Лавка колониальных товаров (СИ) - Барышев Александр Владимирович

— Вован! — крикнул он оттуда. — На что бревно менять будем?

— Облезет он, за бревно камбалу отдавать, — ответил Вован, глуша двига-тель. — Крепите, крепите! — крикнул он Сереге и Юрке, — И сразу отвязывайте ялик. Пойдем ловушку выбирать. Вот с нее и отдадим, — сказал он уже Боброву.

Бобров позвал пацанов, удящих рыбу с причала, усадил их на палубу и наказал, чтоб бдели, а сам спрыгнул в ялик и отправился добывать оплату за осколок кораблекрушения. С ловушкой им повезло больше чем с сетями — полтора ведра отборной ставридки. Несколько подвернувшихся под горячую руку зеленух были отправлены обратно в родную стихию. Ловушку вернули на место, предварительно убедившись, что никто не подсматривает.

Вован лично отобрал рыбу и, взяв с собой Серегу, отправился за бревном. Серега вернулся буквально через пять минут, молча сложил в полиэтиленовый пакет еще десяток ставридок и, прихватив с собой Смелкова, опять удалился. Еще через пять минут они вернулись, неся на плечах бревно, а следом шел Вован и грязно ругался. Ругался он попросту, без вычурных словосочетаний. Чувствовалось, что человека задело не на шутку.

— Ладно, Вован, не жалей ты ту рыбу, — сказал Бобров.

Однако Вован разорялся еще минут пять, каждую минуту повторяясь как заезженная пластинка. Наконец он выдохся и взялся за бревно. Злость у него видно еще не прошла, потому что обычное бревно буквально за полчаса превратилось в обломок натуральной мачты, да такой, что даже Бобров был слегка огорошен.

— А двоих выдержит? — спросил он осторожно.

— Выдержит, — уверенно ответил Вован. — Если верхом не полезете. Когда пойдете?

— Если ветер переменится, то завтра вечером, — сказал Бобров.

— А почему не утром? — удивился Вован.

— Мы должны выглядеть соответственно. Поэтому переночуем на камнях, а с утречка поплывем на своем бревне…

— Мачте, — поправил Вован, ревниво относящийся к своему детищу.

— На мачте, — согласился Бобров. — Через Песочную бухту прямо к древним стенам Херсонеса. Кстати, Серега, а со стороны Солнечного ворота были. А то нам придется грести ажно до порта.

— По месту посмотрим, — отмахнулся Серега.

Оставшееся время они усиленно зубрили русско-греческий разговорник. Вечером Вован вручил командиру погранзаставы самую большую камбалу. А на следующий день ближе к восьми вечера, когда остальных уже в море не выпускают, ялик с четырьмя авантюристами, из которых двое смирно лежали под брезентом, прокрался вдоль берега к выходу из бухты.

Ветер, хоть и не стих, недействительно поменялся, и волна у мыса была, но несущественная. Двое в импровизированных набедренных повязках, вы-звавших у Смелкова очередной приступ нездорового смеха, выскользнули из-под брезента и тихо перебрались через борт. Следом Вован с Юркой, пыхтя, отправили обломок мачты с принайтовленным к ней грузом в виде куска бетона. Обломок, несмотря на груз, тонуть не желал, но когда за него взялись двое, сдался.

— Через три дня, — сказала голова Боброва. — В это же время.

И пропала. Вован еще немного подождал. Только волны облизывали камни, шурша и булькая. Вован включил мотор, развернулся и пошел обратно.

— Жизнь меняется, — философски заметил Смелков.

Ознакомительная поездка

Бобров первым показался из-под воды, жадно вдохнул, и огляделся, стараясь не сильно высовываться. Рядом возник Серега с разинутым ртом и шумно втянул в себя воздух.

— Тише ты, — зашипел на него Бобров, и Серега послушно забулькал, уйдя в воду до самых глаз.

Совсем рядом над камнями мыса разбивались волны.

— Ой, повезло, — пробулькал Бобров. — Нас хоть слегка левый мыс закрывает. А то бы повозило по камням.

— Зато бы выглядели натуральней некуда, — поддержал его Серега, отплевываясь. — Кстати, а где наша мачта?

— Должна быть здесь, — заоглядывался Бобров. — Я ж ее от якоря так и не отвязал. А к ней еще наш рулон ткани принайтовлен. Блин, как бы ее о камни не приложило.

Солнце опускалось к левому мысу, но еще его не коснулось и светило прямо в глаза. Хорошо еще, что волны бликовали и две головы, да вдобавок на фоне берега, увидеть можно было, если только знать, где и что искать.

— Долго мы здесь не просидим, — сказал Серега. — Вода все-таки прохладней, чем у нас.

— Сейчас солнце за мыс зайдет, будем вылезать, — пробормотал Бобров. — Придется потерпеть. Блин, еще повязки эти белые. За версту ведь видно.

— Это все Юрка, — наябедничал Серега.

— Все хороши, — ворчал Бобров, подтаскивая к себе фальшивую мачту. — Эх, не додумались мы, Серега, взять с собой что-нибудь из одежки.

— Как это? — не понял тот.

— Как, как. Упаковали бы в полиэтилен, а ночью извлекли и согрелись. Утром же сняли и опять упаковали. И на дно с камнем. Да, задним умом мы все крепки. Придется мерзнуть.

— Придется, — вздохнул Серега и тут же встрепенулся. — И про водку забыли.

— Да, кстати, — поддержал его Бобров. — И про водку.

Пока они, таким образом, коротали время, солнце, наконец, коснулось левого мыса, и к ним протянулась широкая тень. На противоположном берегу людей не было видно, хотя какое-то строение и даже с забором там присутствовало.

— Провались оно все! — злобно сказал Бобров, стуча зубами. — Никогда не думал, что летом в воде может быть так холодно всего после получасового пребывания. Давай вылезать. А то мы вместо внедрения получим воспаление, которое, между прочим, здесь лечить не умели.

На воздухе оказалось еще холоднее, чем в воде. Трясясь как паралитики, покрытые гусиной кожей незадачливые путешественники во времени стали по примеру йогов сгонять воду с тела ребром ладоней. Это принесло хоть какую-то видимость тепла. Перспектива провести здесь на камнях, куда долетали брызги, целую ночь вдохновляла мало. Точнее, она совсем не вдохновляла и Бобров, скрепя сердце, предложил куда-нибудь, наконец, плыть.

— Куда? — спросил Серега, считавшийся после посещения музея самым крупным специалистом по древнему Херсонесу. — У нас отсюда целых три пути: через бухту к тому строению, к стенам города или просто влезть вот по этому обрыву. Тут всего-то метров пять. — он показал за спину.

— А что там? — спросил Бобров, готовый лезть куда угодно, лишь бы со-греться.

— Там должно быть что-то вроде виллы, — неопределенно сказал Серега. — По крайней мере, на плане хоры Херсонеса показан именно этот участок. А вот какое там конкретно строение не сказано. Но, скорее всего что-то укрепленное и с традиционным забором. Вобщем, надо смотреть.

Бобров задрал голову. Верхняя кромка обрыва еще была кое-как освещена, но увидеть там что-либо интересное не удалось.

— Не, — сказал он. — Одолеть обрыв конечно можно. И даже согреться при этом. Но лучше уж иметь дело с официальными стражниками, чем с каким-то частным лицом. Сделает падла рабом и доказывай потом, что ты сознательный восточный купец. И вообще, давай поплывем уже. Думаю, пора сдаваться. Сначала к тому мысу, где у нас санаторий, а там видно будет.

— Уже не видно, — пробурчал Серега, но дальше возражать не стал.

Бобров решительно вошел в воду, поймал так называемую мачту и, вытащив из складок импровизированной набедренной повязки нож, перерезал веревку, связывающую мачту с куском бетона. Серега довольно шумно бултыхался рядом.

— Демаскируешь ведь, — прошипел Бобров.

— Чего уж теперь, — пробулькал Серега в ответ. — Все равно сдаваться идем.

Они выплыли из-за мыса, держась одной рукой за подобие мачты и гребя другой. Волна шла со стороны моря не очень высокая, но плыть стало неприятно. Периодически вспенивающиеся гребешки обдавали брызгами, и говорить было невозможно, а молчать было просто невмоготу. Они все же плыли не из точки А в точку Б, а из времени во время. Поневоле недержание речи откроется. Серега как-то еще умудрялся произносить слова, периодически отплевываясь, а Бобров берег дыхание и упорно молчал, сказав сам себе, что на берегу выговорится.