Орда (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Кстати, про решения. Странное приняли в Константинополе — Царьграде. Патриарх Исайя и Синод не просто сделали Афанасия митрополитом, поставив его на освободившуюся кафедру во Владимире, они его сделали… Звучит это так: «митрополит Киевский, Владимирский и экзарх всея Руси».

Тем более, вызывает уважение решение Афанасия не вмешиваться в свадебные мероприятия, начатые митрополитом литовским Феофилом.

— В Киев переберёшься, Ваше Высокопреосвященство? — поинтересовался Андрей Юрьевич, когда Афанасий ему сообщил, что точно в томосе написано.

— Нет. Епископ там будет мною назначен. Здесь во Владимире отныне будет главный город Руси. И тебя княже, я на то благословляю.

— А с тем Владимиром, что на Клязьме, с митрополитом Петром, что теперь? — профессор Виноградов вспомнил, что ему перед уходом настоящий князь Андрей Юрьевич рассказывал, про то, что митрополит Пётр был здесь епископом. Местный?

— У вас, у князей нет порядка, ратитесь, и людей на смерть ведёте ради гордыни и желания больше отхватить. Бьётесь за чужие города и призрачные богатства. Поганых на помощь зовёте, чтобы свои русские города грабить, жечь, чтобы селища палить и христиан в рабство в Орду продавать. Не должно быть такого в князьях церкви. Должен быть порядок и дисциплина…

— Ну, так-то согласен, а если Пётр тебе, владыко, подчиняться не будет. Я на Владимир с Москвой точно войной не пойду, даже если Гедимин позовёт.

— Мы сами разберёмся. Занимайся, княже погаными, как одолеешь, то и поговорим о нуждах церкви православной, потерплю я год. И молиться и помогать тебе буду.

Свадьба, как и всё в мире, рано или поздно заканчивается. Закончилась через седмицу и эта. Последним из гостей убывал Великий князь Литовский Гедимин. Он специально задержался, чтобы переговорить с новоприобретённым зятем о совместном походе на Киев весною, ну и узнать о подробностях прошумевшего уже на всю Европу восточную эпического поражения короля Венгрии от мелкого князька — схизматика.

Про хитрость со рвом и старицей Андрей Юрьевич охотно рассказывал, шила всё одно в мешке не утаишь, и второй раз этой уловкой вряд ли получится воспользоваться. Хотя кое-что подобное на битву с ханом Узбеком Андрей Юрьевич готовил. Нет, не ров копать. Пусть для Гедиминаса и хана Узбека сюрпризом станет. А вот про состав зажигательных снарядов, про которые тестюшке тоже уже донесли, Виноградов распространяться не стал, мол больше такие сделать, скорее всего, не получится, секретный компонент, купленный у купцов из Генуи, кончился.

— Жаль, ну да ничего, татаровей вместе и без огня одолеем. Сколько собираешься войска выставить? — не поверил Гедимин, но не пытать же ему союзника на дыбе.

— Примерно две с половиной тысячи дружины и столько же пешцев, лучников в основном.

— Мало. Там кроме татаровей и Ольговичи будут, да и других князей хан Узбек заставит дружины выставить, — залез пятернёй в козлиную бородку литовец.

— Поговорка у ромеев есть: «Нужно воевать не числом, а умением». Мы приведём дружинников, умеющих воевать, а они крестьян и пастухов.

— Как с унграми?

— Точно, только наоборот. Король Шаробер привёл рыцарей… столько же, сколько и у меня было, вот и пришлось умением воевать. Они были опытными и хорошо вооружёнными воинами. А Узбек приведёт пастухов. А Ольговичи крестьян.

— Не помогло это дедам твоим, разбили их поганые, — усмехнулся Гедимин.

Нда. Там были другие люди. И Литву бы захватили, да лето началось и болота не пустили конницу монгольскую дальше. Там у монголо-татар были воины, которые перед этим покорили огромное количество городов и народов. Они привыкли и научились воевать. А сейчас это просто пастухи, привыкшие к мирной жизни и участвующие только в набегах на слабых противников, которых ещё и меньше в разы. Не спроста Тимуром, он же Тамерлан в ходе его войны с Тохтамышем легко их всех в пыль сотрёт, у него опять будут воины привыкшие побеждать.

— Не переживай, Великий князь. Мы вместе справимся с ними. Готовь в жертву чёрного петуха.

Глава 4

Событие восьмое

'Она нити прядёт, в клубок сматывает. Не простые нити — волшебные. Из тех нитей сплетается

наша жизнь — от завязки-рожденья и до конца, до последней развязки — смерти.

Даже боги пред нею склоняются, как и все они подчиняются тем неведомым нитям Макоши'.

После недели гулянок и пьянок гости, чтоб им пусто было, отбыли наконец в свои Палестины, и Андрей Юрьевич смог уделить время привезённым генуэзцем Агафоном мастерам и мастерицам. Оказалось, всё плохо. Он поручил Глебу Зеремеевичу их разместить и кормить. Именно это ключник и сделал. Целых полторы недели люди вообще ничем не занимались. А ведь за них огромные деньги плачены.

Пошёл Виноградов пообщаться сначала с ткачихами… сватьями бабами Бабарихами. (Если что, то скорее всего — это бабушка Гвидона. А царевич хоть и злится, Но жалеет он очей Старой бабушки своей…). Двенадцать ткачих боярин разместил в одной из гридниц пока свободной. Войско медленно тащилось с основными трофеями из Мукачево, и пока до Владимира не добралось. Но со дня на день должны дружинники прибыть и нужно было с женщинами разбираться. И жильё постоянное подобрать надо и главное — организовать им Ковровый цех со всеми необходимыми станками, инструментами и шерстью.

Как это должно быть устроено, Андрей Юрьевич знал. В школе в девятом классе их классная руководительница организовала для них экскурсию в Ковровый цех. Что это был именно девятый класс Виноградов запомнил. Там же после восьмого половина учеников подавалась в техникумы и училища, и оставались в основном нацеленные на институт. А раз народа стало в два раза меньше, то их класс объединили с другим. Вот у одного из новых одноклассников мать и была начальником этого Коврового цеха.

Увиденное тогда поразило, а позднее, когда уже женившись Андрей Юрьевич по блату достал ковёр в мебельном магазине, заставило задуматься.

Цех! Ну, цех — это чересчур громкое название. Их привели к обычной пятиэтажке и потом всей толпой они спустились в подвал. Ладно, в цокольный этаж. Улица там довольно круто вверх уходила, и половина дома была как бы шестиэтажной. В этой половине с окнами на уровне земли почти «цех» и располагался. Внутри было четыре больших помещения. Наверное, двенадцать (плиты перекрытия же шестиметровые) метров длиной и метров по шесть шириной. В этих комнатах и стояли станки. Это такие рамы с внутренним просветом два на три метра и внутри белые нити натянуты — основа ковра. Перед рамами сидели на табуретках женщины и вязали из цветных ниток при помощи крючка такого узелки, а потом лезвием нитку отрезали и следующий узелок. Как рассказала мать одноклассника в ковре несколько сот тысяч узелков и вяжут их или ткут один ковёр женщины три — четыре месяца. После Андрей Юрьевич узнал, что в дорогих коврах и за миллион может доходить число узелков.

Потом начальница предложила желающим самим эти узелки завязать. Для шестнадцатилетнего Андрея это было испытание. Его распределили к самой молодой ткачихе. Лет двадцать пять. В цехе тепло, и ткачихи одеты в халатики синие такие сатиновые. У его «учительницы» видимо сел, ну или сразу был на пару размеров маловат. И всю её обтягивал, а на груди просто не сходился. И вот посадили его на табурет этот, и начала эта обтянутая ткачиха ему показывать, как вяжут узел, встала за его спиной и прижалась всеми выпуклостями одновременно к спине, а ещё и духами от неё «торжественно» пахнет. Это тогда модные духи были «Торжество», кажется, с запахом черёмухи. В общем, голова у Виноградова была совсем не узелками занята, и из-за этого дольше всех он возился, пока получилось несколько завязать. На всю жизнь впечатление.

А при покупке ковра в магазине через много лет Андрей Юрьевич задумался. Если вяжут ковер три — четыре месяца и зарплата, как говорила родительница от восьмидесяти до ста рублей, то только на зарплату шло рублей триста пятьдесят. Плюс коммунальные услуги. Света там было ого-го сколько и батареи жарили. А потом ковры отвозили на головное предприятие и там стирали и стригли, а после везли в магазин, где продавцам ведь тоже зарплату платили и директору магазина, и грузчикам, и за свет с теплом. И главное, там шерстяная совсем не дешёвая нить, а передовица в этом цехе ткала ковёр из верблюжьей шерсти, как похвасталась родительница. А купил ковёр два на три метра Андрей Юрьевич за четыреста пятьдесят рублей и именно верблюжий по блату. Если всё сложить и вычесть, то получается, что ковры в СССР продавали населению дешевле себестоимости. И значительно дешевле. А всё СССР ругают.