Спасти СССР. Манифестация (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen"

Я почуял предстоящий гастрономический загул. От запаха у меня аж помутилось в голове.

Абдулла налил из чайника в пиалы немного светлого чая, разложил лепешки, а потом посмотрел на женщину искательным взглядом, словно ища знак остаться, и не найдя такого, погрустнел и удалился.

Следующие пятнадцать минут были для меня мукой - я пытался есть культурно, неторопливо. Получалось не очень, порой срывался. Потом вдруг наступил момент, когда я понял, что еще одна рисинка - и все, лопну.

- Да, - повел по сторонам чуть осоловелым взглядом, - это и правда нечто необычайное. Жаль, что дорогу сюда запомнить практически нереально. Не с первого раза.

- Наелся? - уточнила Жозефина Ивановна.

- Абсолютно, - решительно взмахнул я рукой.

- Это хорошо, - она извлекла откуда-то салфетку, аккуратно промокнула себе губы. А потом вдруг посмотрела на меня строго, наклонилась вперед и приказала: - А вот теперь - рассказывай все.

Глава 14

Среда, 19 апреля, день,

Ленинград, Измайловский проспект.

Домой из Пулково я привычно добрался на такси. Квартира встретила меня тишиной - родители были еще на работе.

Первым делом я с облегчением избавился от громадного, размером чуть ли не с колесо велосипеда, расписного блюда, что вручили мне на награждении: в чемодан класть его было страшно - работа мастера, а таскать на руках предельно неудобно. Ополоснул, поставил на обеденный стол и принялся делить гостинцы: неизвестную здесь морковь по-корейски, мелкую пахучую клубнику, первую черешню... Моим, Афанасьевым, на Фрунзе, Яське, Паштету... Кхм... Кузе. Готово.

Лишь после этого сунул нос в холодильник, собираясь провести там основательную ревизию, ибо оголодал, но тут хлопнула входная дверь. С удивлением посмотрел на часы: мама, что ли, отпросилась с работы пораньше? Она может... Я с готовностью направился в прихожую хвалиться.

Это был папа. Он привалился к стене и, негромко кряхтя, стягивал обувь.

- Привет, - бодро поприветствовал я, - ты рано сегодня.

Он посмотрел на меня с болезненным недоумением, словно совсем не ожидал увидеть здесь и сейчас.

- А... - протянул, распрямляясь, - уже приехал?

Кожа на лице у него была какой-то серой, тусклой, будто припудренной, и сам он был весь из себя несчастный и усталый.

- Ты здоров? - встревожился я, - что-то случилось?

- Здоров? - негромко и с сомнением переспросил папа, словно вопрос неожиданно поставил его в тупик. Потом воскликнул невпопад: - Да уж конечно! - и боком пошел мимо меня в комнату.

Он уже собирался притворить за собой дверь, но тут вспомнил, что забыл кое-то у меня спросить, и повернулся, чуть покривив лицо:

- Да... Как отрешал-то?

- Хорошо отрешал, - осторожно ответил я, разглядывая его с легкой опаской, - еду летом в Лондон, на международную олимпиаду.

Он чуть оживился, услышав про Лондон:

- Это хорошо: мир посмотришь... А меня осенью вот тоже в Марокко посылают на конференцию. Сразу восемь мест пришло на этой неделе. Кеша поедет, Марьянович, Смирнов... - из груди его вырвался протяжный то ли вздох, то ли стон, и папина речь пресеклась.

Я нахмурился, припоминая: вроде что-то такое было, с Марокко, но несколько позже. Или нет?

- А ты молодец, - папа с усилием распрямил плечи, а потом шагнул ко мне, приобнял и похлопал по лопаткам, - молодец. Надо же... Молодец.

Спиртным от него не пахло, и моя первая гипотеза приказала долго жить.

- Ты выглядишь как-то не здорово, - повторил я с подозрением в голосе.

Он еще раз подвигал плечами и стал чуть выше ростом. Посмотрел на меня строго:

- Женщины, - сказал так, будто этим словом объяснялись сразу все горести мира.

- Клубники хочешь? Черешню? - спросил я после короткого молчания.

- Я полежу... Минут тридцать. Или, вдруг, засну.

- Ну, значит, потом... - сказал я и, словно оправдываясь в чем-то продолжил: - я на нас отложил.

На папином лице проявилась ухмылка.

- На сколько порций делил?

Я мысленно пересчитал:

- Пять, кроме нас. Но это с Паштетом.

Ухмылка стала шире, и я торопливо добавил:

- Все - друзья. Ну, кроме Томы.

- Ага, - кивнул он с сарказмом, - друзья... Только помни, что дружба между мужчиной и женщиной очень слабеет с наступлением ночи.

- Да пока выкручиваюсь, - усмехнулся я, разворачиваясь, - ладно, поспи, действительно.

- И не ведись потом на новеньких, - вдруг хрипло каркнул мне в спину папа, - ведь только верность не уценивается!

- О... - я дернулся, оборачиваясь, - так ты что... Уже все? Разобрался?

Он отвел глаза в сторону.

- Пойду, полежу, - сказал после паузы.

Что было отложено на обед в холодильнике, я так и не понял - смел, не разбирая вкуса. Меня распирало возбуждением, как воздушный шарик - гелием.

- Черт, - шептал я с тревогой и подцеплял что-то вилкой, - черт, черт, черт... Сдвинулось! Только бы не сглазить...

Мама примчалась намного раньше положенного, я только домывал посуду.

- Ну? - ворвалась вихрем на кухню.

Я победно улыбнулся, и этого ей оказалось достаточно. Ликовала она от души: шумно и темпераментно. Когда я смог-таки выбраться из удушающего захвата, посмотрела на меня озорно:

- А чего это ты весь в помаде? Стой смирно, а то еще свою Мелкую огорчишь, - и полезла, светясь задорной улыбкой, оттирать мне щеки послюнявленным носовым платком, - не завалил, значит?

- Не-а, - я невольно задрал нос, - летом в Лондон еду.

- Ух... - начала она восклицать что-то и резко прервалась, заметив папу. Он маячил в дверях, молчаливый и неулыбчивый.

Мама судорожно втянула воздух и отвернулась, потерянно глядя в окно. Наступившая тишина с каждой секундой становилась все холодней.

"Что-то я на этой неделе пропустил", - с огорчением понял я.

- Ирочка... - вдруг сказал папа с мольбой в голосе и перебрал ногами, будто собираясь идти к ней, но с места так и не сдвинулся. Глаза его тоскливо поблескивали.

Мамино лицо вздрогнуло удивлением.

"Да", - мелькнула у меня в голове, - "а и верно - я тоже такого давно не слышал".

- Ирочка... - повторил он сдавленным голосом, преданно глядя ей в затылок.

Она неторопливо повернула голову и посмотрела на него длинно и странно, словно оценивая произведение искусства - подлинник или подделка.

Мир на нашей кухне замер, ожидая вердикта. Между двумя моими вздохами уместилась вечность. Потом, когда сорвавшаяся откуда-то промеж моих лопаток щекотливая капелька пота уже докатила до резинки на трусах, мамины глаза нашли меня. Бровь ее повелительно двинулась.

Я немедленно воткнул взгляд в пол и забормотал:

- Ну... Я тогда пойду, да? По своим пробегусь, давно не видел... Там клубника на столе, черешня...

Мама пошевелила пальцами, поторапливая, и я очутился в прихожей. Впрыгнул в ботинки, сгреб в охапку вещи и выскочил на лестницу.

Опасливо придержал дверную ручку, словно кто-то мог вырваться из квартиры вслед за мной, медленно и протяжно выдохнул. Опустил пакет и куртку под ноги, провел подрагивающей ладонью по влажным у корней волосам. Потом меня стало отпускать: здесь и сейчас от Андрея Соколова уже мало что зависело.

"Нет", - покачал я головой, - "к Афанасьевым потом зайду. Сначала надо узнать, не Софи ли это учудила. Узнать и, возможно, наградить".

Тот же день, ранний вечер,

Ленинград, ул. Фрунзе.

"Сегодня меня здесь не ждут: пока доеду с аэропорта, пока пообщаюсь с Томкой, с родителями... Сюрприз!" - я мечтательно улыбался, тихо-тихо проворачивая ключ.

Петли чуть скрипнули, и мои ноздри жадно затрепетали, уловив аромат крепкого бульона с корешками и специями. Я сглотнул набежавшую слюну и вытянул шею, прислушиваясь к долетающим из глубины квартиры тихим неразборчивым голосам и нерезким звукам.