Последний рассвет Трои (СИ) - Чайка Дмитрий

— И когда ты мне собирался об этом сказать? — потрясенно посмотрел я на него.

— Вот, говорю же, — равнодушно пожал он могучими плечами.

Опа! — сказал я сам себе. — Только-только хотел насладиться жизнью подростка, а тут жена и дети на шее. Опять! Теперь понятно, зачем меня сюда притащили. Будущему тестю показать.

Надо сказать, первый шок у меня уже прошел, но я все равно с большим трудом принимал происходящее. Мне все это казалось забавным сном, игрой. Как будто сейчас выскочит ведущий с микрофоном и спросит, каковы мои ощущения после розыгрыша. А за его спиной будет стоять папа-миллиардер, который построил целый город и нанял массовку, чтобы перевоспитать сына, подсевшего на клубы и кокс. Только вот одна проблема: нет у меня папы-миллиардера. И наркотиков я отродясь не пробовал, и даже ни одной затяжки за всю жизнь не сделал. Ламповый я человек, скучный и душный. Так жена сказала, когда от меня ушла. А тут мне грозит новый брак, причем пять минут назад еще ничто не предвещало.

— А может, ну ее, эту свадьбу? — осторожно спросил я, прекрасно понимая, что дело тухлое. Отец — кремень. Если они с Приамом оговорили приданое и цену выкупа, то назад не повернуть. Троянский царь, которому нужно сбыть с рук несколько десятков девок, может всерьез обидеться. Не удивлюсь, если он сам отцу свою дочь и навязал в нагрузку к какому-нибудь торговому соглашению. Это у него обычное дело, с такой-то семьей. Поэтому ответ отца неожиданностью не стал.

— Даже не думай!

Понятно, — вздохнул я. Пока все идет так, как описал великий Гомер. Ну, или почти так. Кстати, присутствия богов-олимпийцев, которые в Илиаде из людских разборок не вылезали, здесь не ощущается вовсе. А это значит, что причины войны станут вполне обыденными, связанными с экономикой. Перехват контроля за Проливами в качестве причины подойдет? Рынок страны Хатти, пошлины, Оловянный путь — все здесь. Ахейцы пока что зацепились за Малую Азию одним коготком. Милаванда — микенская колония. Но я-то знаю, что уже лет через двести-триста греки прочно встанут на здешнюю землю и заселят запад Малой Азии, основав кучу городов. Война случится непременно, потому что она логична и предсказуема. И совершенно неважно, что именно станет ее причиной.

— Я почти всех коней Приаму продал, — сказал вдруг отец. — Сейчас этих двух продадим и поедем назад. Я взял зерном. Оно дорожает каждый день.

— Это правильно, — рассеянно сказал я.

Теперь понятно, когда этот брак родился. Когда сделку с моим будущим тестем обмывали. У нас и правда лучшие лошади в этих местах. Согласно мифам, Анхис божественных коней выращивал, но действительность была куда более прозаичной. Он купил когда-то двух немыслимо дорогих жеребцов, которых пригнали с гор восточнее Ассирии, и пустил их на племя. На фоне здешнего поголовья они и впрямь смотрятся божественно, тут ведь лошадки размером с пони. Наверное, поэтому и бьются на колесницах, а верховая езда пока неизвестна даже кочевникам-каскам. Все народы здесь воюют одинаково: запрягают пару, которая тащит легкую двухколесную тележку, с которой лучник засыпает врага ливнем стрел. Этакая тачанка Бронзового века. Хетты сажают на нее еще и копьеносца. Он и мобильная пехота, и охранник для лучника. А вот у ахейцев, как говорят, на колесницах воюют закованные в бронзу воины, вооруженные длинными копьями. Данайцы вообще не слишком любят луки. Как там написал в «Илиаде» Гомер, наше всё:

— Кто ж в колеснице своей на другую придет колесницу,

пику вперед уставь: наилучший для конников способ.

Кстати, всадники в степях Причерноморья сейчас точно есть, но сюда эту моду принесут киммерийцы, превратив во время своего дружеского визита половину Малой Азии в пепелище. Но это случится еще нескоро. Я точно не доживу.

— Да что с тобой сегодня? — удивился отец, видя меня в непривычной задумчивости. — Вот это ты помощник у меня! Я уже сам коней продал. Пошли! Нам нужно попасть домой до темноты.

— А чего это Парис такой довольный сидел? — задал я мучивший меня вопрос.

— Так, Париама признал его законным сыном и взял в дом, — усмехнулся отец. — Когда он родился, плохие знамения были. Вот он и отдал его пастухам в деревню2. Парис еще месяц назад коз пас. Не понимаю, что это царю на старости лет в голову стукнуло. Наверное, из-за того, что Парис бегает быстро и на кулаках неплохо бьется. Он на последних играх всех победил, даже царских сыновей.

Сто пятьдесят стадий, или день неспешного ослиного хода, и вот страна Троиса сменяется страной Дардания. Их, правда, не различает никто из пришлых, считая одной землей, но мы ревнивы друг к другу. Троянцы живут отдельно, дарданцы — отдельно. Мой родной город после величественной Трои навевал на меня только легкую грусть. Крепостца двести на двести шагов, в которой дома лепятся друг к другу, как пчелиные соты. Вокруг нее — желтые пятна полей, где поспевает скудный урожай, немыслимое богатство, от которого зависит, жить нам или нет. У нас есть дом внутри кольца стен, но мы бываем там нечасто, в основном живем в деревне, там, где зреет наш ячмень и где пасутся наши кони. Небольшая речушка, протекающая рядом — это бог в прямом смысле. Мы ему жертвы приносим. Если засохнет река или русло изменит — конец нам.

— Скамия! Прими зерно! — крикнул отец, и на улицу выбежала красивая женщина лет под тридцать, которая управляла нашим домом и немалым хозяйством. Она рабыня и отцова наложница. Где-то тут бегает мой единокровный брат Элим. Впрочем, он мне не ровня, Анхис пока не признал его.

Каменный прямоугольник с внутренним двором, крытый тростником — это и есть загородная усадьба брата самого царя. А чего вы хотели? Тут же не Вавилон и не Пер-Рамзес. Это заштатная дыра на окраине страны Вилуса, которая платит дань царям царей хеттов. Вокруг города разбросано множество мелких деревушек, которые выставляют две сотни ополчения, из них на колесницах — два десятка. Мы с отцом, как знатные воины, тоже на колесницах можем в бой идти. У отца бронзовый доспех есть, собранный из небольших пластин. Есть и щит в виде восьмерки, который очень удобен в тесном строю, но на колеснице не нужен вовсе. Не случайно лет сто, как вошли в моду круглые щиты из бронзы или из нескольких слоев бычьих шкур.

— Ужинать, молодой господин, — пригласила меня Скамия, и я молча кивнул.

И впрямь я становлюсь не по возрасту задумчив, на меня уже косятся недоуменно. Эней был непоседлив, порывист и смешлив, да только он постепенно уступает место совсем другому человеку, куда более зрелому. Что у нас на ужин? Да неужели! Лепешки, сыр, зелень и слабенькое вино. Вот это разнообразие. Сейчас поедим и спать завалимся. Бог Тиваз опускается за горизонт, а значит, жизнь замирает до самого рассвета.

Первый луч солнца, что коснулся моей щеки, заставил открыть глаза. Вот зараза! А ведь мое ложе специально стоит так, чтобы свет, попадающий в дом из крошечного окошка под самым потолком, мог меня пробудить. Сейчас очень рано, а ведь я отлично выспался. Здорово-то как!

Я вскочил и оглянулся, осмотрев знакомую до мелочей комнату свежим взором. Помещение квадратов на десять, деревянное ложе в углу, покрытое тощим тюфяком, набитым льняным очесом, сундук, в котором лежат мои невеликие пожитки, и оружие, висящее на стене. Лук со снятой тетивой, копье, круглый бронзовый щит и бронзовый же шлем, представляющий собой шапку, из макушки которой торчит острие, украшенное пучком перьев. А я совсем небедный парень, оказывается. А поскольку в положенный возраст я уже вошел (шестнадцать весен исполнилось! прощай, детство!), то в случае нападения обязан выйти вместе с другими мужами и встать в строй или вывести колесницу. Она у меня, кстати, тоже есть. И управляю я ей всем на зависть, если вдруг возницу убьют. Я же аристократ, меня к войне сколько себя помню готовили. Она же, война проклятая, везде. Мир горит со всех сторон. Не понять уже, где честный торговец, а где морской разбойник, так плотно эти занятия переплелись между собой. Даже купцы не брезгуют тем, что плохо лежит или тем, кто в неудачном месте и в неудачное время полощет белье. Ограбят, украдут и имени не спросят, ведь власть великого царя слабеет на глазах. Кстати, а почему? Я никогда этими материями не интересовался, а зря. Вот и Приам сказал, что помощи из Хаттусы нам не дождаться. Все всё поняли, кроме меня.