Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

Секретарь ЦК негромко кашлянул, и, ни на кого не глядя, сфокусировав взгляд на кувшине с водой, что стоял прямо перед ним, холодным тоном произнёс:

— Я, товарищи, предлагаю, показать всем колеблющимся яркий пример заслуженной кары и Васина посадить! Пусть всем другим таким же, как и он, наука будет! Пусть знают — «васявщина» у нас не пройдёт!

Глава 5

Не преступление, но наказание

Москва. Саша

В трубке зашуршало, и я не расслышал, какое именно наказание они решили ко мне применить. А когда расслышал, то не поверил.

— Армия? Они меня в армию собрались упечь?

— Не упечь, а сделать так, чтобы ты отдал воинский долг, — поправил меня полковник. — Но, насколько я знаю, про «упечь» там тоже речь шла. Так что выбирай: либо тюрьма, либо армия.

— Ни… чего себе, — не поверил я и вновь стал переспрашивать и уточнять.

Но, к великому сожалению, других ответов у моего внештатного телохранителя для меня не было. Как и альтернатив.

Если честно, в армию идти не хотелось. В той жизни я уже долг Родине отдал. Два года проведённых там, конечно же, закалили и изменили меня. Но как музыкант, я чуть не умер. Там практически полностью была подавлена моя творческая личность. Там не было ни времени, ни возможности, ни желания сочинять и творить. Да что там говорить, когда я демобилизовался, потом фактически вновь стал учиться играть на музыкальных инструментах. Увы, но это правда, более того, я почти прекратил сочинять. Хорошо хоть, вернувшись на гражданку, я смог себя убедить начать вновь заниматься творчеством, хотя это было и тяжело — ничего не хотелось, ничего не моглось. Но я сжал волю в кулаки и стал работать над собой. Как известно, усердие и труд всё перетрут… Именно эти правила и привели к тому, что не только пальцы и руки вспомнили струны и клавиши, но и голова потихонечку стала отходить и начинать творить.

Помня о своём прежнем опыте, в этой жизни в армии я служить не собирался. Однако тюрьма, как альтернатива, не радовала ещё больше. А, значит, и выбор у меня был невелик.

Да, да, я помню, что у меня всегда был и есть вариант послать всех и вся куда подальше и свинтить за границу. Но помнил я и о том, что та самая заграница мне категорически не нравится как внешне, так и внутренне. А уж если вспомнить, каковой будет Европа в 20-х годах следующего столетия, то чур меня, чур. Не надо мне такого счастья.

Все эти мысли я Кравцову озвучивать не стал. А просто спросил:

— Так как это будет происходить?

— Так ты согласен? И сопротивляться не будешь? И никуда не убежишь? — удивился Кравцов.

— Куда от судьбы-то бежать? Так как это будет?

Полковник кашлянул и стал пояснять.

— Тебя у дома машина ждёт. Когда ты появишься, и тебя заметят, вручат повестку. Наверное, на завтра. Ну а далее всё как обычно, собираешь вещи, идёшь в военкомат — вот и всё, считай, что ты в армии.

— Ясно, — хмыкнул я расстроено.

Настроение резко упало, а потому решил на этом заканчивать разговор. Да и о чём говорить? Что может сделать обычный пенсионер, который хоть и был полковником, но всё же уже не в штате? А даже если бы и в штате он находился, всё равно вряд ли бы сумел помочь — не его это уровень.

Вероятно, Кравцов почувствовал моё настроение и решил меня подбодрить.

— Ты не расстраивайся сильно-то. Все служили и никто не жаловался. Ты парень здоровый, себя в обиду не дашь. Да и мы поможем. За тобой приглядывать будем.

Лежащее ниже плинтуса настроение встрепенулось и начало повышаться.

— А подробней? — попросил без пяти минут новобранец.

— Подробностей пока нет. Сейчас мы думать будем, как тебя выручать. Но ты не переживай. Мы всё придумаем и сделаем всё в лучшем виде. Тебя-то уж точно не бросим. Но ты запомни и заруби себе на носу, в открытую действовать мы не можем. Решение идёт с самого верха и открытое противодействие невозможно, поэтому действовать будем скрытно. Как именно — пока непонятно, но ты парень умный, сам увидишь нашу помощь и поймёшь, что это мы. Как увидишь, не показывай вида, а действуй, как тебе говорят. Мы знаем, что делаем, поэтому не переживай, хуже тебе не будет.

Сказав последние слова, визави засмеялся. Но в его смехе не было той легкости, что была присуща дяде Лёше — чувствовалось напряжение.

Возможно, своим ржанием он хотел меня ещё больше подбодрить, но сейчас мне было совсем не до смеха.

В душе бушевали миллионы чувств. И обида на весь мир, что тот так несправедливо со мной поступает. И злость на себя за то, что решил пойти на конфронтацию и снял тот клятый видеоклип. И горечь за то, что мир и страна, как минимум, на два года лишатся моих суперкомедий (вот только вспомнить бы их), которые я собирался начать снимать как можно раньше.

Сухо попрощался с вестником недобрых вестей и сразу же набрал маме.

Сегодня она работала в ночную смену, поэтому попросил её никуда не выезжать — «если что, попроси замену» и сказал, что буду через десять минут — «надо поговорить».

Пока бежал, думал, как лучше всё ей преподнести, чтобы она не очень расстраивалась. Однако придумать что-то конкретное так и не сумел, решив положиться на импровизацию.

От метро до её работы было рукой подать, поэтому наш разговор начался ровно спустя оговорённое время.

Мама встретила меня у входа в административное здание подстанции скорой помощи. И первые её вопросы, разумеется, были: «Саша, что случилось?» и «Где ты был весь день? Мне сто раз звонили. Я волновалась!»

Как это лучше сформулировать, так и не придумал, а потому, заверив её, что всё у меня нормально, и я весь день гулял по городу, обнял и негромко произнёс:

— Мама, я уезжаю в небольшую командировку. Года два-три меня не будет. Так что ты не волнуйся.

Были ли слёзы? Были. И она плакала и я. Были ли уговоры не ходить и обещания написать Генсеку? Тоже были! Равно как и прямо сейчас идти и подключить к решению этого вопроса МВД, КГБ, и вообще всех, включая Армена Николаевича.

Все предложения я выслушивал, кивал головой, обещал подумать и заверял, что всё будет нормально.

После часа разговоров и слёз, я, наконец, сумел убедить её в том, что другого пути сейчас нет.

— Мам, ну не садится же мне в тюрьму, как предлагают некоторые ответственные безответственные товарищи? Это же глупо.

Она согласилась с моими доводами. Пожурила немного, отвесив подзатыльник и, в который уже раз обняв, сказала:

— Саша, ты же работаешь на такой серьёзной должности. Приносишь нашей стране пользу. Я не верю, что тебя решили просто уволить. Да ещё и за такой мелкий проступок.

— Я тоже, мам. Я тоже, — согласился я и попросил в военкомат меня не провожать, аргументировав это тем, что, вполне вероятно, я там надолго не задержусь: — Ну, а если что, позвоню.

Ну что ж, вот и утро. А, значит, пора кардинально менять судьбу. Могу ли я всё послать и уехать, а уже оттуда начать развивать, помогать и модернизировать всех и вся? Да, могу. Но НЕ МОГУ! Я уже сто раз сказал — не люблю я заграницу! Мне милее тута. А шашлыки в берёзках, да под гитару, да под хорошую закуску и не менее хорошую компанию есть пик моего блаженства. Поэтому побег я готов совершить лишь в другой жизни. В той, которая, возможно, идёт параллельно этой. В той, которую я мог бы прожить где-то «там», за горизонтом этой реальности. Но не сейчас и не здесь! Сейчас я, как и подобает Величайшему из Величайших, приму свою судьбу, хлебнув её полной ложкой. Ибо…

Ибо мне самому интересно, что из этого выйдет. Ведь как ни крути, каким бы плохим я ни был, но мама права, деньги и известность стране я приношу как никто другой. Факт есть факт, с ним спорить бесполезно. А потому становится очевидно, что, ограничив меня и даже исключив из с таким трудом и даже муками (моими) зарождающегося советского шоу-бизнеса, мы (страна) понесём серьёзные убытки и даже, можно сказать, потери, в том числе и лица.