У самых причалов в Хольмграде нас встретил отряд охранителей, во главе со знакомым мне по «банному делу» поручиком, имя которого, я так и не удосужился до сих пор узнать.
— Господа, приветствую вас. Его сиятельство приказал доставить документы в присутствие, немедля, по вашему прибытию. Но, если вы желаете отдохнуть с дороги, у меня есть полномочия принять у вас груз здесь же. — Проговорил поручик, на что мы с ротмистром только покачали головами. Правда, если отказ от такого заманчивого предложения у Толстоватого был продиктован его исполнительностью и рвением, то в моем случае, причины были несколько м-м… более меркантильными. А вдруг там найдется что-то и для меня? Да и банальное любопытство не дало бы мне спокойно наслаждаться отдыхом… от отдыха в полете, в то время как князь соизволит распотрошить саквояжи. Так что, вперед, на встречу с его сиятельством.
Небольшая поездка по Хольмграду, успевшему, за неделю нашего отсутствия, укрыться тонким белым одеялом, и наши экипажи замерли во дворе канцелярии.
— Виталий Родионович, Вент Мирославич, добрый день. Как прошел полет? — Поприветствовал нас князь, обернувшись на звук захлопнувшейся двери его кабинета. Мне вот интересно, что он такое высматривает в окне. Тот самый пустырь, что городской наместник все никак не хочет отдать канцелярии?
— Здравствуйте, Владимир Стоянович. — Как послушные школьники, в унисон произнесли мы с Толстоватым. Князь чуть улыбнулся, и указал нам на свое рабочее место.
Шагнув к столу, ротмистр, со вздохом облегчения поставил на него саквояжи.
— Вент Мирославич, благодарю вас, думаю теперь, мы с Виталием Родионовичем управимся сами. А вы, голубчик, езжайте домой, отдохните, приведите себя в порядок… А с завтрашнего дня, жду вас на службу. — Положив руку на плечо секретарю, проговорил князь. Ротмистр, действительно, выглядел не ахти как. Извелся бедняга, за время нашего обратного пути.
В ответ, Толстоватый благодарно кивнул, и вышел вон. А мы остались с князем в кабинете, наедине с двумя сумками набитыми изъятым из Архангельской банковской конторы, деньгами. Телепнев уселся в свое кресло, и с полминуты мы просто молчали.
— Знаете, Виталий Родионович, — нарушил тишину князь, улыбаясь, и хлопнул ладонью по одному из саквояжей. — Право слово, мы сейчас выглядим, как два героя какого-нибудь модного нынче романчика о жизни уличных шевалье [20]в Монтеррее [21]. Не находите?
— Пожалуй, есть некоторое сходство. — Кивнул я. — Открываем?
— Приступайте, сделайте одолжение. — Подвинул мне одну из сумок Телепнев.
— С превеликим удовольствием.
Разбор самих документов мне пришлось отдать князю, так что мне доставались лишь те бумаги, в которых Телепнев не находил для себя ничего интересного. Поразительно, он что, все исследования своих философов наизусть помнит? Хотя… если я не ошибаюсь, то князь и сам очень неплохой «естествознатец»…
— Хм… взгляните, Виталий Родионович. Думается, это самый большой трофей, который когда-либо доставался одному ушкуйнику. С чем вас и поздравляю… капитан. — Протянул Телепнев, передавая мне небольшой бювар. Открыв кожаную крышку, я пробежал глазами по лежащему на самом верху листку купчей, и опешил. И что мне прикажете с этим делать? На кой, спрашивается, Бусу понадобилась паровая яхта? И уж если на то пошло, то зачем она нужна мне?! И на какие, спрашивается, шиши, я буду ее содержать? А обслуживание? А жалованье команде, в конце концов?! Вот не было забот, купила баба порося…
— Э-э… Владимир Стоянович, а у вас нет на примете какого-нибудь богатого любителя морских прогулок? — Придя в себя, осведомился я у князя.
— Неужто вы не рады, Виталий Родионович? — С деланным огорчением, покачал головой Телепнев.
— Это, между прочим, и в ваших интересах. — Прищурился я. — А ну как мне надоест гостеприимство Хольмграда, да я отправлюсь в путешествие?
— Ох, Виталий Родионович, куда же подевалось ваше остроумие? — Вздохнул глава Особой канцелярии. — Не берите в голову, найдем мы вам покупателя на эту посудину.
— Эк вы ее неблагозвучно-то, ваше сиятельство. — Проворчал я, наткнувшись на скверную фотографию и описание своего приобретения. Очень симпатичная яхточка, кажется. Не «Штандарт», конечно, но…
— Кстати, Виталий Родионович, о вашем трофее. На завтра вам назначена аудиенция в Кабинете Государя. В том числе и по поводу этого вопроса. И знаете, если до сего момента, — князь выразительно указал на бювар, — еще существовала возможность, что в статьи уложения так и не будут внесены ограничивающие трофейное право, изменения, то теперь, этот вопрос можно считать решенным. Мне так кажется.
— Это вы к чему клоните, ваше сиятельство?
— К тому, что на подобный улов, вы можете больше не рассчитывать, Виталий Родионович. — Пожал плечами Телепнев. — И еще, я, настоятельнейшим образом, прошу вас молчать о том, какой куш вы на самом деле сорвали, воспользовавшись прорехой в законах. По канцелярии и так уже ходят слухи, что вы, чуть ли не целый паровоз у воров изъяли… И это, знаете ли, порождает некие совсем уж нездоровые желания, особенно среди младших чинов. А допускать мародерство и грабеж, пусть даже воров и злодеев, я не вправе.
— Понимаю, Владимир Стоянович. — Киваю я. В самом деле, мой пример показал, что ЛЮБОЙ охранитель может воспользоваться трофейным правом, а к чему может привести подобный казус… опричнина медом покажется! Кстати… — Ваше сиятельство, так может, лучше будет отдать Бусов «пароход» в казну? Ну, а уж на этом примере, объявить, что, дескать, по велению Государя и во избежание злоупотреблений…
— Знаете, а это мысль, Виталий Родионович. Весьма и весьма привлекательная мысль. Только… — Князь на мгновение задумался, а потом усмехнулся. — Думаю, можно будет поступить несколько иначе. Благодарю за идею. А сейчас… Вроде бы, с документами мы разобрались, в первом приближении?
— Вам виднее, Владимир Стоянович. — Пожал я плечами.
— По-моему, закончили. Ну что ж. Тогда, не смею задерживать, Виталий Родионович. — Поднялся из-за стола Телепнев.
— Всего хорошего, ваше сиятельство. — Кивнул я, забирая бювар. Но князь остановил мою руку.
— Заберете завтра, уже оформленным на ваше имя. Хорошо? Да не забудьте, завтра к полудню, за вами заедет экипаж. Постарайтесь быть готовым ехать, к тому времени. — Добавил на прощание князь.
Чуть не ляпнув: «всегда готов!», я откланялся, и рванул прочь из канцелярии. Вылетев во двор, я кинулся к конюшне. Мерзнуть на улице, в ожидании проезжающего мимо лихача, мне совсем не улыбалось, а вот попробовать договориться с кем-нибудь из подчиненных Ратьши Гремиславича, другое дело…
К счастью, на моем пути, чуть ли не у самого входа в каретный сарай, попался сам Ратьша. Так что, уже через несколько минут, я сидел в теплом, пока еще колесном экипаже, из тех, что штабс-ротмистр постоянно держал наготове, и ехал на Загородский. Домой!
Я не стану описывать радость встречи с Ладой, скажу лишь, что к ужину, приготовленному Лейфом, мы спустились очень голодными. По крайней мере, я так точно. А за столом, который Лада и Лейф, теперь делили вместе со мной, сын ушкуйника попросил рассказать о поездке. И я, вспомнив данное себе, после посещения архангельского ресторана, слово, тут же стребовал с Лейфа обещание разнообразить наше меню поморскими блюдами, а потом уж, уступив просьбам «семьи», стал рассказывать о своей командировке, в очередной раз дивясь тому, какой интерес проявляют мои собеседники к любым мелочам, уточняя все что можно, вплоть до внешнего вида директора банковской конторы… ну прямо, как Смольянина при расспросе перипетий моего хольмганга. Впрочем, может оно и нормально для этого времени, кто знает?
Узнав, что на следующий день я еду в Кабинет, Лада сразу после ужина, Лада развила бурную деятельность, и при этом долго удивлялась моему спокойствию. Даже Лейф, уж на что уравновешенный в плане эмоций, молодой человек, и тот, кажется, нервничал. А я никак не мог понять, с чего они так колготятся. Приехав в Кабинет на следующий день, понял, и мысленно пообещал засыпать сероглазку гостинцами, за мой франтоватый вид.
