Семь. Гордыня (СИ) - Морале А.

Девушка кивнула, развернулась и так же молча повела меня куда-то вглубь монастыря.

Вчера весь вечер листал справочник, но толком ничего не запомнил. Если на матушках, настоятельницах и игуменьях было всё более-менее понятно, то на иеромонахинях, послушницах и трудницах я сломался. Запомнил только, что монашки не любят, когда их называют монашками, а не монахинями… Или наоборот. Хм… Значит, не запомнил. Да уж, голова была забита точно не этим. Так что, может матушка Иоанна вовсе и не матушка, а игуменья, например, или иеромонахиня. Но раз эта малохольная повела меня за собой, значит я ошибся не сильно, или она поняла, чего я от неё хочу.

Длинные каменные прохладные коридоры, запах… какой-то умиротворяющий запах, факелы и свечи, не настоящие, только имитация, но антураж они создавали неплохой, я даже слегка проникся. Шли мы долго, сначала через монастырь, потом через внутренний двор и снова через коридоры. Я вертел головой, разглядывая всё вокруг. Во внутреннем дворике с фонтаном копошились монашки — кто-то развешивал бельё, кто-то подметал каменную плитку, кто-то из девушек (их вообще можно так называть, или монашки бесполые существа?) тащил корзины с едой в сторону погреба или на кухню.

Мы миновали огромную, просторную светлую столовую, с двумя длинными столами и такими же бесконечными скамейками, десяток монашек неторопливо ковырялись в тарелках, заканчивая утреннюю трапезу, и что-то обсуждали с умным одухотворённым видом. Хотя, может я немного перегибаю… Если не знать, что это женский монастырь, то… то всё это походило на самую обычную женскую общагу. Если бы не их одеяния, и не догадался, куда попал.

Молоденькие монашки провожали меня заинтересованными взглядами, шушукались и тихонько хихикали, опасливо поглядывая на своих старших, более строгих и серьёзных коллег. И здесь, видимо, дедовщина, куда же без неё. Или, бабовщина…

Я подмигнул стайке молоденьких девушек, схлопотал кровожадный и не обещающий ничего хорошего для меня в ближайшем будущем взгляд от ещё не совсем старой, но явно разочаровавшейся в жизни женщины лет пятидесяти, отвернулся от них, и послушно поплёлся за своей провожатой, задумчиво сосредоточившись на её спине и чуть ниже спины…

Женщины они везде женщины, и просто так свои отличительные формы не спрятать, даже под этим бесформенным чёрным балахонном — бёдра женственно виляют при походке, под тканью явно угадывались упругие ягодичные мышцы, не говоря уже о бугорках спереди, которые я автоматически отметил ещё при нашей встречи в дверях. Интересно, они здесь носят нижнее бельё или нет? Судя по тому, что полосок трусиков не заметно, о белье здесь не слышали. Хотя, может у них тут в моде панталоны до колен…

И ещё вопрос на засыпку — как они здесь без секса справляются? Или выбираются для этого в соседнюю деревню раз в месяц, например? Это вряд ли. Значит, терпят. Я бы так жить не смог. И почему у меня все мысли всегда об этом? Возраст, наверное, такой. Моя сопровождающая замедлила шаг, остановилась у высоких дверей и негромко постучала.

— Да? — раздался уверенный женский голос с обратной стороны.

Монашка приоткрыла дверь, заглянула внутрь, и тихонько прошептала:

— К вам Алексей Гордеев, матушка.

— Хорошо, пусть заходит.

Я зашёл внутрь, за моей спиной с тихо прикрылась дверь, и мы с матушкой остались один на один. Никогда не встречался с таким людьми раньше. Как себя с ней вести? Без понятия.

Светлая достаточно просторная комната, чем-то напоминающая рабочий кабинет отца, высокие потолки, несколько окон, полки, заставленные книгами, дубовый стол, пара стульев, книги на столе и компьютер. Да уж, компьютеризация добралась и до монастырей. Ничуть не удивлен этому.

Матушка выглядела… не как матушка. Простая, можно даже сказать симпатичная женщина лет тридцати пяти, максимум сорока. Отец был прав, ей бы немного косметики и ухода, она бы сошла за ровесницу Лизки. Забавно.

Под изучающим взглядом игуменьи (надо же — вспомнил!) я сел на стул, закинул ногу на ногу, и внимательно посмотрел на хозяйку монастыря.

— Рада вас видеть у нас в гостях, Алексей. Ваша сестра много хорошего рассказывала о вас и предупредила о вашем приезде. Очень рада познакомиться, наконец, с вами лично. — улыбнулась матушка. — Я настоятельница этого монастыря, игуменья Иоанна.

— Для чего я здесь?

— Сразу к делу? — с улыбкой хмыкнула она. — Хорошо. Я хочу получить медийную поддержку от твоего отца и не только.

— Не только от отца, или не только медийную? — не смог удержаться я от маленькой шпильки.

— Не только медийную. Если мы будем работать с твоим отцом, то будем иметь дело только с ним, ни с кем более. Другие нас не интересуют.

— А есть другие? — наигранно удивился я. — Что-то я не вижу за воротами толпы желающих?

Кажется, я попал в точку — по её лицу пробежала незаметная тень недовольства. Ну это и не удивительно, я уже понял, к отцу обращаются те, кому уже не к кому обращаться. Репутация у нашей семейки та ещё.

— Кстати, а вы не обращались к Бельскому Роману Борисовичу. Кажется, он один из ваших. Такой же святой человек. — задумчиво разглядывая полки с книгами, поинтересовался я.

— Бельский погиб не так давно. Кому как не вам, Алексей, знать это.

— Это понятно. Но до его смерти?

— Нет, не обращались.

— Почему же?

— Он не владеет телевизионными каналами…

— Допустим. Но купить рекламу не проблема…

— И у нас с ним разные взгляды на жизнь. Мы предпочтём иметь в союзниках вашего отца.

— Даже так? Удивительно! — я на секунду задумался. — А зачем вам телевизионные каналы? Хотите продвигать какие-то новые мысли в массы? Расширять паству, нести через экраны телевидения светоч просвещения и слово божье серым массам?

— Нам нужна масштабная пиар-компания в прессе. Мы пробуем делать это через интернет, но результат совсем не тот. Не те масштабы и охваты.

— Куп и те. — равнодушно пожал я плечами. — Проблема с деньгами?

— Нет. С деньгами проблем нет. — монашка как-то хитро усмехнулась. — Но с цензурой… Нас не хотят допускать, есть люди, которые перекрывают нам доступ.

— Текущая власть? Или конкуренты из вашей же… епархии?

— И то, и другое. Я бы сказала — их успешный тандем. Как и у вас, у нас тоже есть закулисные игры и борьба за власть.

— Так вы хотите получить власть! — понял я. — Разве у вас так всё происходит?

— Как и у всех. — пожала матушка плечами. — Чем известнее человек, тем больше у него власти. Сейчас моя власть не распространяется дальше этого монастыря. Да и то, надо мной стоит столько человек, что я устала перед ними спину гнуть.

— Я думал, вы живёте дружно — под одним богом ходите, как-никак. А у вас здесь борьба не на жизнь, а на смерть. — я вздохнул и сокрушённо покачал головой. — Ладно, мать. Давай подробности, что именно передать отцу, да я поеду.

— Алексей! — возмутилась матушка. — Вы ведёте себя несколько развязно и чуточку грубо.

— Какие наши годы! — притворно вздохнул я. — Ты… Как тебя, кстати, в миру зовут?

Матушка недовольно нахмурилась и посопела.

— Или я ухожу и никакого разговора не будет. — предупредил я её. — Я не один из твоих прихожан.

— София. Софья… — тяжело вздохнула игуменья, явно готовая вот-вот выставить меня за двери.

— А при чём здесь Иоанна? — удивился я.

— Так крестили.

— Да? Ну ладно. А я Алекс.

— Хорошо, пусть будет Алекс.

— Вот и славно… Не сложно ведь. Да, Сонь?

— Но только когда мы наедине… — тут же всполошилась моя новая подруга и вежливо добавила: — Пожалуйста!

— Видно, мы вам сильно нужны, Сонь. Да?

— Алекс. — она закатила глаза под лоб. — Я ведь даже формально тебе в матери гожусь, а ты так себя ведёшь.

— Это вряд ли. Ты хоть и стараешься казаться старше, но тебе максимум лет тридцать. А тридцатилетняя женщина, как говорил Артур Шопенгауэр, это мечта любого мужчины от пятнадцати до девяносто девяти лет.