не всё, — продолжил мистифицировать он.

— А где и когда он погиб, — решил прояснить я важный вопрос, ибо что-то не верилось мне в столь неожиданный поворот в семейной трагедии.

А поворот, нужно сказать, для реальности совершенно не типичный. Такого в жизни просто не бывает. Такие сюжетные линии живут и размножаются лишь в романах, да причём с ярко выраженной «сантабарборической» сюжетной линией.

— Ни место, гхм, ни время я тебе, гхм, не скажу. Ты парень взрослый, гхм, должен понимать. Военное дело оно такое… И секретность там такая, что многим знать не положено. Но биографию, гхм, и личность твоего отца мы установили полностью. Принято решение, гхм, наградить его посмертно. Со всеми причитающимися почестями и пенсией за все годы, — вновь ошарашил меня Брежнев. — Когда тебя повезут домой с тобой генерал поедет, гхм. Вот он твоей матери, гхм, и вручит, гхм, награду.

— Э-э, большое спасибо, Леонид Ильич, — еле ворочая челюстью, сказал я, не в силах понять правда это или вымысел.

Об истории своего отца я толком ничего не знал. Мама не любила поднимать эту тему. Да, был такой Сергей. Познакомился с мамой, а потом я родился. После этого этот Сергей исчез. Ни ответа, ни привета.

«Так что ж получается? Всё это время он где-то воевал? Гм… Охренеть можно. Не знаю, как сложится дальше, но даже хотя бы для разгадки этой семейной тайны стоило попасть в 70-е».

В пять часов вечера открыл дверь квартиры и, дабы не пугать маму, крикнул:

— Мам, я дома. Я не один.

Та, услышав мой голос, вышла из комнаты и, увидев ввалившуюся вместе со мной честную компанию, остолбенела. В глазах её застыл не то, чтоб страх, но даже, можно сказать, самый настоящий ужас. Оно и понятно, не каждый день сын возвращается домой в сопровождении двух генералов и трёх полковников.

— Саша, что случилось? Что ты натворил?! — тут же схватила она меня и, подтащив, прижала к себе, после чего резко спрятала за спину, пытаясь одновременно затолкать в соседнюю комнату и закрыть за мной дверь, типа: «тут никого нет».

— Мам, да всё нормально, — держась за косяк двери, упирался я. — Это товарищи по поводу нашего папы пришли. Гм… В смысле приехали.

— Папы? — удивилась мамуля и, перестав меня толкать, перевела взгляд на военных: — А что с папой?

— Уважаемая Вера Сергеевна, — начал было сопровождающий меня генерал-лейтенант, но я его прервал и пригласил пройти товарищей в большую комнату.

Прошли.

— Уважаемое семейство Васиных… — торжественно начал свою речь один из генералов.

Вручение награды прошло относительно торжественно и даже, можно сказать, церемониально.

Нам вручили медали и почётные грамоты. Сказали, что через пару дней позвонят, чтобы оформить пенсион. Оставили номера для экстренной связи.

Когда же почётная кавалькада, отказавшись в сотый раз от чая, нас покинула, мама вновь начала плакать, постоянно смотря на медали и грамоты, при этом причитая:

— Я знала, что он меня не бросил.

Я тоже был в растроганных чувствах. В своей жизни я отца ни разу не видел, но, тем не менее, мне тоже было грустно. Я сидел рядом с мамой и смотрел на красивые награды в её руках, пытаясь успокоить. Но она успокаиваться не собиралась, а ворошила воспоминания, рассказывала каким он был. Говорила, что всегда любила его…

Наконец через полчаса мне всё-таки удалось восстановить душевное спокойствие мамули. Она вытерла слёзы, тяжело вздохнула и, встав с дивана, понесла документы и награды к шкафу, чтобы убрать. Но прежде, чем сделать это, решила посмотреть на них ещё раз.

— Награждается медалью «За труд», старший сержант Васин Сергей Александрович, — прочитала она, вздохнула, кашлянула и, повернувшись ко мне, спросила: — Саш, а ты не знаешь, почему они отцу фамилию Васин сделали? Ведь Васина моя фамилия. Мы не расписаны с ним были. И он мою фамилию не брал. Как впрочем, и я его. А его фамилия другая — Александров. Так чего же они его Васиным сделали? Ты не знаешь?

— Ой-ё-ёй… — тяжело выдохнув, произнёс я, в очередной раз, обалдевая за сегодняшний день, и добавил: — Так положено, мамулечка. Так положено. Секретность.

Поднялся, поцеловал её в щёчку и пошёл к себе в комнату, дабы там, как можно быстрее, отойти ко сну и хотя бы на некоторое время покинуть этот окончательно сошедший с ума мир.

А где-то на Севере, на славном острове Врангеля, экспедиция геологов-разведчиков расположилась в большом бараке на поздний завтрак, ведь разница во времени с Москвой была десять часов.

На длинном деревянном столе, покрытым газетами, было расположено всё, что нужно для завтрака любому геологу перед предстоящей небольшой экспедицией: несколько открытых банок с килькой в томатном соусе и тефтелями в том же соусе, варёные яйца, вяленная красная рыба, порубленный батон «Докторской» колбасы, хлеб и трёхлитровая, уже початая, банка спирта.