Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Сейчас же, когда болезнь отступила и Саша вошёл в большую жизнь, начиная раскрывать свой талант, скрывать его возраст больше не имеет смысла. Поэтому по ходатайству мамы юноши ему вновь вернули его настоящий биологический возраст. Таким образом, Александру теперь 18 лет, что его, как нам стал известно, очень радует. Дело в том, что в ближайшее время, возможно, Александр собирается жениться. Свою вторую половинку он нашёл в далёком ФРГ, когда был там на гастролях. Но не будем забегать вперёд. Главное, что теперь, когда Саша полностью здоров, мы можем рассказать гражданам нашей страны о необычном случае.

Эта удивительная история, в которую сложно поверить, происходила фактически на наших глазах, и все мы с вами, её современники, были невольными свидетелями торжества советской науки, которая благодаря неусыпной заботе о наших гражданах со стороны партии, правительства и лично…»

Дальше я читать не стал. Отложил листок в сторону, потёр руками лицо и, постаравшись придать голосу уверенность, сорвавшись на фальцет, произнёс:

— И что тебя так расстроило?

— То, что ты женишься на этой проклятой немке, а не на мне!

— С чего ты взяла?

— Да там так написано!

— Ну, мало ли что на заборе пишут, — задумчиво произнёс и, посмотрев на девушку, хмыкнул: — И кстати, а я разве обещал жениться на тебе?

— Нет, но я думала…

— Ясно. Ладно. Успокойся, — я постучал пальцами по подоконнику, размышляя, какими матерными словами мне лучше приветствовать товарища Лебедева, когда тот в следующий раз попадётся мне на глаза.

Но ещё нужно было что-то сказать здесь и сейчас. Что-то такое, чтобы разрядить обстановку. Мысли в голове путались, и я не знал с чего начать. Хотелось побыть одному. Хотелось всех послать далеко и надолго, и в первую очередь нужно было послать эту наглую девицу. Потому что именно она мешала мне сейчас сосредоточиться на анализе полученной информации.

О том, что в Москве явно охренели, я и так знал, но что настолько, что решили-таки без меня меня женить, я не подозревал. Хотелось рвать и метать! Хотелось прямо сейчас поехать в посольство, позвонить Мячикову и устроить грандиозный скандал.

И когда я собрался было это предпринять, я выдохнул и подумал:

«Какого чёрта? Действительно — мало ли чего там и где написано? Может, это вообще дезинформация? Пусть пишут что хотят. Жениться я всё равно не собираюсь, и хрен они меня заставят. И это главное».

— Что ты молчишь, — вывела меня из раздумий истеричка. — Скажи мне что-нибудь!

— Сказать? Хорошо, — набычился я, уже видя все формулировки недовольства прямо перед глазами.

«Да, меня не спросили! Да, мне незаконно увеличили возраст! Да, они это всё сделали без разрешения и не согласовав со мной. Всё — да! Но есть одно но! Все эти вопросы это моё дело! Это мои проблемы! Мои, мамины и начальства! Ты то тут какого хрена в это всё свой любопытный нос суёшь?! Любишь меня? Ну и чего? Теперь я должен под твои хотелки прыгать? Да хрен тебе по всей роже! Обнаглела, блин, вконец! Хочу этого, хочу того, а хрен тебе! Пошла нафиг отсюда, чтобы я тебя больше не видел!»

Я собрался было всё это ей высказать прямо в лицо, но увидев поникшую несчастную девушку, моментально выкинул гнев и, вздохнув, произнес, желая успокоить:

— Маша, неважно, что пишут в газетах. Главное — это то, что мы с тобой не пара. И я прошу тебя выкинуть меня из головы. Мы не подходим друг другу и нам не суждено быть вместе. Я тебя не…

Дальше я договорить не успел.

— Ах, ты сволочь! Предатель! Папа правильно говорил, что тебе лишь бы за границу побыстрее сбежать! К немке своей уехать хочешь? Не пущу!

С этими словами она выхватила из-за под блузки огромный столовый нож и закричала:

— Я сейчас не знаю, что с собой сделаю!

— Успокойся, Маша, — обалдел я, понимая, что детский сад не только не закончился, а ещё и перешёл на более взрослый уровень. — Порежешься ещё.

«Чёрт, неужели вены вскрывать собралась? И у меня в комнате… Во дела… Крыша, по ходу дела, у девицы точно поехала. Может, весна? Обострение? Просто жесть!.. И зачем я её с собой взял?!?!? Дурак я дурак!!!».

— Ты женишься на мне? Отвечай! — тем временем закричала та.

— Давай мы об этом поговорим позже. А сейчас просто убери нож, — предложил я, прикидывая, как лучше выбить оружие из руки девушки.

— Я тебе сказала: отвечай! — потребовала Маша.

— Да я отвечаю, — попытался запутать её я и покосился на открытую дверь, в проёме которой показались силуэты Лебедева и Кравцова. — Убери, пожалуйста, эту саблю, и давай спокойно поговорим.

— Не уберу! Отвечай: женишься на мне или нет? — заплакала она, закатывая рукав кофточки.

— Маша, мы это обсудим позже, — предложил я и протянул свою руку. — А сейчас успокойся и отдай нож мне.

— Тебе? — она перестала плакать. — Тебе нужно нож? — приблизилась ко мне, а затем неожиданно закричав: — Не будешь моим — не будешь ничей! — прыгнула в мою сторону, держа кухонный тесак перед собой. — Умри, сволочь!

Хорошо, что сработала реакция, и я сумел за мгновение увернуться в сторону, а то была бы во мне небольшая сквозная 5-сантиметровая дырка в животе.

Но вот увернуться-то я увернулся, а на большее скорости не хватило.

И Маша со всего маха воткнула нож в оконное стекло, которое, разбившись, со звоном опустилось ей на руки.

Она ещё не поняла, что произошло, а в комнату уже влетели мидовец с комитетчиком.

— Откуда вы тут? — не обращая внимания на крики упавшей на пол Маши, спросил я полковника, вытаскивая из-под кровати чемодан, в котором лежала аптечка первой помощи.

— Вернулся с пляжа. Вижу, она бежит к тебе. Решил посмотреть, что ей надо, — пояснил Кравцов, перематывая жгутом руку полной дуры. — А тут уже и товарищ Лебедев подошёл, — потуже перетянул руки и добавил: — Вроде нормально, — посмотрел на меня. — Надо за медиками сбегать.

— Конечно, — вздохнул я и убежал в дом, где жили врачи.

Через пятнадцать минут наш доктор, Кравцов, Рюмин и Маша уехали вместе с вызванной скорой помощью в больницу — будут спасать руку. Девушка не только умудрилась порезать вены битым стеклом, но и повредить сухожилия. Работы медикам предстояло много.

Посмотрев вслед машине, мысленно пожелал удачи и, обернувшись к народу, который вышел из своих жилищ, напомнил, что уже отбой, что пора спать, и что завтра нам предстоит работа.

Ко мне подошёл Лебедев, отвёл чуть в сторону в сторону и негромко произнёс:

— Что это сейчас было? Что ты ей сделал?

— Ни хрена я ей не делал. У неё явно крыша поехала. Вы ж видели, как всё было.

— Видел. Но из-за чего это было? Не просто же так она на тебя с ножом бросилась. О чём вы говорили?

— Да особо ни о чём. До этого она всё приставала, мол, люблю. Но я отвечал, как вы меня учили.

— В смысле?

— Ну, что мол, не до этого мне. Что, мол, я ещё молод. А она не отставала. Просто надоедала и всё, а вот сегодня устроила вот этот спектакль. — А с чего всё началось?

— Да ни с чего. Она словно бешеная прибежала. Размахивала листком и орала. Потом мне его дала почитать.

— Листком? Каким? Полученной радиограммой, в которой вырезка из газеты?

— Да. Откуда она его взяла?

— Я ей дал. Когда ехали обратно. Чтобы скоротать время, решил обрадовать твою однокурсницу хорошей новостью о тебе. И зачитал отрывок. Она так запереживала. Сказала, что очень рада за тебя и захотела сама передать тебе этот текст. Я был не против, — вздохнул Лебедев. — Кто ж знал, что так получится.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Удружили. Теперь ещё этот геморрой разгуливать надо.

— Что делать. Разрулим, — сосредоточился мидовец и уточнил: — Так значит, про нож не рассказываем и действуем, как посоветовал товарищ Кравцов?

— Конечно. Ему уж точно видней, — согласился я.

Товарищ Кравцов же ещё до приезда медиков объяснил нам всем, в том числе и Маше, как всё было на самом деле.

Маша пришла к режиссёру отрепетировать не получившийся фрагмент её роли. При показе миниатюры она не рассчитала расстояние и, случайно махнув рукой, разбила стекло. О наличии ножа и действий с этим столовым инструментом всем нам предлагалось крепко-накрепко забыть.