Недостреленный (АИ) - Читатель Константин

Дома, мы вели себя, как-будто ничего не случилось. Я выгрузил из вещмешка остатки сухого пайка, приготовили с Лизой ужин, поел горячего. Затем почистил свой браунинг, а заодно и наган. Привлёк Лизу к чистке её собственного "дамского" браунинга, пусть приучается ухаживать за оружием и без меня. Закончив чистку и зарядив оружие, с наслаждением помылся после долгих дней пути. Переоделся в чистое нательное бельё, Лиза тем временем начала расстилать постель, я подошёл к ней, приобнял, и тут у нас сорвало крышу. А вместе с крышей мы начали срывать друг с друга одежду, упали на не до конца разостланную кровать, впились в губы друг другу. Мои руки обнимали, сжимали, проводили по красивому Лизиному телу, охватывали её грудь, бёдра, ласкали её лицо. Лиза крепко обняла меня, закинув руки мне за шею, а ногами обхватив мою поясницу… После долгой разлуки, как в первый раз. А потом и как во второй тоже…

Уставшие и расслабленные, мы лежали в кровати, которую пришлось всё-таки полностью перестилать. Лиза положила голову мне на плечо, вздохнула, потом тихо сказала:

— Сашенька, я должна тебе рассказать… Прости меня, пожалуйста. Я утаила от тебя, что я… Что мои родители…

— Солнышко, если ты скажешь, что ты дворянка, да хоть бы и княжеских кровей, это нисколько не изменит то, что я тебя люблю. Такую, какой тебя повстречал там, в Петрограде, и такую, какая ты со мной, — ответил я и поцеловал в макушку.

— Правда?… — Лизины глаза радостно распахнулись.

— Правда, Лизонька.

— Прости, что я скрывала от тебя… Я всё хотела тебе признаться, но никак не могла собраться с духом, найти подходящий случай.

— Расскажешь мне о себе, потом, когда захочешь? — спросил я.

— Тебе интересно? — успокоенно улыбнулась Лиза. — Расскажу, соберусь и расскажу. Всё-всё, что ты захочешь, — сонно продолжила девушка, повозилась немного, закинула на меня руку и ногу и заснула.

А я лежал и думал. Вот у моей любимой девушки, можно сказать, жены, имеются скелеты в шкафу. По нынешним временам обычные такие скелетики, маленькие, с мышку. Как же мне ей рассказать о своём собственном прошлом? У меня-то там в шкафу целый динозавр…

Утром Лиза вскочила, как обычно, собираться на работу. Я поднялся чуть попозже, мы позавтракали, и я сказал ей, что вечером могу вернуться и затемно, пусть не волнуется. Оделись, проводил Лизу до Третьего Знаменского, перед входом она на мгновенье прижалась ко мне, поцеловала и скрылась за тяжёлой двустворчатой деревянной дверью. А я отправился в Замоскворечье.

Прошёл всю Пятницкую улицу, вспомнив из прошлой жизни детективный сюжет "Трактир на Пятницкой" о молодой советской милиции, пересёк Садовое кольцо в самой южной её части, продолжил путь по Большой Серпуховской, перешедшей в Павловскую улицу. Расположение нужного мне места я узнал ещё вчера на вокзале по приезде в Москву. Ближе к пункту назначения спросил пару раз у прохожих, мне показали дорогу, и вот я подошёл каким-то переулком к заводу Михельсона, выпускавшему в первую мировую войну снаряды. Здесь в гранатном корпусе завода сегодня должен состояться митинг на тему "Две власти (диктатура пролетариата и диктатура буржуазии)", оратор Владимир Ульянов-Ленин, который выступал на этом заводе уже не первый раз. Здесь, на этом заводе было довольно сильное влияние большевиков и им сочувствующих.

Осмотрелся, познакомился с местностью, запомнил дорогу и отправился домой, до вечера мне здесь делать нечего. А пока купил на деньги, что у меня оставались, продуктов, получил по Лизиным карточкам продуктовый паёк, пришёл домой и приготовил нам ужин. Лиза придёт, и всё будет готово. Поспал немного, всё же часть ночи было не до сна. Ближе к окончанию дня собрался и вышел. Так как часов у меня не было, вышел с запасом. Идти было приблизительно час, и в шестом часу я был уже на месте.

Митинг был назначен на шесть вечера, но в шесть, как его ожидали, Ленин не появился. В толпе раздавались разговоры, что Ленин выступает сейчас на хлебной бирже. Наконец ближе к семи часам к воротам завода подъехал большой чёрный автомобиль. Машина и вправду была большая, выше человеческого роста, с большими окнами, и, что меня удивило, праворульная. Автомобиль въехал в распахнутые ворота, развернулся во дворе завода и встал недалеко перед выездом из ворот.

Открылась задняя левая дверь, и из неё вышел человек среднего роста, в пиджачной тройке и в кепке со слегка высокой для кепки тульей. Да, это был он, с бородкой и усами, со слегка прищуренными глазами. Теперь я тоже могу потом рассказывать какой-нибудь молодёжи: "Я Ленина видел". Если выживу.

Водитель остался сидеть за рулём, а вся толпа ринулась вслед за идущим быстрым шагом Лениным в цех. Я тоже увязался вслед за всеми, попутно оглядывая окрестности и окружающих. Мы вошли в одноэтажное протяжённое кирпичное здание с застеклённой крышей. Я бывал в заводских цехах в своей прошлой жизни, и здесь мне в глаза бросилось главное для стороннего наблюдателя отличие: на заводах двадцатого и двадцать первого века над головой бывали и электрические светильники, и системы вентиляции и вытяжки, а также и грузоподъёмное оборудование, кран-балки, тельферы. В заводских цехах этого мира над головой были вращающиеся валы, от которых шли ременные передачи на каждый расположенный внизу станок. Валы вращались от заводской паровой машины, которая и приводила в движение через механическую систему валов и ремней все обрабатывающие станки. Электрические двигатели хоть и были к этому времени изобретены, но не получили ещё широкого промышленного распространения. Сегодня фабричный гудок уже прозвучал, паровая машина была остановлена, и валы над головой не вращались. Но могу себе представить, какой шум здесь стоит, когда крутятся и валы над головой, и ременные передачи рядом с каждым станком, и я не говорю уже об опасности этих многочисленных вращающихся и движущихся на большой скорости частей.

Ленин начал с жаром и экспрессией говорить речь, встав на небольшое возвышение. Рабочие слушали его затаив дыхание и вытянув шеи, чтобы лучше видеть Ленина поверх голов. Понятные им слова производили на них огромное впечатление и давали им надежду, что вот теперь, вот сейчас начинается новая жизнь, новый строй с настоящим равенством и с настоящей свободой, в отличие от февральской буржуазной республики, да и в отличие от прочих капиталистических стран, без угнетения небольшой прослойкой власть имущих, присваивавшей себе плоды труда многих миллионов трудящихся, живущих в нищете.

Моё впечатление от речи Ленина было не очень сильным, ведь я вырос в другой эпохе, и я не чувствовал как свои все те чаяния здешних рабочих, которые они впитали в себя в течение всей здешней нелёгкой жизни. Хотя надо признать, что воздействие большого скопления народа на меня ощущалось, какой-то эффект толпы всё-таки был, однако он не захватил меня всего. Голова моя была повёрнута в сторону Ленина, чтобы не выделяться из картины таких же стоящих рядом бородатых или усатых слушателей в кепках или видневшихся кое-где слушательниц в повязанных на голове платках. Взгляд же мой перемещался по всему помещению и по всем слушателям, и по-моему, они все вели себя очень похоже, вслушиваясь в каждое слово выступавшего. Даже подростки, вставшие ногами на станины станков позади толпы взрослых, и то слушали Ленина с широко раскрытыми глазами, что-то для себя понимая.

Ленин говорил около двадцати минут, и вот речь подошла к концу. Выступавший сошёл с импровизированной трибуны, народ перед ним расступившись образовал неширокий коридор, по которому Ленин и стал продвигаться к выходу, отвечая по пути на многочисленный вопросы. Я стоял у входа в гранатный корпус, зайдя в цех одним из последних, и смотрел вдоль живого коридора, внимательно оглядывая всех стоящих в первых рядах.

Вот Ульянов-Ленин проходит мимо меня и выходит во двор. Он направляется к автомобилю, и какая-то женщина, до этого слушавшая выступление, устремляется за ним и спрашивает о заградотрядах, которые не дают провозить частникам и мешочникам хлеб из деревень в город. Руки у женщины прижаты к груди и теребят концы повязанного платка. Я выхожу во двор вслед за Лениным и тут сзади слышится какой-то шум. Быстро оглядываюсь и замечаю, как молодой человек в одежде рабочего, стоявший во время митинга рядом со мной, споткнувшись, падает на одно колено на землю и тем самым создаёт затор для выходящего народа. Я тороплюсь за Лениным, озираясь вокруг. Во дворе находится не так много людей, большинство ещё внутри цеха, задержано образовавшейся людской пробкой.