Государь революции (СИ) - Бабкин Владимир Викторович

— Демагогия! — Нечволодов был категоричен. — Они просто хотят нас вынудить воевать дальше. Уверен, что стоит нашим экспедиционным силам принять участие в наступлении, нас тут же обвинят в том, что мы сами отказались от соблюдения "Ста дней", атаковав Германию!

— Верно, — согласился Сандро, — впрочем, они и сами находятся в таком положении, при котором должны спешить с решительными мерами, в том числе с мерами демонстрационного характера. Есть информация, что союзное командование так спешит с началом этого наступления, поскольку есть вероятность, что войска вообще откажутся наступать если вопрос далее откладывать. Судя по донесениям разведки, у них там совсем плохо в войсках с настроением и дисциплиной. Вероятно, они боятся того, что отказ русских бригад идти в наступление, станет дурным примером для остальных.

— К тому же, — заметил Свербеев, — их вряд ли прельщает ситуация, при которой на территории Франции находятся две иностранные бригады, от которых неизвестно чего ждать. Там и так в стране неспокойно, в Париже беспорядки на улицах, а тут еще это. Вот и хотят поставить командовать русскими войсками местных генералов.

— Возможно, они считают, что у нас просто нет выхода, кроме как согласиться на их требование. — Сандро смотрел на развернутую на столе карту. — Вывести наши бригады без согласия французов мы не можем, до Швейцарии далеко, а если они двинутся с места, то это уже будет мятеж.

— В этой всей истории, — произнес я, — неясно главное — что же нам будет за отказ? Обычно ультиматум предусматривает и конкретную угрозу, здесь же есть только категорическое требование, но нет ничего про то, что они сделают в случае, если мы не станем этого делать. Какие соображения на этот счет?

Все помолчали. Наконец военный министр прервал затянувшуюся паузу.

— Думаю, что союзники могут потребовать интернирования наших бригад. Потребуют разоружения и следования во французские лагеря для интернированных лиц.

— Вероятно. — Нечволодов кивнул соглашаясь. — Мы же можем потребовать интернирования в нейтральной стране, например, в Швейцарии. Но само требование об интернировании будет означать, что союзническим отношениям пришел конец. Посему, хотя шанс на это есть, но все же я бы требование об интернировании не рассматривал, как самое очевидное. Я бы все же предположил, что союзники не рискнут предпринимать жесткие меры, ведь подобные действия могут стать причиной выхода России из войны. Вряд ли Лондон и Париж радует перспектива переброски множества немецкий дивизий с русского фронта. Даже если Россия не наступает сто дней, риск все равно сдерживает немцев от этого шага, а так — все может быть. К тому же, дать Германии возможность беспрепятственно закупать в России сырье и продовольствие, явно улучит стратегическое положение Центральных держав.

Сандро возразил:

— Но похоже, что в Лондоне и Париже уверены в том, что Нивель таки прорвет фронт и вынудит Германию запросить мира на условиях Антанты. Так что я допускаю мысль, что они поставят на карту все. В этом случае их главная задача мобилизовать все силы для этого удара.

— В послании королю Георгу я предлагал, как вариант, разместить русские войска на других участках фронта, где нужно обороняться, а не наступать. Высвободившиеся же французские и британские войска могут быть переброшены для усиления группировки Нивеля.

Великий Князь отрицательно покачал головой.

— Нет, это не сработает. Во-первых, это довольно сложно организационно, провести ротацию и переброску такого количества войск, во-вторых, это займет довольно много времени, что потребует переноса сроков наступления, а это, в условиях быстро прогрессирующего разложения дисциплины, может вообще поставить под удар само наступление. К тому же, это подорвет дух войск и опять же станет дурным примером для остальных.

— А каков шанс на то, что союзники просто сделают вид, что ничего не происходит и оставят наши войска там, где они находятся, не предпринимая никаких действий на их счет?

— Я бы на их месте так бы и поступил. — Сандро кивнул. — Это наименее конфликтный вариант, не сулящий особых проблем и не влекущий особых последствий. Вполне может быть, что они так и поступят. В конце концов, в этом ультиматуме, действительно не указывается, что же они предпримут, в случае нашего отказа. Возможно, что это не случайно, возможно, это был такой жест психологического давления — а вдруг мы дрогнем и уступим?

— Может и так.

Я посмотрел на Свербеева.

— Какова реакция Вашингтона на начало артподготовки Антанты?

— Сдержанная. Пока ни одна из групп влияния не получила перевес. Сторонники вступления в войну пока не имеют очевидного преимущества. Я не удивлюсь, что спешка с началом французско-британского наступления вызвана в том числе и стремлением доказать Америке, что чаша весов окончательно качнулась в пользу Антанты, что победа действительно близка, и что США нужно поспешить вступить в войну дабы успеть к разделу победного пирога. Что же касается реакции общества, газет и улицы, то тут пока преобладает умеренная позиция. Впрочем, уже есть информация о готовящихся сегодня демонстрациях в поддержку мира по всей Америке. Так что вступление США в войну пока не очевидно.

— А насколько все серьезно на улицах Англии и Франции? Я читал сводки и честно сказать, несколько удивился цифрам, которые указаны там. Что, действительно столько людей бастует?

— Да, и количество забастовок растет с каждым часом. Да и толпы на улицах растут. Уже имели место столкновения с полицией в Париже и в Манчестере. В Париже толпа даже сожгла полицейский участок. Есть сведения о готовящемся вводе в столицу Франции армейских подразделений для наведения порядка. Еще в Риме сегодня прошла манифестация с призывом к властям объявить о присоединении Италии к "Ста дням" и не участвовать в наступлениях. Демонстранты были разогнаны полицией. Дошло даже до стрельбы в воздух.

— Что ж, — подвел я итоги, — думается, что самым правильным в этой ситуации будет не давать никакого внятного ответа на ультиматум, а затеять раунд переговоров, консультаций и согласований. Заявить, что мы согласны в принципе на оперативное подчинение русских бригад французскому главному командованию, но с сохранением русского командования частей и с гарантией неучастия наших войск в наступлении. Можем вновь помуссировать вопрос о ротации с французскими частями на других участках фронта. В общем, задача вывести корпус из-под возможных санкций со стороны Франции и свести все к ситуации, когда наши войска просто оставят в покое. Но дайте Мостовскому знать, чтобы он срочно начал готовиться к ситуации с возможным интернированием русских бригад. Пусть готовит Красный Крест, пусть продумают коридоры для марша наших войск к границе Швейцарии и, как вариант, маршу в ближайший морской порт для возможной эвакуации морем. И проработайте вопрос фрахта судов нейтральных стран для перевозки наших солдат в Россию или, к примеру, в Швецию. Будем надеяться на лучшее, господа, но готовиться мы должны к худшему, как ни банально звучит эта истина.

МОСКВА. СОБОРНАЯ ПЛОЩАДЬ КРЕМЛЯ. 25 марта (7 апреля) 1917 года.

Когда-то, в том далеком будущем, которое, вероятно, уже никогда не увижу, я очень бесился от всякого рода никому не нужных торжественных балаганов, на которые всегда сгоняли насильно. Собрания, митинги и прочие обязаловки меня доводили до белого каления. Но там я был человеком, так или иначе, подневольным, которому нужно было что-то там кому-то там демонстрировать. А тут? Я же тут на самой вершине иерархии! И что? А ничего! Иду по залам Большого Кремлевского дворца и веду за собой торжественное стадо членов Императорской Фамилии через торжественно-восторженное стадо, состоящее из первых лиц моего Двора, придворных дам, генералов и офицеров моей Свиты, прочих Удостоенных Чести Узреть Особу Его Императорского Величества Государя Императора Михаила Александровича во время Малого Императорского Выхода…