Меченый. Том 3. Жребий брошен (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Развитие спутниковых вычислительных сетей открывает перед Советским Союзом широкие горизонты научного сотрудничества и технологического прогресса. «Горизонт» не только несёт телевидение в самые дальние уголки планеты, но и объединяет людей знания и труда в единую информационную семью будущего!

Ваня, не торопясь, поднялся на свой этаж, достал ключ, аккуратно вставил его в замок и, стараясь не шуметь, провернул на полтора оборота против часовой стрелки. Толкнул дверь и, едва зайдя в квартиру, понял, что предосторожности его были напрасны. Дома никто не спал: на кухне горел свет, оттуда доносились приглушённые звуки разговора.

Именинник бросил взгляд на часы — стрелки показывали одиннадцать. Ну, в принципе, не так уж и поздно. Его день рождения в этом году выпал на среду, завтра четверг — в школу к первому уроку, так что никаких особо масштабных празднований они с друзьями не планировали. Так, посидели немного, распили одну бутылку вина на всех — исключительно «для запаху» — ну и глобально на этом торжественная часть подошла к концу. Полноценное застолье с тортом и подарками всё равно планировалось на субботу.

— А вот и наш гуляка пришёл, — дверь на кухню открылась, и оттуда выглянула мама Вани. Судя по румянцу на щеках и блестящим глазам, родители уже тоже успели отметить день рождения старшего сына и выпить за именинника. — Трезвый?

— Ну, ма-ам… — протянул парень, вешая куртку на вешалку и снимая ботинки. В Москве повсеместно таял снег, поэтому с обуви заметно капало. — Завтра в школу, ну и ты же знаешь, я стараюсь не пить особо…

— Знаю-знаю, — женщина подошла и пятернёй взъерошила волосы сына, — совсем уже взрослый.

— Ну, ма-ам, — вновь протянул Ваня и проскользнул мимо женщины в туалет. Когда вышел оттуда, услышал голос из кухни: — Сын, иди сюда, поговорить нужно.

Небольшая — маленькая, если уж говорить совсем честно — хрущёвская кухня не позволяла тут развернуться с большим застольем. Приставленный к стене стол, пара стульев и небольшая «мягкая» лавка занимали большую часть площади. Холодильник, плита и мойка занимали всё остальное, оставляя лишь небольшой проход, по которому приходилось по-настоящему протискиваться.

На столе стояла полупустая бутылка вина — ещё одна, пустая, стыдливо была убрана на пол — и немудрёная закуска, собранная из того, «что нашлось в холодильнике». Пепельница с несколькими окурками, при виде которых Ваня выразительно посмотрел на отца. Тот только виновато пожал плечами и полушутливо прокомментировал:

— Извини, не удержался. Больше не повторится, — сказано это было нарочито серьёзно, поскольку сын вот уже полгода, вслед за начавшейся в стране борьбой за здоровый образ жизни, развернул постоянную агитацию в семье против табака. Получалось это с переменным успехом: отец постоянно срывался, особенно когда выпивал или когда на работе какая-нибудь очередная нервотрёпка случалась. Но глобально, кажется, курить стал меньше. — Людка, подвинься, дай сыну присесть. Пить будешь?

Последний вопрос был обращён вновь к сыну. Тот скривился и покачал головой. Вообще-то в семье Артамоновых особо пить было не принято — только по праздникам и другим «значимым» событиям. Поэтому вопрос и вызвал в «уже совсем взрослом» парне определённое смущение.

— Я лучше чаю.

— Нам с тобой поговорить нужно, — сидящая рядом женщина встала, сделала шаг к плите, чиркнула спичкой и поставила на огонь чайник. — А и правда, чего мы тут теснимся — пойдём в зал.

«Залом» по традиции называли большую комнату; в случае Артамоновых он был ещё и родительской спальней. Большую часть площади комнаты занимал массивный раскладной диван и «чешская» стенка, служившая в том числе и шкафом для вещей взрослых.

И, конечно, телевизор, который после недавнего резкого повышения количества программ стал работать практически без отдыха. С утра и до вечера, разве что звук приглушали, когда некому было смотреть «ящик».

— Ты же слышал о том, что происходит в армии? — Когда все расселись на диване с чаем, разговор вновь свернул в сторону самого главного вопроса.

Официально никто о сокращении численности вооружённых сил не сообщал. Наоборот, по телевизору регулярно вещали про необходимость защищать дело коммунистического единства и непосредственно интересы СССР, в том числе и в разных уголках мира. Стали выходить документальные фильмы о том, как советские военные защищали страну на «дальних рубежах» — в Корее, Вьетнаме и других «горячих точках» планеты. Во время недавней «Прямой линии» с генсеком ЦК КПСС Горбачёвым тот достаточно подробно прошёлся по советскому присутствию в Афганистане, выдав тут же ушедшую в народ фразу: «Мы воюем там, чтобы нам не пришлось воевать здесь». И вообще, учитывая недавний ядерный кризис и полную заморозку процесса «разоружения», всё говорило о том, что вооружённые силы страны будут только усиливаться.

Однако на практике с назначением нового министра — приход «самотопа» на эту должность, что было нарушением всех вековых традиций русской, а потом и советской армии, и так был воспринят достаточно неоднозначно — начался процесс ползучей «реорганизации». В первую очередь начали проверять многочисленные кадрированные части, задумывавшиеся как потенциальный резерв на случай большой войны. Видимо, кто-то там в верхах посчитал количество стоящих на вооружении ядерных боеголовок и наконец пришёл к логичному выводу, что в случае их массового применения мобилизовать кого-то уже всё равно никакого смысла не будет.

Поскольку отец Вани, Александр Артамонов, был военным, а именно майором в одной из расквартированных близ столицы частей, парень просто не имел шанса остаться в неведении по поводу слухов о сокращении армии, которое якобы планирует новый глава Минобороны. С одной стороны, даже из тех, кто всю жизнь ходил под погонами, многие понимали необходимость реформирования армии, сокращения её численности, акцентуации на сверхсрочниках и повышении профессионализма; с другой — никто не хотел оказаться именно тем, кого «оптимизируют». А судя по всему, «оптимизировать» собирались многих. В армейской среде это породило своеобразный всеобщий мандраж — при том, что реально ещё практически никого и не сократили на практике — и, естественно, стало чуть ли не самой главной темой для многочисленных обсуждений, потеснив даже Афган.

— Конечно.

— Отцу предложили перейти в МВД.

— Это хорошо? — Ещё не зная, к чему родители клонят, переспросил парень. Одним глазом он при этом косил в сторону телевизора, где, несмотря на поздний час, по третьему каналу крутили какой-то старый, ещё чёрно-белый фильм. Судя по всему, кино уже подходило к своему концу, и поймать её сюжет было просто невозможно, но даже так картинка непроизвольно притягивала к себе взгляд.

— Обещают должность повыше, соответственно оклад… И квартиру… Тоже, — озвучил «хорошую новость» отец семейства.

С жильём у Артамоновых было… сложно. Семья из четырёх человек занимала двухкомнатную квартиру в 46 квадратных метров на третьем этаже хрущёвской пятиэтажки и уже несколько лет стояла в очереди на улучшение жилищных условий. Поскольку в семье имелось двое разнополых детей — десятилетняя младшая сестра Светлана уже спала в детской — Артамоновым полагалась «трёшка». Теоретически. На практике Ване исполнилось семнадцать, он уже скоро должен был поступать в вуз и «вылетать из родительского гнезда», а значит, перспектива получения улучшенной жилплощади становилась весьма и весьма туманной. И это несмотря на то, что столица СССР была, наверное, самым активно строящимся городом страны: новые дома тут вырастали целыми районами, вот только желающих получить заветные квадратные метры было всё равно больше.

— Но? — Судя по тому, как начал мужчина, «но» обязательно должно было последовать.

— Но место предлагают в Тбилиси.

— В Тбилиси? — Как-то механически переспросил Ваня.

По телеку как раз закончился фильм, и пошла рекламная заставка. Не то чтобы это дело было совсем уж диковинным в СССР, но раньше «реклама» появлялась достаточно редко и была она очень специфической. В первую очередь социальной направленности, представляя собой скорее небольшие короткометражные фильмы «на тему». Появление же яркой и въедающейся в мозг рекламы «коммерческого» типа стало для советского телевидения настоящим шоком.