Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный Аноним "Безбашенный"

Криулу эти мужские дела не интересуют, да и никчему ей о них знать, но вот всё, что говорят в городе о её дочурке, для неё тема животрепещущая. И то, что в разговорах о ней всё чаще упоминают и меня, особенно в свете недавних событий, «почтенную» не радует. Ей всё казалось, будто это я слух пустил, и мне пришлось призвать в свидетели Фуфлунса, который подтвердил, что ничего подобного в «Пещере Диониса» не обсуждалось. В конце концов Криула перестала «шить» мне «дело о чёрном пиаре», но уверилась в том, что это всё козни задобренной моей щедрой жертвой Астарты. Собственно, это нам и требовалось, поскольку правда была бы для неё ещё неприятнее. А заключалась она в том, что слух пустила сама Велия, сообщив «под строжайшим секретом» паре-тройке своих гадесских подружек. Те, естественно, прочим своим подружкам тоже разбалтывали «под строжайшим секретом» — то-то даже перевозивший нас из Кордубы Акобал оказался в курсе, гы-гы! Он-то, как я выпытал таки у него в конце пути, от своей жены узнал, а она от их дочки, а та — как раз от одной из тех подружек, и всё «под строжайшим секретом». Это был первый этап плана Велии, эдакий скрытый «инкубационный период», который она принялась воплощать в жизнь почти сразу по приезду в Гадес. С моим прибытием тихий слушок зазвучал громче — особенно после того, как она показала меня — опять же, «под строжайшим секретом» — тем подружкам. А тут ещё и тот БББ наш случился — уже через три дня в пригороде болтали о сотне одних только убитых. По сведениям нашего «бригадира» реально даже вместе с ранеными едва ли набиралась эта пресловутая сотня, но кого это волновало? Обсуждающие свои сплетни обыватели всегда и везде «знают» о событиях лучше и точнее самих их участников, и наш случай не стал исключением из этого незыблемого правила. Так то в пригороде, многие из обитателей которого кое-что и сами видели, а в финикийской островной части города «знали совершенно точно» о добрых двух сотнях убитых, из которых минимум полсотни приписывалось нашей четвёрке, а из них полтора или два десятка — лично мне. В результате я приобрёл славу крутого отморозка, который сперва кромсает оппонентов в капусту, а потом уж думает. Эдакий брутальный самец как раз того типа, который страшно популярен у обезьяньих самок, так что слух о том, что это — «тот самый головорез, который жених Велии из клана Тарквиниев», никому неправдоподобным не показался. Большинство шушукающихся не знало даже моего имени, зато знало «совершенно точно», что я — жених Велии. Отец её не знал, дед не знал, домочадцы не знали, родная мать отчаянно старалась не знать, а они — знали. И плевать, что никто не слыхал о помолвке, они ведь и так «знают совершенно точно». Не весь Гадес, конечно, это Криула сильно преувеличивает, но его респектабельная часть — пожалуй.

И пожалуй, моя молоденькая, но ранняя интриганочка всё рассчитала верно — начавшие уже было волочиться за ней сынки гадесских купцов как-то поотстали. Кому охота схлопотать меч или кинжал в бок от варвара, настолько отмороженного, что сперва убьёт, а потом уж только о последствиях подумает? Дело ведь не только в БББ — докатилась уже молва и о моём участии в кордубских событиях, тоже преувеличенном в разы. Мне приписывали даже участие в самом сражении мятежников Кулхаса с римлянами и, как водится, пару-тройку десятков собственноручно уконтрапупленных супостатов. Мнения разделялись лишь в одном — на чьей я там был стороне. То ли у Кулхаса, то ли среди местных союзников Рима. Причём, у обеих версий имелись сторонники, «знавшие» правду «совершенно точно». Велия же, оказавшаяся талантливой «пиарщицей», умело формировала «общественное мнение», если и не всего Гадеса, то его наиболее уважаемой части, которое «знало совершенно точно», что её жених — я. Конечно, это ещё ровным счётом ничего не гарантировало, но шансы здорово повышало — будучи в числе этой самой «уважаемой» части граждан, глава клана Тарквиниев не мог совсем уж не считаться с означенным «общественным мнением». По крайней мере, ему придётся рассматривать в числе возможных кандидатур — успевшем уже заметно уменьшиться — и мою. От меня теперь требовались лишь два героических подвига в духе Геракла — не наделать слишком уж непоправимых глупостей и изобрести способ снова отличиться хотя бы разок, но весомо. Легко ли совместить одно с другим — вопрос, конечно, философский, но два подвига — всё-таки не двенадцать. Как говорится — и на том спасибо.

— Я знаю, кому служит этот ваш Дагон, — сообщил нам «досточтимый» Волний, когда мы дождались наконец аудиенции и изложили ему свои соображения, — Клану Митонидов. Но чего вы хотите от меня? Убитых вами наёмников никто не опознал, а его самого вы опять упустили. Я не порицаю вас за это — он очень серьёзный противник, и то, что вы сумели сорвать его планы — уже немалый успех. Но у меня нет доказательств причастности Митонидов к нашим неприятностям, а без них городской Совет не поймёт меня, если я развяжу с ними открытую войну. Нужен повод, законный и очевидный для городских властей повод.

— Опознанный Дагон стал бы таким поводом? — вкрадчиво поинтересовался наш испанский мент.

— Смотря кем опознанный. И смотря при каких обстоятельствах. Если бы вы убили его в схватке — его опознанный труп был бы хорошим поводом. А просто узнать его в числе прохожих — ну и что с того? Он гражданин Гадеса, а быть похожим на какого-то разыскиваемого вами бандита — не преступление. Ну, узнал его ваш раб — и что дальше? Слова раба в суде весят меньше слов свободных, а вы сами — ещё даже не граждане города. Против вас же будет свидетельство Митонидов — граждан влиятельных и уважаемых в Гадесе. Митон — основатель их клана — путешествовал с самим Ганноном Мореплавателем, и слово Ратаба, его прямого потомка — не пустой звук.

— То есть Дагон должен быть пойман с поличным? — уточнил Васкес.

— Да, другого способа я не вижу.

— Его видели почтенная Криула и её дети, досточтимый, — заметил я, — Разве их слово не будет достаточно весомым?

— Я не пошлю семью собственного сына опознавать бандита! — отрезал наш наниматель, — Это слишком опасно, и я не намерен рисковать ими! Довольно с них рискованных приключений!

— А если бы в этом не было риска?

— Тогда — другое дело. Но как это сделать?

— Ну, если бы, допустим, труп Дагона или его голова попались на глаза Велтуру… Трупы ведь не опасны, досточтимый? — осклабился я.

— Да, трупы не опасны, — согласился старый этруск, — Но это Дагон, а не какой-нибудь забулдыга. Внутри городских стен его трогать нельзя, это будет явное преступление, а вне города он настороже, и он вам не по зубам. Я наслышан о твоих успехах, Максим, но это один из лучших бойцов, каких только рождала земля. Я ещё два года назад хотел перекупить его, но он предан Митонидам. Ты хороший солдат и надёжный человек, умён и многое знаешь, и я не хочу лишиться тебя в результате глупого поединка с непревзойдённым мастером боя. Да и кое-кто из моей родни был бы опечален таким исходом, — старик подмигнул мне, давая понять, что ему известно всё о наших отношениях с его внучкой.

— Есть и другой способ, досточтимый, — вмешался Васкес, — Митониды зашли уже слишком далеко в борьбе с твоим кланом. Если бы им вдруг представился случай покончить с тобой самим где-нибудь вне города — упустили бы они такой шанс?

— Ты предлагаешь рискнуть мне самому? — усмехнулся Волний, — Было время, когда и я всласть помахал мечом, но теперь я давно уже староват для таких подвигов.

— Ты не понял, досточтимый. Нужно, чтобы Митониды были УВЕРЕНЫ в том, что в их засаде окажешься именно ты. Разве нельзя на какое-то время придать сходство с тобой кому-то другому? Ты открыто выедешь из города по каким-то делам, затем тайно вернёшься а вместо тебя поедет ряженый двойник, которого издали никто не отличит от тебя. Думаю, ты достаточно заманчивая цель для Дагона…

— Так никто ещё в Гадесе никогда не делал. Но пожалуй, я подумаю над этим, — решил наш наниматель.

— И долго он будет думать? — почти риторически поинтересовался испанец, когда мы вышли на улицу и неторопливо вышли из квартала элитных особняков.