Мне не больно - Валентинов Андрей

Комбриг Всеслав Волков прав: Михаила не оставят в покое даже мертвым. Из него вытянут все: и номер подъезда, где прятали спасенных, и то, о чем рассказывал «земеля» Карабаева. Его не отпустят, как не отпустили Веру Лапину. Теперь Михаил начал понимать, что случилось с его командиром, Сергеем Пустельгой…

Не уйти… На всякий случай Ахилло достал револьвер и провернул барабан. Патронов хватало, но в этих стенах не отбиться. Разве что уйти сейчас, неожиданно, добраться до ближайшей железнодорожной станции и затеряться где-нибудь в глухой деревеньке… Нет, найдут и там!

Михаил пожалел, что не послушал Седого. В убежище можно было переждать месяц-другой, а там обдумать план, собрать тех, кто не хотел гибнуть зря… Агента «Вандеи» капитана Ахилло вот-вот настигнет железная рука советского правосудия… Привычная, глупая формулировка вдруг показалась чем-то реальным: холодная ладонь впивается в горло, останавливает дыхание…

Капитан спрятал револьвер и вдруг подумал, что настоящий агент «Вандеи» употребил бы оставшееся у него время с куда большим толком. Он еще жив, а значит, имеет шанс уйти, хлопнув дверью. Он может испортить аппаратуру, устроить пожар… Или убить Тернема!

Мысль показалась страшной – и одновременно пугающе-доступной. Тернем – вот мозг, который способен на все; именно ради него воздвигался этот центр! Все остальные способны лишь выполнять приказы, даже воля товарища Сталина не может заменить ум зэка в белом халате. Да, дверью можно хлопнуть, и это будет месть настоящего профессионала. Нанести удар в нервный центр!

К счастью, Ахилло опомнился. Тернем – человек беспомощный, слабый, уже успевший пережить арест, следствие, годы «тюрположения». Он жертва стаи, к которой принадлежит капитан. Но он не просто обычный человек – он гений. Таких убивать нельзя, как бы их ни использовали всесильные владыки. Он, Ахилло, – не Нарак-цэмпо.

Но мысль о Тернеме не уходила. Трогать физика нельзя, но поговорить… Спросить – и заставить ответить, узнать, что означают его опыты. Что готовится за стенами объекта в Теплом Стане? Это будет неплохим завершением карьеры контрразведчика Михаила Ахилло…

В коридоре никого не оказалось, даже охранник куда-то исчез. Это было на руку, капитан прошелся по этажу и уже собирался повернуть туда, где находился кабинет ученого, но остановился. У кабинета обязательно будет охрана, его остановят. Но есть другой путь – через переход, в зал, где работает Тернем. Сейчас день, ученый вполне может быть там! Правда, у зала тоже пост, но там будет один «лазоревый», от силы два. До основного поста далеко, и капитан может взять напоследок грех на душу. Семь бед – один ответ, а врезать какому-нибудь «лазоревому» по шее ребром ладони тянуло уже не первый день.

Михаил осторожно заглянул в знакомый коридор. Странно, там тоже не было ни души. Дверь в зал была прикрыта, но, подойдя ближе, капитан заметил небольшую щель. Итак, там кто-то был, возможно, охранник зачем-то заглянул внутрь…

Револьвер тут же оказался в руке. Михаил оглянулся, неслышно протиснулся в дверь и прижался спиной к большому ящику, стоявшему неподалеку от входа? Где-то далеко в зале разговаривали, голоса еле доносились, но Михаилу показалось, что один из них он узнает. Прислушавшись, Ахилло понял, что не ошибся: это был голос Тернема…

Капитан осторожно выглянул и никого не увидел. Зал казался пустым и мертвым, не горели лампы на огромной, похожей на шкаф приборной панели, у дальней стены молчал мощный генератор, увитый толстыми разноцветными кабелями.

Не работало и то, что было, вероятно, главным здесь, – странный, похожий на прозрачную призму прибор, помещенный в металлическую сферу, от которой по всему залу тянулись провода.

«"Ядро-Н», – понял капитан. – Интересно, что они тут делают?» «Они», то есть Тернем и кто-то неизвестный, между тем явно увлеклись беседой. От капитана их скрывала груда ящиков, но вот голоса приблизились, и Михаил сумел разобрать сначала отдельные слова, а потом и целые фразы.

– …разве что в объеме гимназии. – Судя по голосу, собеседник Тернема был молод, не старше Михаила. – Боюсь, для меня это – китайская грамота.

– Вы преувеличиваете. – Это говорил ученый. – Впрочем, если упростить до невозможности, то пожалуйста… Когда-то нам так объяснял покойный Семирадский – мне и Семену Аскольдовичу… Представьте себе, что мы живем на поверхности кристалла, на одной из его граней, но нам доступны не три, как сейчас, а лишь два измерения. То, что за гранью, для нас просто не существует. Но достаточно нам овладеть третьим измерением, и мы обойдем весь кристалл. Наш мир – это лишь одна из граней, понимаете?

Трудно сказать, понял ли неизвестный, но Ахилло без труда сообразил: речь шла об опытах, проводившихся в этом зале. «Параллельное измерение», – как выразился один белохалатник.

– И ваша установка?.. – Похоже, тот, с молодым голосом, тоже понял.

– Я пытаюсь. – В голосе физика послышалась усмешка. – Пока я могу лишь убрать объект с нашей грани, а вот куда он попадает и попадает ли вообще… Понадобятся годы, возможно, десятилетия…

– Тем более вам надо уезжать! Большевики превратят ваше открытие в оружие! Это может быть опасно, господин Тернем!

Ахилло не удержался и хмыкнул, сообразив, что «лазоревые» – такие же портачи, как и «малиновые». Вражеский агент в Теплом Стане – ай да служба безопасности!

– Нет, я останусь. – Теперь в голосе физика слышалась грусть. – Хотелось, конечно, увидеть Богораза, поглядеть, как там у вас, но нет, не могу. Я нужен тут. Дело в том, Бен, что я один могу если не остановить, то сдержать эту свору. «Пространственный Луч» они не получат, моя «Тропа» будет иметь радиус несколько тысяч километров – такое уже делается в Америке. Так что опасности для вас я не вижу. Ну, а эта установка… Она не будет готова и через двадцать лет – за это ручаюсь…

– Но излучатель, господин Тернем! Энергия «Голубого Света»!

Ахилло весь обратился в слух. Значит, не он один чувствовал опасность!

– Вы не правы, Бен! «Голубой Свет» положительно влияет на человеческий организм! Я сам видел результаты опытов, и то, что сейчас на страну направлено излучение, в конечном итоге, хорошо. Это немного умиротворит, успокоит…