Дети Революции (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр"

[1] Сами же англичане говорят, что английские частные школы — рассадник гомосексуализма, и чем престижней школа, тем больше там гомосексуальных явлений. Некоторые (англичане) договариваются до того, что в Итоне и ещё парочке особо престижных школ для мальчиков, все учащиеся проходят посвящение.

Глава 41

Сохранять благожелательное выражение на лице становилось всё сложней, но Алекс терпеливо играл, беседуя с неприсоединившимися. Русских и не очень русских дворян, не принявших смену власти, но и не пожелавших воевать за прежние привилегии на одной стороне с предателями, достаточно много.

Далеко не все будущие эмигранты собрались под знамёнами Корпуса Конфедерации и тем паче не все они станут гражданами оной. Последнее скорее радовало попаданца, чем огорчало.

Какого-либо духовного родства с этими людьми не ощущал, как ни старался. Да и сложно ощутить, когда в разговорах мелькают порой милые подробности времён крепостничества — с гаремами из дворовых девок, возможность запороть непокорного или сдать его в солдаты. Милая пастораль, при описании которой у Алекса сводило скула от бешенства, а у большинства дворян на лицах появлялось выражение умиления и благодати.

— Какое же славное время было, господа, — вздыхали ревнители.

Сложно оставаться спокойным… но нужно. Даже не потому, что нуждается в эмигрантах для пополнения Корпуса, вот уже без чего обошёлся бы радостью! Нужно понимать, что как бы эти ревнители не противны, люди они в большинстве своём образованные. Станут ли они гражданами Конфедерации, Мексики или одной из стран Латинской Америки, не важно. Уровень образования, правильное происхождение и прочие факторы дадут им возможность претендовать как минимум на средне-высший класс, никак не меньше. Чиновники не самого низкого ранга, офицеры, преподаватели в престижных школах и ВУЗах, предприниматели, управляющие и плантаторы.

Не стоит портить отношения с весомыми людьми из-за личных антипатий. С будущей диаспорой, способной осложнить жизнь не только Фокадану, его потомкам и единомышленникам, но и всей кельтской общине.

К слову, люди эти в большинстве пусть и образованные, но не слишком умные. Иначе могли бы догадаться, что прошедший трущобы гость немного иначе воспринимает старые добрые времена.

Ревнитель старых добрых времён удачно пошутил и Алекс засмеялся негромко хорошо поставленным, актёрским смехом. Так, чтобы в уголках глаз появились морщинки, а губы чуть при открылись, показав белые зубы. Долго в своё время отрабатывал… зато действенно. Очень обаятельным становился Фокадан в такие секунды, а шутник начинал чувствовать приязнь к столь тонкому слушателю.

Ничего, ещё с полчаса и можно будет ехать назад, в лагерь. Зато предводители дворянства в очередной раз убедятся, что несмотря на социалистические склонности командира, правила игры он понимает и намеревается соблюдать. К слову, неправда.

Чем больше попаданец слушал такие вот разговоры, тем больше в его голове всплывали мысли об уничтожении дворянства как класса, под корень. И кое-какие подвижки в этом направлении уже есть…

Проводив взглядом тонкую фигурку Глеба, наравне со взрослыми бежавшим утренний кросс в полной выкладке, Фокадан вдохну. Вот ещё одна проблема…

Обнаружив в лагере мальчишку, удравшего на войну, вознамерился вернуть его домой, надрав хорошенько уши. Но аргументы приёмыша оказались достаточно вескими.

— Я не прошусь в первую линию, — горячо говорил Глеб, — стреляю не хуже других, но понимаю, что в окопах и штыковом бою подросткам не место. Не потому, что мы худшие воины, а потому, что взрослые будут неизбежно отвлекаться на нас, стараясь оберечь в бою, и гибнуть.

Фокадан только приподнял бровь, не говоря ни слова, опасаясь сорваться.

— Вестовой, денщик… да мало ли найдётся дел в лагере, не связанных непосредственно с битвой? Я хочу быть причастным к Великим Делам, да не когда-нибудь потом, а здесь и сейчас. Прогонишь… всё равно воевать буду!

Глянув в глаза Глеба, попаданец понял — этот будет. Из редких обмолвок складываются самые противоречивые картины его прошлого. Низкая грамотность контрастировала с достаточно правильной речью и прорывающимися господскими манерами.

Мальчик из хорошей семьи, по неведомым причинам оказавший на улице в достаточно раннем детстве или незаконный отпрыск служанки от барина? А может, просто покрутившийся при барчуке внучок дворника? Но господские манеры вот так, покрутившись, не приобрести. Будет знание манер, не более. Попаданец насмотрелся на разительные отличии в поведении разных социальных слоёв.

Лакея, пусть и потомственного, знающего о хороших манерах побольше иного провинциального дворянина, никогда не примешь за дворянина. Это вбивается — буквально. Снять картуз при виде барина, чуточку иная манера держать себя, речь… Много мелочей.

У Глеба при всех господских манерах вылезало внезапно знание крестьянской жизни и тут же — тонкий вкус человека, выросшего пусть не в роскоши, но и не в крестьянской избе.

Ясно лишь, что прошлое у приёмыша тяжелое — да такое, что вспоминать или не хочется… или опасно. Попаданец не допытывался, сам не без греха. Хочет мальчик взять на вооружение слова Ломоносова Я сам — знатный предок, так пусть.

Пусть повышает самооценку участием в Великих Делах. Научившись за три недели основам пехотной премудрости, приёмыш так же по верхам изучил артиллерию, сапёрное дело… ныне проходит службу санитаром. Выносить горшки мальчику не понравилось, но терпит, поскольку в госпитале его ещё и обучают. Перевязки, нехитрые наборы трав от больного живота, лечение мозолей, составление простеньких мазей. Пригодится.

Ничего дурного в том, что подросток не занимается ныне по школьной программе, Фокадан не видел. Жизненные уроки порой важней, особенно в таком возрасте. Да и математичка, физика и химия никуда не делись. Так же, как и русский язык, а с недавних пор ещё и ирландский.

С утра пару часов на кросс, бокс, борьбу и армейское фехтование[1]. Потом работа и учёба в госпитале, ну а вечером — давай-ка, помогай приёмному отцу приводить в порядок бумаги на двух языках. Вот где математика требуется — с логистическими вычислениями да проверкой бухгалтерии. А там физика с химией армейского образца незаметно приплетаются… Да грамотным языком, без помарок! Иначе переписывать будешь… сынок.

Лос-Анджелес горел, издали видели редкие всполохи пламени и клубы едкого жирного дыма. В порту, под прикрытием артиллерийских оружий, высаживался английский десант.

Защитники города, несмотря на проявленное мужество и грамотно выстроенную систему укреплений, ничего не могли поделать против подавляющего численного и артиллерийского превосходства противника. Конфедераты отступали, огрызаясь от налетающих конных частей британцев, давая возможность уйти женщинам и детям.

Бросать родные дома всегда тяжело, а уж когда приходится делать это под нажимом красных мундиров[2]… для ирландцев, составляющих большую часть населения, ещё и унизительно. Вдвойне унизительно, потому как собственно регулярных частей высадилось немного — части морской пехоты да немногочисленная кавалерия. Остальные — всё больше чернокожие из числа тех, кого несколько лет назад приютили в Канаде.

Хватало и вовсе уж экзотических для Америки типов в тюрбанах, одетых необыкновенно причудливо. Уходить от… этих? Глаза конфедератов белые от ярости, такого унижения они никогда не простят. Ни Англии, ни цветным.

Пока же солдаты и милиционеры пятились, разменивая свои жизни на время. Благо, колониальные части без поддержки красных мундиров не горели желанием бросаться в бой в слепой ярости прирождённых берсеркеров. Наткнувшись на сопротивление, негры и индусы тут же останавливались, принимаясь за вялую перестрелку, пока на помощь не приходили кадровые войска.

Конфедераты же при малейшей возможности переходили в контратаку, норовя сцепиться с преследователями на штыках. Нехватка патронов и русско-немецкая школа штыкового боя, внедрённая уже после войны Севера и Юга, сказывались.