Заметки на полях (СИ) - Криптонов Василий

— Короче, валить надо, — закончил я своё маловразумительное выступление. — Личности нужно пространство для роста, вот. Удачи, пацаны, берегите себя.

Я поднялся на третий, оставив за спиной троих гопников с отвисшими челюстями.

— Он чё, бухой, что ли? — донеслось до моих ушей.

Ох, если бы… Бухой сопляк — это смешно. А взрослый неудачник в теле малолетнего задрота — печально. И, тем не менее, я перестал сношать вола и постучал в дверь. Опять же — деревянную. Сколько дерева окружало нас в детстве — а мы не ценили. Не знали, что скоро весь мир облачится в пластик и металл, и даже металла будет становиться всё меньше.

Я услышал шаги, и сердце вдруг забилось чаще. Ну и что это такое? Волнуюсь? Э, Сёма, хорош, ты же самурай, живи так, будто уже умер! Не верь, не бойся, не проси, не пали пачку и не умничай — глядишь, прокатит. Ну, в крайнем случае, мать сдаст тебя психиатрам. Тоже лулзы, почему нет.

— Кто? — послышался голос.

Знакомый голос, родной.

— Я.

Щелчок замка. Скрип двери, открывающейся вовнутрь.

— Ключи, что ли, забыл? — проворчала мама, отступая в глубину прихожей.

Боже, какая она молодая! Это казалось чем-то неприличным. Волосы ещё темные, она их даже не красит, ни намека на седину. Очков нет, спина прямая…

— Н… Не знаю, — дрогнувшим голосом сказал я и робко шагнул через порог. Захлопнул за собой дверь. А потом сделал то, что делал уже много лет подряд, переступая этот порог: обнял маму и поцеловал её в щеку.

— Ой, Господи, чего это? — удивилась мама. — Двоек, что ли, нахватал?

— Нет, — вздохнул я. — Просто рад тебя видеть.

На глаза навернулись слёзы — так некстати!

— Семён, да ты чего? — всполошилась мать. — Утром же только виделись! Что с тобой, Сёмочка?!

7

— Да? — Раздраженный мужской голос в трубке. И зачем в таком тоне отвечать?.. А, да, точно, девяностые же только закончились, все на нервяке, общественные доминанты — ненависть и агрессия, граждане в режиме атаки двадцать четыре часа в сутки.

— Доброго вечера, — сказал я бодрым голосом. — Не могли бы вы позвать к телефону Катю, если вас не затруднит?

— А кто спрашивает? — рявкнул голос.

А кто отвечает?! Нет, ну полная бездуховность, блин. Какая тебе разница? Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка.

— Семён Ковалёв, одноклассник.

— Ковалёв? — рыкнул голос.

— Ага.

Трубка брякнула об стол, и я услышал, как мужик зовёт Катю. Я зевнул. Из зала доносилось бубнение телевизора — мама смотрела какую-то ерунду — а я стоял в прихожей, одной рукой прижимая к уху трубку, а другой вертя авторучку. На старинный холодильник «Ока», который жил у нас в коридоре, рычал, как трактор, и генерировал около двадцати тонн снега в сутки, я положил листок бумаги.

— Алло, Семён? — Голос Кати прозвучал хрипло, похоже, от волнения. Милота какая, аж бабочки в животе запорхали.

— Угу, я. Как ты в целом?

— Да я-то в порядке. — Она осторожно откашлялась. — А ты?

— Вроде жив пока, но на всякий случай завтра к венерологу запишусь.

Показалось, или она хмыкнула? Нет, если она ещё и над моими шутками начнёт смеяться, я точно попал. Уровень опасности зашкаливает.

— Дурак ты, — прошептала мне в ухо трубка.

Вот и приехали. После такого интимного шёпота уже и дурак поймёт, что обратку не врубить. Придется либо рвать всё разом, либо играть в школьную парочку. В тринадцать лет… Нас же с дерьмом съедят любимые одноклассники. Катю-то, может, и нет, а меня — точно. Сказать ей, что я женат? Формально-то развестись мы с Дашей не успели…

Я откашлялся.

— Слушай, Кать… Я тут столкнулся с уроками. В дневнике вроде разобрался, но на последнем русском меня как бы не было. Скажи, чего там назадавали?

— Конечно. Сейчас!

Лет через десять такой поворот беседы разочаровал бы ее. А сейчас — ей интересно. Интересно мне помочь, интересно быть полезной. Ребенок ведь совсем, ну куда я лезу? Да она мне в дочери годится, на полном серьёзе! Лучше бы Гоше позвонил, мудаку этому недоверчивому.

Кати не было с минуту. Я ждал. Постукивал по телефонному диску ручкой. Офигенная вещь — телефон с диском. Помню, когда мобильные пошли в широкое распространение, я вдохновился идеей сделать мобильник с диском. Жаль, склад ума у меня не технический, а то эпичный девайс бы получился.

— Алло, ты здесь?

— Не, я дома, там только мой голос.

Хихикнула. Злодейка коварная! Я ведь тоже не железный, право слово. Сознание у меня, может, и взрослое, а мозг и организм — сопляческие. И этот самый мозг сейчас упорно Катю представляет. Как она улыбается, листая страницы дневника. Надо же, как можно перевернуть всё в голове у девчонки, просто сделав неудачную попытку самовыпилиться.

— Параграфы семь-восемь, упражнение шестьдесят два, — сказала Катя.

— Параграфы фигня, — машинально сказал я, записав номер упражнения. — Всё?

— Нет, ещё понятийная тетрадь.

— Это ещё что за х**ня? — вырвалось у меня.

— Семён! — грозно крикнула мать из комнаты. — Что за слова? Ты с кем там разговариваешь?

Я заткнул пальцем ухо.

— Извини, — сказал в трубку. — Какая, ты говоришь, тетрадь?

— Понятийная, — повторила Катя. — Надо из параграфов туда правила выписать.

— Какая немыслимая подлость… Ладно, принято. Какие, говоришь, параграфы?

Выяснив всё, что мне нужно, я поблагодарил Катю за её сказочную доброту и суп, после чего снова вынес ей мозг, попросив позвать к телефону отца.

— Слушаю, — гаркнул ещё более недовольный голос.

— Только один вопрос: как меня зовут?

— Что?

— Моё имя. Или фамилия — хоть что-нибудь.

— Пацан, ты чего, забыл, как тебя зовут?

— Прекрасно помню, но мне интересно, помните ли вы?

— Тебе заняться нечем?

— Полно занятий. Так что, не скажете?

Бряк. Гудки.

— А за каким тогда хером ты спрашивал, кто звонит, мудак? — вполголоса спросил я у телефона.

Телефон промолчал.

— То-то же, — сказал я и пристукнул его трубкой.

Меня начинало всё бесить: никотин выходил из организма, да и голова побаливала — всё как я предполагал. А ещё этот грёбаный русский…

Вернувшись за стол, я заскучал. Русский язык меня всегда выводил из равновесия. Вроде бы, с точки зрения логики, всё должно было быть наоборот. Яжписатель, всё такое. Но зубрёжка правил имеет мало общего с творчеством. И вообще, с какого перепугу какие-то левые дядьки и тётки будут мне рассказывать, как я должен расставлять знаки препинания в МОЁМ тексте? Он — мой, ясно? И если я захочу поставить запятую перед началом предложения — значит, мать вашу, так оно и надо, и не вашего ума дело, почему оно так.

В этих ваших интернетах тоже до чёрта умников, которые лезут каждую запятую править. А на три буквы пошлёшь — обижаются. Они же, мол, к тебе с добром, а ты их — на буквы, да ещё и на три. А ведь и сейчас таких дебилов — пруд пруди. Интересно, как они без развитого интернета держатся? Может, у них свои какие-нибудь кружки, сообщества есть по взаимной мастурбации? Стырит один у одноклассника тетрадку, соберёт друзей в каком-нибудь заброшенном здании, сядут кружком со спущенными штанами — и наяривают. Только и слышны страстные шепотки: «Ой, деепричастный оборот не обособлен… Смотрите, смотрите, „не“ с глаголом слитно, ах-х-х-х». Крепитесь, ребятки, недолго осталось. Тырнет грядёт. А ещё там на сиськи посмотреть можно будет. Бесплатно, без регистрации и смс.

Сколько надо мной учителя ни бились — в школе, да потом в универе — я с правилами так и не подружился. Так и остался при своём глубочайшем убеждении: читать надо больше. Причём, нормальных авторов, классических. Тогда уже просто по привычке будешь писать правильно, а если вдруг сотворишь нечто такое, до чего классикам было как до луны пешком — ну так там уже свои правила устанавливай. Твой язык — твои правила. Офигенный лозунг, кстати.

Эх, а ведь матерись не матерись — уроки делать надо. Если я сейчас на учёбу забью, жизнь моя однозначно лучше не станет. Закурить бы… А ещё лучше — выпить и закурить. Но мама, боюсь, не поймёт ни того, ни другого. Ладно, возьму себя в руки. В конце-то концов, ну не может у этого тела ещё быть никотиновой ломки!