Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 129
Под хмурыми взглядами окруживших их горцев беглецы зашли в предоставленное им жилище. Желанная Италия была близка, как никогда, но странные заявления местных путали им все планы. Крюк по Швейцарии был не просто небезопасен, он мог стать фатальным, если уехавший в Цюрих ремесленник что-то пронюхал или узнал кого-то из свиты императрицы. За беглецами могли пожаловать как рыцари Генриха, так и муниципальная гвардия городка. В любом случае дело могло закончиться выяснением личностей и, как следствие, выдачей всех в руки обиженного и разгневанного государя Священной Римской империи.
Подумать было о чем.
Но предположений насчет того, что могло стать причиной такого поведения местных, ни у кого не было. Троица горцев, поняв, что иностранцев не пустят за перевал, сразу предложила услуги по сопровождению их до любого места в Альпах за символическую плату – марка серебром. Беглецами была взята ночь на раздумье. А пока все остались ночевать у «гостеприимных» жителей перевала.
Вечером Костя заявил, что под лежачий камень и вода не течет, взял бурдюк с брагой, припасенной в дорогу и хранимой на крайний случай, и пошел к местным выяснять, что почем. С собой он захватил самого смышленого из проводников, младшего из братьев по имени Боги. Через час они вернулись с полным объяснением всей сложившейся ситуации.
Оказывается, епископ Бергамский, правивший за перевалом, пожелал установить пошлину за пользование дорогой. Действительно, что толку с того, что жители Сен-Готарда водят путешественников туда и обратно? Если все равно все пути ведут через земли епископа? Вот и был послан рыцарь Энцо Риацци с отрядом лучников, с тем чтобы установить на спуске с перевала пункт сбора мыта и построить сторожевую башню. А деньги должны были собирать со всех, в том числе и с жителей Сен-Готарда, до этого дня свободно путешествовавших в итальянские долины. Местные жители возмутились от такого произвола и отказались пропускать к себе представителей епископа и всех тех, кто приходил со стороны Италии, угрожая подсечь опоры деревянного моста, единственного ведущего на перевал. Сейчас конфликт находился в состоянии вялого противостояния: итальянцы караулили спуск в долину, а местные не давали прохода никому со стороны Италии. Переговоры зашли в тупик, и выхода не было видно в ближайшей перспективе, так как идти на уступки Риацци никто не уполномочивал, а отступить или поехать к епископу рыцарю мешало врожденное упрямство, позднее названное рыцарской честью.
Ситуация выглядела аховой для путешественников еще и потому, что швейцарцы спустили на лучников, попробовавших пробраться ночью наверх, небольшой камнепад, завалив пару самых смелых, а те в ответ подкараулили и подстрелили одного из оборонявшихся. Стороны теперь требовали справедливости, кричали о коварстве противника и отказывались начинать переговоры. Лучники понемногу обирали местных итальянских крестьян, постепенно нагнетая обстановку в долине, но и швейцарцы проедали свои запасы, которые не пополнялись теперь ни контрабандой, ни транзитом.
– Что делать будем? – задал риторический вопрос Малышев.
Вариантов было названо два: пробираться назад в обход на другой перевал или остаться и ночью попробовать с боем прорваться в Италию. И тот и другой могли закончиться неприятностями, но второй еще и портил отношения с дружественными местными жителями. Кроме того, не было никаких гарантий, что прорубающие себе дорогу из Швейцарии путники будут встречены с распростертыми объятиями епископскими лучниками, имевшими склонность стрелять по всему, что показывалось на горной тропе. Да и пробраться через перевал без знающих данную местность людей было бы трудно. А нынешние проводники вряд ли согласятся помогать тем, кто собирается напасть на их соотечественников.
Горовой настаивал на маневре. Он лучше всех понимал рискованность попытки прорыва по незнакомой горной местности с малым отрядом через хорошо укрепленных на склонах местных. Захар согласился с опытным товарищем, Костя тоже склонялся к этому мнению, но неожиданно для всех подала голос императрица. Бледная от долгой, изматывающей поездки, она посетовала на трусость доставшихся ей в попутчики воинов, высмеяла их опасения и заявила, что люди епископа с радостью помогут беглецам, стоит только ей представиться. И вообще, когда Италия так близко, было бы глупо крутиться по германской Швейцарии, где их вот-вот может настигнуть погоня!
Завтра сочельник, и в любом случае ни проводники, ни швейцарцы работать не будут. По словам Адельгейды, это самый удачный день для того, чтобы попытаться с оружием в руках достигнуть подножия Альп. И горе тем, кто встанет у них на пути!
Однако ночь внесла коррективы в планы беглецов. С рассветом на окраине села послышались крики и звуки боя. Спустя буквально несколько секунд по долине разнесся звук набата, и на улицах стало тесно от бородатых детей гор с дубинами, топориками и короткими пиками. Поднятое ополчение деловито разбирало места на стенах селения, женщины тянули пучки стрел, подростки с ведрами, полными воды, деловито сновали по подходам, выбирая пожароопасные места.
Причин, вызвавших такую вспышку активности среди местного населения, не наблюдалось.
– А что, батя, тут, никак, гражданская оборона началась? – Костя схватил за руку спешившего мимо него. Местный ополченец, седобородый сорокалетний коротышка со связкой копий и увесистой дубиной попробовал вырваться из рук фотографа, но натруженные веслом мозолистые ладони выходца из двадцатого века оказались покрепче. Да и дорогая и редкая кольчуга русича говорила о том, что они люди опытные и с военным делом знакомые, а значит, опасные для сопротивления.
Взглядом исподлобья оценив качество меча на поясе схватившего его иноземца и величину секиры Захара, тоже выскочившего на шум, местный начал что-то мычать и жестикулировать.
– Че сказал-то? – не понял местного диалекта Пригодько.
– Да хрен его разберет. Лопочет что-то непонятное. – Костя, не отпуская ополченца, оглянулся в поисках возможного переводчика. На его счастье, один из братьев-проводников, озабоченный отсутствием средств к поправлению здоровья поутру после вчерашнего, болтался недалеко.
– Эй, друже, ну-ка подскажи, что случилось? А то мы из этого монолога ничегошеньки не поймем! – Малышев дружелюбно улыбался.
Если это пожаловала стража германского бейлифа за беглецами, то сельчане могут уже очень скоро разобраться, что к чему. Вряд ли община будет защищать незнакомых иностранцев, у которых проблемы с германским императором. Скорее всего, выдадут и награду попросят. Но пока они не разобрались, можно попробовать дать стрекача, благо все внимание охраны занято спуском в долину.
Подошел проводник. Остановленный ополченец затрещал что-то подошедшему соотечественнику на той странной смеси итальянского, благородной латыни, ломбардского диалекта и немецкого языка, которая так и не стала единым швейцарским языком.
Проводник степенно выслушал, отрыгнул и, знаком показав Косте, что больше задержанный не нужен и его можно отпустить, начал излагать услышанное:
– Тут поутру к воротам люди подъехали… Кричат, что люди они бейлифа императора германского Конрада фон Вигенсдорфа. Требовали, чтобы открыли ворота и дали обыскать селенье. Кричат, что, по их сведениям, здесь находится преступник против короны.
Костя сглотнул слюну. Сзади Улугбек тихо пересказывал услышанное только что подошедшему в полной боевой выкладке Тимофею Михайловичу. Тот рыкнул и потянулся за мечом.
Проводник продолжил:
– Глава общины сказал, что земли здесь свободные, но волю государя чтут. Но открыть не откроют. Люди бейлифа пусть сперва присягнут, что прибыли только за преступником, пусть снимут оружие. А рыцарь кричит… – Проводник хохотнул. – Сейчас торгуются, ругаются.
Из-за угла показались спешившие к ним местные жители. Впереди, поддерживая полы длинного праздничного сюрко [124], перепрыгивая лужи, оставшиеся от вечернего дождя, шествовал староста селения. За ним плотной группкой топали несколько вооруженных детин, а сзади плелись хмурые толстяки из числа самых авторитетных жителей селения.
