Самый лучший комсомолец. Том пятый (СИ) - Смолин Павел

— Да у меня такое чувство, будто я в нашей стране меньше всех знаю, — сморщился он. — Дожили — детей с бабами действующий генерал сжигает!

— Пытается, — поправил я.

— Пытается, — подтвердил дед. — Твои рядом там, лечатся — указал он на правую стену. — Семену героя секретного выпишем, «переезжай» его в Москву сам — у тебя для этого все есть. А лучше — с собой на Восток забирай, пригодится.

Я покивал.

— Охране твоей полномочия пересмотрим. Твоя безопасность — в приоритете, вплоть до возможности стрелять на поражение во всех кто ниже членов Политбюро, — выкатил он «апгрейд». — Питаться — только там где заранее согласовано или сухпайком.

Я покивал грустнее.

— По-другому никак, — пожал он плечами и поднялся со стула. — Работать надо, а я тут у тебя второй час сижу — жду когда проснешься.

— Буди в следующий раз, — попросил я.

— Редкое зрелище было — ты и молчишь! — гоготнул дед. — Пока!

— Пока!

* * *

—…Поэтому я поеду во Владивосток с тобой! — безапелляционно подвела итог пространному монологу о том как ей надоела европейская часть СССР одетая в медицинскую маску, халат, перчатки, бахилы и колпак Оля, пришедшая в гости на третий день моего лечения.

За это время успел пообщаться с дядями — Витя и Петя уже выписались, а вот подкоптившегося Семена еще лечат. Не от пневмонии — он ею даже не заболел, а от язвы.

— Не во Владивосток, а в Хабаровск, — прошептал я.

Уже почти даже и не болит. Подружка покраснела и исправилась:

— Значит в Хабаровск! Студия у тебя там будет, учительница по вокалу и квартира для меня — тоже…

— А мама с папой? — спросила Виталина.

— Папа все равно с вами поедет — его Павел Анатольевич начальником какого-то отдела назначил, — поделилась Оля. — А мама его одного не отпустит, поэтому переезжаем всей семьей. И хочу отдельную квартиру — меня вся страна любит, значит заслужила!

— Соседями будем, — признал я справедливость аргумента. — Но совхозную кому-то отдадим, иначе нечестно.

— Свою тогда тоже отдавай, — выкатила условие подружка.

— Я и так — зачем она мне? — не был я против.

Не сумевшая взять меня на «слабо» Оля потешно надулась.

— Мы с тобой в ноябре в Японию поедем на чуть-чуть, — приоткрыл я перед ней завесу будущего.

— Мне баба Катя уже сказала, — снисходительно кивнула она.

— Никакой секретности в этом СССР! — вздохнул я.

— Она тоже считает, что мне лучше с тобой уехать, — продолжила подружка. — Потому что «в Москве одни сволочи и воинствующие интеллигенты — они меня испортят, а ты — не испортишь». И на Алтай еще по пути заглянем — я хочу посмотреть как мой пионерский лагерь строится.

— Мне тоже туда по делам надо, — согласился и на это.

Сегодня была плохая ночь — начали ныть ноги. Хоть так клади, хоть эдак — никакого спасения. Еще через какое-то время появилась сыпь и подскочила температура. Вызвали по такому поводу доктора, он собрал экспресс-консилиум, и ревматолог предложил посмотреть кровь, обнаружив Streptobacillus moniliformis — это крысиные укусы занесли. У Виталины и дяди Семена нашлась такая же фигня — немного покусали мою прелесть. Лечением стала увеличенная (потому что и так уже дают) доза старого-доброго пенициллина — будут нам его давать дней десять, ну а пока ходить тяжело и больно — воспалились колени и голеностоп.

Постучали в дверь, и заглянувший доктор напомнил, что пора делать очередное ЭКГ — его мне дважды в день делают, опасаясь менингита — этот ЭКГ не обнаруживается, но и вреда не будет — миокардита и гноя в суставах. Опасаюсь этого и я, поэтому все процедуры переношу стоически — для меня же, дурака, стараются.

Пока меня возили на ЭКГ, Оля успела уйти — два часа просидела, поэтому я не обиделся. Да я бы и в принципе не обиделся — чего тут у меня делать, когда за окном доживает последние деньки лето? Но очень приятно, что ко мне постоянно кто-то приходит.

Следующим за Олей гостьей стала Виктория Викторовна — вот кого видеть не больно-то и хотелось, но не выгонять же теперь? Пробивной все-таки характер у женщины — ко мне кого попало не пускают, а она, похоже, сумела убедить охрану, что она не кто попало. Вон впустивший ее дядя Дима как виновато смотрит.

Успокоил служивого подкрепленным улыбкой кивком, и он закрыл дверь, оставшись в коридоре.

— Как узнала, что вы теперь тоже здесь лечитесь, сразу и пришла! — заявила Виктория Викторовна, опустившись на стул у моей кровати. — Хотела цветов или фруктов принести, а доктор не разрешил.

— «Спасибо», — написал я ей на планшете, экономя голос для более приятных визитеров. — «Как у вас дела?»

— Лучше, чем у вас, — вздохнула она. — А почерк лучше так и не стал! — хихикнула.

— «Это от гениальности», — нескромно напомнил я.

— У-у-у, совсем ничего не разобрать! — подколола она меня.

— «Извините, что неделикатно получается, но это же рабочий вопрос, поэтому я должен его задать — спортивная манга отменяется?»

— Из-за козла-то этого? — фыркнула она. — Тоже мне Малевич нашелся! Я что, рисовальщика не найду? Все равно он толком ничего и не делал, он же литературно никчемен.

— «Вселенная обделила моего дядюшку многими талантами», — поругал вместе с ней «семейного урода».

Наворотил дел, придурок, теперь в мире на одного травмированного отсутствием отца ребенка будет больше. Но новому гражданину СССР я всегда рад!

— Черновиков уже две тетрадки, но художника в палату заселять не хочу. Зато машинку поставила, но как-то не идет, — пожаловалась Виктория Викторовна на творческий кризис. — У тебя такое бывало?

— «Не-а, но я же не творческий, а пролетарий от пера и микрофона», — поюродствовал я. — «У меня не творчество, а производство. Нет творчества — нет кризиса».

— Сердцем нужно творить, Сережа. Душой, — взялась она за мое исправление.

— «На производстве тоже от всей души народ трудится», — ответил я. — «На них и равняюсь. Давайте вам идею придумаем?».

— Идея — это хорошо, — одобрила она.

Дверь открылась, и вошел доктор:

— Товарищ, вы же беременны! У мальчика и его машинистки инфекционное заболевание, а на вас даже маски нет!

— Ой! — испуганно подскочила Виктория Викторовна. — А я-то и не знала! Можно меня, пожалуйста, на всякий случай проверить?

— Нужно! — ответил доктор.

— Я потом еще раз приду, когда инфекция кончится, — предупредила учительница и в компании врача покинула палату.

— «Она с тебя теперь не слезет», — прожестикулировала Виталина.

— «Да мне не жалко», — ответил я. — «Что идей, что материальных благ у меня как грязи — могу себе позволить над конкретной матерью-одиночкой шефство взять».

— «Обидно, что тебе не досталась?» — ехидно ощерилась девушка.

— «Прикинь сколько всего она бы потребовала, если бы вынашивала моего бастарда?»

Поржали и поплатились за это приступом кашля.

— «Настя такая счастливая», — прожестикулировала Виталина.

— «Хорошо, когда люди счастливы», — ответил я. — «Завидуешь»?

— «Боюсь, что с нами что-то случится», — призналась она.

— «И я».

— «Я хочу, чтобы после меня что-то осталось. Кто-то остался. Ты уже вошел в историю. А что останется после меня?».

Встав с кровати, доковылял до Виталины и сел у ее пояса.

— «Я тоже хочу ребенка, но давай подождем еще год. Это же, прости, юридическая педофилия. Народ поймет и простит, но такое пятно на репутации я позволить себе не могу — всю жизнь все только об этом судачить и будут. Представь — идем такие, мне сороковник, тебе — сорок шесть, а за спиной такие: „он ей в четырнадцать лет ребенка заделал, представляешь какие в СССР извращенцы живут?“».

— «Я буду ждать столько, сколько ты скажешь», — тепло улыбнулась Вилка. — «Только нужно постараться не умереть».

— «Когда чего-то делать НЕ нужно, это легко — просто не делаешь», — с улыбкой поддакнул я.

Размякла моя Вилочка — уже почти даже и не КГБшница, а самая обычная молодая женщина со специфическими навыками.