Я начинаю путь... - Аббакумов Игорь Николаевич

— Тут нельзя притворяться. Просить подаяние нужно по-настоящему. Также по-настоящему нужно было и жить с него. И унижения, к которым невозможно привыкнуть, тоже настоящие. А ведь это не все. Нужно уметь защитить себя от настоящих попрошаек, потому, что все «хлебные» места уже поделены и за них идет драка.

А еще хватало и тех, кто пытался зарабатывать на жизнь, склоняя девочек к занятию проституцией. Таким тоже приходилось давать отпор. Иначе беда. Сколько девок сломали эти твари!

— Смотришь на таких. Сегодня вроде ничего. Завтра плачет горючими слезами, потому что ее уже «обломали», а послезавтра из петли вынимаешь, потому что сил у нее не нашлось жить после этого.

Все это меркло на фоне того, что вытворяли сами немцы и их прислужники. Вот уж кто всегда был опасен.

— Партизан они боялись до усрачки. А потому береглись изо всех сил. Наши ведь бездельем не маялись и уж если выходили из леса, то жуть наводили страшную. Немцы в такие дни вообще на ушах стояли и даже просто пройти мимо них было опасно. Им в такие дни ничего не стоило пристрелить без разговоров человека только за то, что он руки в карманах держит: а вдруг за гранатой полез? Про полицаев и говорить не стоит. Те вообще нервные да пьяные ходили. Без самогона они всю свою лихость враз теряли.

Именно полицаи проявляли наибольшую бдительность. Поэтому соваться разведчику самому в лес не стоило. Первый же патруль, остановивший тебя, помимо прочего, обязательно тщательно обнюхивает человека. Если унюхают запах костра или мыла — прощай и жизнь и свобода. Замучают гады! Все общение с партизанами — только через присланного связника. Записки в тайнике? Да вы что? Кто так делает? Вы просто не понимаете, что там творилось. Первый же обыск и записка для тебя станет приговором. Да что записка, даже огрызок карандаша в твоих вещах станет источником неприятностей. Моментом вопрос: ты что записывать сучка собралась? Бумага, чтобы попу вытирать? Если только это не чистый листок. Кстати вытирать нужно не очень тщательно. И вообще, о привычной гигиене стоит забыть. Если уж играешь нищенку, сделай так, чтобы к тебе противно было подойти, а не то, что коснуться. Поэтому волосы состриги до самых корней, чтобы тифа боялись. Одежду ни в коем случае не стирать и самой не мыться. От тебя должно разить как из помойки. Иначе на подозрение нарвешься. Люди тебе должны не подавать милостыню, а кидать как псу паршивому.

— Противно? А думаете мне было приятно засранкой опустившейся себя чувствовать? После провала, когда ушла в отряд, первым делом всю одежду тщательно отстирала и вымылась как следует. Вот счастья мне было! Для меня до сих пор стирка и мытье лучшее из удовольствий. Хоть в холодной воде, хоть в горячей. А даже и в ледяной.

По словам Ольги Ивановны, такая нечистоплотность служила не только средством маскировки. Любителей мерзко развлечься с малолеткой тоже хватало. Ведь жизнь и достоинство человека на оккупированной территории ничего не стоила и ничем не была защищена. После такого откровения, нам стал понятен источник той ненависти, что эти люди испытывали к врагам. Я бы тоже готова была убить того, из-за кого пришлось бы жить в унижении, в грязи и постоянно озираясь.

Но это мне ясно. А как мне убедить здешних взрослых, что предоставленные сами себе дети, не только выживут в самых невероятных условиях, но и сумеют выйти победителем в схватке с врагом? По нашим меркам, этот мир настоящего горя не знал и о многом представления просто не имеет.

Глава 29. Смена команды

На некоторое время я выключилась из привычного ритма жизни. У Маши умерла бабушка по матери, проживавшая в Вологде. Пришлось ехать, отдавать последнюю дань памяти человеку, которого я ни разу не видела вживую. Целую неделю меня не было в Питере. А когда я вернулась, оказалось, что в мое отсутствие многое поменялось. Пришлось входить в курс дела.

И вот я сижу с Бонифацией Ипатьевной в кафешке, наслаждаясь хорошим кофе и отличным мороженым. Мороженое — прямо как из моего детства, а кофе здешний все-таки даст фору тому, что я потребляла до переселения сюда. Моя собеседница, отдавая дань уважения мороженому, пить кофе избегает. Вместо него она заказала ликер. Не знаю, каковы здешние ликеры на вкус, но в прежней жизни я ими не увлекалась. Уж если пить, то что-то более серьезное. Или совсем не пить. Похоже, что собеседница моя в этом со мной согласилась бы и если бы не правила приличия, то она наверняка предпочла бы хорошую водку и селедочку с лучком. Да под рассыпчатую картошечку, политую маслицем. Ну а если это недопустимо, то от коньячка бы она точно не отказалась. Главное, чтобы это был не тот шмурдяк, что производят французы, а настоящий продукт, созданный творческим гением древнейшего народа нашей державы. Вот тогда бы она разошлась! И даже поехала. В гостиничный номер. С дружком под ручку. Но положение в обществе обязывает, а потому чисто женские напитки. Правда, нашей беседе это ничуть не мешает. Вот мы и беседуем, о своем, о масонском.

— Эти олухи оказывается на полном серьезе верят всякой чертовщине.

Это она о результатах посещения «конторы» Якуповой мне докладывает. Именно докладывает, как подчиненная своей начальнице. Не смотря на то, что «ни в какое ГТО я не верю», она меня воспринимает именно как эмиссара могущественных сил. Это чувствуется.

— Но нам голубушка это только на пользу. Что бы они там не фантазировали, но считаться с тобой им приходится. Поэтому в наш творческий поиск они вмешиваться не решились. Хотя, поползновения к этому были. Но я сумела убедить их в том, что меры по режиму секретности не должны отпугивать от посещения салона Алексеевой людей творческих.

Вызов Серушко к Якуповой состоялся сразу, как только наша деятельница захотела сформировать собственную службу безопасности. Для этого следовало получить разрешение у полиции. Ничего сделать на этом поприще Бонифация не успела. Следившие за нами агенты Якуповой вовремя информировали свое начальство. После этого нашу шуструю даму вызвали на «ковер» и доходчиво объяснили, что так дела не делаются. Что полиции не след совать свой нос в «хозяйство» Ксении Александровны. Она и сама может позаботиться о своих людях. Ну а лезть чиновникам МВД во флотские дела, тем более никто не позволит. Вот про охрану секретов она правильно подумала. Правда заниматься этим вопросом будет не частная лавочка, а серьезная государственная «контора» и даже не одна.

— Не знаю, что там наверху сдохло, но отныне наши тайны, это и их тайны. Мне так и сказали.

— А какие тайны их интересуют?

— Хороший вопрос! Каждый занялся своим, а все вместе нами. Ледовый флот сейчас выкупает те развалюхи, до которых нам не было дела. Организуют конструкторское бюро Заатмосферных Летательных Аппаратов. Сокращенно КБ ЗЛА, — произнеся эту аббревиатуру, Серушко весело хихикнула, — туда наших морячков служить переводят, а партикулярных инженеров будут уговаривать перейти.

— Значит остаемся с одними гуманитариями?

— А вот и нет. Тех тоже сейчас обрабатывают. Уговаривают перейти в какую-то Гиперборейскую Академию Искусств, сокращенно ГАИ.

— А что это за зверь такой? — последняя аббревиатура вызвала у меня улыбку.

Вместо ответа, Бонифация Ипатьевна с отвращением посмотрев на недопитый ликер, обратилась ко мне с другим вопросом:

— Маша! Может сменим напитки? Ей богу, я уже не могу лизать эту патоку.

— Чай с баранками!

— Серьезно? Ну как знаешь, я не ведь навязываю, — подозвав официанта, она заказала для себя водочку и селедку с лучком, а мне и в самом деле чай с баранками.

Пока выполняли наш заказ, я прикончила мороженое, а собеседница развлекалась с сигаретой. Спрашивать у меня разрешения закурить, она даже не подумала. Когда заказ был выполнен, я вернулась к прерванной теме.

— Так чем у нас ГАИ займется? Надеюсь не сбором штрафов за превышение скорости?

— Напрасно шутишь. Штрафы они тоже собирать будут. Вернее, мне этим поручено заниматься.