Под прикрытием (СИ) - Зеленин Сергей

- На «Лавреневский карьер»? …Почему там?

- Я так хочу. Так, отвезёшь завтра утром или мне кого другого попросить?

Тот, руку положив на сердце:

- Да, я не прочь… Но ты пойми, Серафим - там рыбы НЕТ(!!!) и, отродясь никогда не бывало! Там никто не рыбачит…

Со всей убедительностью, разуверяю:

- Наоборот – там рыбы столько, сколько тебе и не снилось.

- Да, кто тебе такое сказал?!

- Один знающий человек, - еле-еле сдерживая гомерический хохот, - просил тебе не рассказывать, а то ты всю рыбу там выловишь.

- Да, плюнь ему прямо в его очи! – горячится Клим и, чуть ли не рубаху на пузе не рвёт, - да, кругом столько мест – хоть на наш заводской пруд ступай или на Грязной ручей и, то – там рыбы будет больше, чем… А в Тёще – во «лапти», места только надо знать! А в Серёже…

Однако, я настаиваю:

- А я хочу, порыбачить на Лавреневском карьере!

Жена Клима меня поддержала с изрядной ехидцей:

- Съездите, съездите – всё меньше во дворе тухлятиной вонять будет!

Клим, по столу кулаком – «бабах», аж самовар подпрыгнул:

- МОЛЧАТЬ, ДУРА!!! Не твоё бабское дело в мужицский разговор встревать… Пшла на кухню и греми там своими чугунками!

Не сильно то и испугавшись, та поджала губы и надменно на мужа глянув, не спеша удалилась на свою «территорию».

- Так, что? Отвезёшь на Лавреневский карьер или не уважишь?

Помолчав сколько то, тот с досады чуть не плюнул:

- Чёрт с тобой! Завтра, ещё затемно буду ждать тебя возле плотины…

Уже попрощавшись, услышал за спиной еле слышное:

- Ну, что с него – с контуженного, взять?!

***

- Разве дороги туда нет?

Где-то с полпути, еле заметные признаки цивилизации кончились - от слова «вообще» и, приходилось временами продираться сквозь густые кусты и объезжать довольно толстые деревья. Иногда, без топора и шагу проехать было невозможно! Клим, потихоньку зверел и отвязывался на мне – как на виновнике злоключений:

- А это и есть дорога – аль повылазило?! Просто по ней, лет сто уже не ездили.

Действительно, хоть и сильно заросшая, но ровная – без бугров и ям, дорога. Насыпи, выемки… По сторонам, даже виднеются остатки кювета.

- Ну, положим не «сто» – а лет семьдесят…

- «Семьдесят…». Хватай вон топор и прорубайся, счетовод хренов!       Ох и, это надо ж было с ним связаться…

Хотя, чаще всего он «отвязывался» на лошади – хлеща её без особой надобности и обзывая всякими обидными для любой животины словами.

***

Клим, был несколько неправ: рыба в заброшенном песчаном карьере - заполненном водой, конечно же была.

Вон, как она плещется, какие круги по поверхности водоёма расходятся!

Да и так – визуально, с берега были видны проплывающие в слегка мутноватой воде тёмные, вытянутые хребтины. Однако, обитатели водной стихии упорно игнорировали абсолютно все привады и насадки – что подсовывал им под самый нос заядлый ульяновский рыбак.

К обеду, изрядно достав меня уже своим нытьём, Клим поймал всего лишь пару небольших с ладошку карасиков - да с пяток плотвичек и окуньков и, того меньше:

- Ничего не хочет брать: ни на червя, ни на опарыша, ни на кашу или распаренное зерно…

- На жёванное гов…но попробуй, – даю дельный совет.

- Тебя вот, – психует, аж слюной брызжет, – самого заставить бы гов…но жевать, за такую «рыбалку»!

Чтоб не разругаться вконец, отхожу от него подальше и, идя вдоль берега иногда закидываю удочку, меряя глубину. У меня вообще, ни разу даже не клюнуло - но в отличии от Клима, я ничуть не расстраивался.

Когда-то, ещё очень задолго до братьев Баташёвых - построивших близ Ульяновки чугуноплавильный завод, здесь была балка - небольшая долина с пологими заросшими склонами. Затем, на дне балки нашли песок и стали его добывать, используя для разнообразных нужд - так и получился Лавреневский карьер. Однако, чем глубже рыли – тем сильнее мешали скапливающиеся в нём грунтовые воды, не успевали откачивать «конными» насосами. Наконец, после техногенной катастрофы 1861 года – прорыва дамбы водохранилища где-то в верховьях реки Тёщи, карьер затопило «по настоящему» и его окончательно забросили.

Ширина сего водоёма от пятнадцати метров по краям, до ста на середине. Длина, как бы - не километра полтора-два. Сразу у берега резкий обрыв – где-то метра три с половиной.

В обед, когда Солнце хорошо пригрело, разделся и, хотя Клим кричал с берега, что купаться уже нельзя – «Илья в воду пописцал³⁰», понырял в разных местах – пытаясь достать дно. У берега на дне одна тина с полусгнившими водорослями. На середине водоёма дна так и не достал – должно быть за шесть метров, а вода там такая ледяная - что мои «фаберже», аж скукожились и жалобно звенели – когда на берег весь дрожа вылез.

- Ну, ты прям как водоплавающий, - недоумевая, прокомментировал мой «заплыв» Клим, – и где только научился человек, спрашивается?

Рисунок 31. Карьер для добычи руды середины 19 века.

Хотя и лязгал зубами, но не поленился ответить:

- В польском нацистском концлагере опыты над нами проводили и, хирурги-изуверы - вставили мне жабры молодой акулы…

Тот, аж перекрестился изумлённо:

- Ишь, ты… Империалисты – одним словом!

Потом присмотрелся ко мне повнимательнее:

- Разве что через задницу тебе жабры вставляли – шрамов на груди у тебя нет… Тьфу ты, балаболка контуженная!

И, отвернулся обиженно.

Вытираясь досуха, осмотрел ближайшие деревья на предмет сооружения какого-нибудь плота… Или лодку с заводского пруда выпросить и сюда как-нибудь привезти?

«Нет, - думаю, - торопиться и людей смешить не стоит. Зимой по льду, через прорубь - сподручней будет какой-нибудь простейшей приспособой пробу грунта взять. Кусок обычной водопроводной трубы с заострёнными кромками - насаженный на длинный шест, или черпак на нём же: вот тебе и керн!».

Молча пообедав всухомятку – Клим уже устал ругаться, так же молча собрались и поехали назад. Обратно то, полегче уже было – дорога разведана и частично очищена от препятствий.

***

Закемарил было в телеге пригревшись на Солнышке, когда выехали на более-менее ровный участок…

«Нельзя не упомянуть о достоинствах здешнего чугуна и литья из него. Он мягок и имеет вместе такую необыкновенную упругость, какой по своим путешествиям я не замечал ни на одном заводе как в России, так и в Швеции, Англии, США. Общие свойства чугуна - твердость, хрупкость, ломкость, но здешний - гибок, как пружина, и крепок в соединении частей своих. Доказательством служит Петровский театр в Москве, где ложи висят на кронштейнах или на пальцах из сего чугуна…

Выксунский чугун был мягким настолько, что рубился зубилом. Он образовывал стружку при обработке на токарном станке, а в плоских изделиях и плитах правился под молотом, как железо…».

Проснувшись, сел и рассеяно осматриваю довольно-таки живописный ландшафт - приснилась давно читаная в инете инфа.

Сказать по правде, я считал, что всё это - галимый фейк: я хоть и не профессиональный металлург – но кое-что в металлах и их сплавах соображаю.

В отличии от обычного ковкого железа и даже стали, в обычном сером чугуне до хрена и, даже больше чем до хрена - углерода в виде «прослоек». Поэтому он твёрд, но хрупок и не никак может быть - «необыкновенно упругим», образовывать стружку и правиться молотом…

ЭТО НЕВОЗМОЖНО!!!

Это так же невозможно, как спать на потолке – к примеру: одеяло будет спадать. Чугун используется там, где отсутствуют ударные нагрузки – иначе он просто на кусочки рассыпится.

Конечно, существуют специальные чугуны: высокопрочный, ковкий… Но это – технологии уже конца 19 – начала 20-го века. Вспомним книгу Катаева «Брестская»…