Оружие юга (ЛП) - Тертлдав Гарри Норман

Вы еще не отказались от мысли заставить их вернуться обратно в рабство?" - спросил Маршалл. Он сопровождал Ли, потому что был юристом, наиболее подкованным в этой области из всех помощников генерала.

"Двое уже погибли при этом, и их негры сбежали, чтобы присоединиться к бандитам в горах," - прокомментировал кучер угрюмо. "Многие считают, что это ничего не изменит, даже если Форрест наведет свой порядок и в городе."

"После того, как человек побывал вольным, трудно убедить его в обратном, даже с армией за его спиной," - сказал Ли. Кучер бросил на него странный взгляд, но, тем не менее, кивнул.

После Чаттануги железная дорога пересекла реку у Бриджпорта и быстро вторглась на территорию штата Алабама. Здесь Ли и Маршалл пересели на железную дорогу Нашвилл - Чаттануга и продолжили поездку на северо-запад к столице штата Теннесси. На этих землях, быших долгое время в руках федералов, негров почти не было видно. Ли спрашивал сам себя, сколько же их затаилось в здешних обширных лесах с винтовками в руках, и что будет, если им вздумается атаковать поезд. Иногда, на остановках, Ли выходил погулять на несколько минут. И всякий раз к нему подходили мужчины в изношенной серой форме или просто в штатском, чтобы пожать ему руку или просто посмотреть на него. Это слегка напрягало его. То, что политики часто прибегали к такому способу завоевать себе популярность у избирателей, не нравилось ему.

Интересно, если он станет президентом Конфедерации, какой из него получится политик. Здание станции в Нашвилле, в отличие от Чаттануги, было каменным и квадратым, с зубчатыми стенами и башнями на каждом углу. Отсюда он направился на север, в штат Кентукки. Звезды и полосы по-прежнему были популярны там. Собственный синий флаг Кентукки однако попадался чаще на его глаза, как бы показывая тем самым, что люди там больше думали о своей собственной родине, чем об обеих странах, конкурирующих за их приверженность к ним. Для Ли, которому Вирджиния была более дорога, чем в целом Соединенные Штаты, это казалось нормальным. Мужчины в форме Конфедерации все так же подходили к нему на каждой остановке. Впрочем, как и люди в синей форме: уроженцы Кентукки сражались на войне с обеих сторон, причем больше на стороне Союза, чем Конфедерации. Федералам также было интересно пообщаться с ним, как и их близким родственникам, воевавшим за юг.

"Ну что, южане, вы нападете на нас снова, если мы проголосуем, чтобы остаться в США?" - спросил капрал в синем на станции Боулинг-Грин, где федеральный генерал Альберт Сидни Джонстон держал свой штаб в начале войны.

Ли покачал головой, пытаясь выбросить из головы мысли о Джонстоне, погибшем под Шилоу. "Разумеется нет, сэр, мы намерены признать результаты голосования, какими бы они ни были, если, конечно, они будут свободными и честными."

"Уверен, вы говорите откровенно" - заметил экс-капрал. "Говорят, что на войне вы просто дьявол, но я никогда не слышал о вас, как о лжеце."

В Мунфордсвилле, в тридцати-сорока милях дальше по железной дороге, две группы бывших солдат, одни в сером, другие в синем, подошли к Ли одновременно и начали преглядываться друг с другом. Некоторые из них были с пистолетами на поясе и все они носили ножи. Ли хотел было вернуться обратно в вагон, не собираясь стать причиной конфронтации. И тут один из тех, что в синем, удивил его, начав смеяться.

"Не скажете, что именно развеселило вас, сэр?" - заинтересованно спросил Ли уже не опасаясь возможных неприятностей.

Человек, очевидно бывший недавно младшим офицером, сказал: "Я только что вдруг вспомнил девиз нашей прекрасной родины, генерал Ли."

"Напомните, какой?"

Тот с удовольствием процитировал: "Вместе мы выстоим, врозь мы падем". Он раскинул руки, как бы объединяя всех собравшихся на вокзале.

Ли искренне рассмеялся. Бывшие солдаты Конфедерации тут же последовали его примеру. Тогда и те, кто сражались за север, тоже начали смеяться. После такого уже нечего было опасаться возможности конфликта. Он увлеченно разговаривал с обеими группами бывших солдат до тех пор, пока гудок не возвестил, что поезд сейчас тронется. Уже собираясь уходить, он сказал: "Ну вот вы и снова побратались." Мужчины заулыбались. Один из них, худощавый, мускулистый парень в рваной форме, сказал: "Никогда не думал, что офицеры знают об этом."

"О, мы, ясное дело, знали об этом," - сказал бывший офицер, который только что произнес девиз Кентукки, подтвердив тем самым благоприятное впечатление, которое он произвел на Ли. И добавил: "Когда это происходило, мы смотрели в другую сторону," что вызвало еще одну волну хихиканья.

"Если мы братались даже в разгар войны, то мы, безусловно найдем способ уживаться друг с другом и теперь, когда наступил мир," - сказал Ли. Не дожидаясь ответа, он вернулся в поезд. Когда тот начал движение, он выглянул в окно, чтобы еще раз посмотреть на людей, которые не так давно воевали друг с другом. Они продолжали разговаривать друг с другом с видимым дружелюбием. Ли счел это хорошим предзнаменованием.

Луисвилл, расположенный на южном берегу реки Огайо, был большим городом. До войны в нем проживало 68 000 человек, тогда как в Ричмонде 38000, хотя Ричмонд набирал обороты в эти дни. Не успел Ли сойти с поезда, как перед ним откуда-то выскочил человек с карандашом и блокнотом наготове. "Фред Дарби, 'Луисвилл Джорнал', генерал Ли," - быстро сказал он. "Каковы ваши ощущения, сэр, после того, как армии Конфедерации не удалось взять этот город?"

"Я здесь не как завоеватель," - сказал Ли. "То, что Соединенные Штаты и Конфедеративные Штаты вступили в войну, привело к настоящей катастрофе. Второй конфликт будет иметь еще более катастрофические последствия. Вместо того, чтобы продолжать драться, обе страны договорились насчет того, чтобы граждане Кентукки и Миссури сами выбрали свои предпочтения… Моя роль здесь, как и генерала Гранта, служить в качестве арбитра этого процесса, чтобы гарантировать проведение выборов без принуждений любого рода."

"Как по- вашему, Кентукки должен решать вопрос со своими неграми, генерал?" -спросил Дарби. Снова этот вопрос, подумал Ли. Где бы он ни находился, этот вопрос преследовал его. "Это будете решать вы сами," - ответил он. "Негры могут быть как рабами, так и свободными, и в США, и в Конфедерации."

"Мы должны были бы стать рабовладельческим штатом, если бы мы проголосовали за юг, не так ли?"

"Как штат Конфедерации, по Конституции, да," - признался Ли неохотно.

"Означает ли это, что негров, которые были освобождены здесь во время войны, а таких большинство, нужно снова поработить?" - спросил репортер.

"Ни в коем случае," - сказал Ли, на этот раз твердо. "Вам не нужно оглядываться на Ричмонд" - он вспомнил о конгрессмене Олдхэме. - "Это вопрос вашего собственного законодательства и я уверен, что вы знаете об этом," - хотя такой уверенности у него и не было, он неименно старался проявлять вежливость - "свободные негры есть в каждом штате Конфедерации, в некоторых штатах - многие тысячи."

Дарби писал что-то в своем блокноте. "Генерал Ли, позвольте мне также спросить вас…"

"Если вам угодно, сэр, давайте не сейчас," - сказал Ли, подняв руку. "Мы только что, после нескольких дней непростого путешествия, прибыли сюда, так что я предпочел бы не давать интервью здесь, на вокзале. Я ожидаю, что пробуду в Кентукки и Миссури до июня. Мы еще не раз успеем встретиться с вами." Репортер тем не менее продолжал формулировать свой вопрос, но Ли покачал головой. Чарльз Маршалл подошел и встал рядом с ним, его лицо было переполнено гневом. Дарби, наконец, прищлось отступить. Наполовину разочарованный, наполовину злой, он хмуро поспешил прочь.