Тень «Пересмешника» (СИ) - Март Артём

— Что ты задумал, Селихов? — спросил Муха понуро.

— Кое-что, — я закончил с ногами, отбросил проволоку и обернулся к Мухе, — что вам не понравится, товарищ старший лейтенант.

Глава 5

Когда мы освободились, Муха немедленно приблизился к двери сарая. Затаился справа от входа и стал слушать.

К тому времени я уже поднялся. Пробрался к канистрам, что стояли в углу. Взял одну и сразу понял — она наполовину полна.

— Что ты задумал? — прошептал мне Волков.

— Спички есть? — спросил я и принялся откручивать крышку.

Волков просто обомлел, услышав мой вопрос.

— Селихов… Да ты чего?.. — спросил он ошарашенно. — Ты…

— У тебя есть идея получше, как заставить народ разбежаться с площади? — сказал я, когда в нос мне ударил терпкий и резкий запах керосина. Видимо, его использовали когда-то для того, чтобы заправлять лампы, а теперь, по какой-то причине, хранили здесь.

— Товарищ старший лейтенант! — обратился Волков к Мухе полушёпотом. — Товарищ старший лейтенант!

Он затопотал немного громче, чем стоило бы, когда направился к командиру.

Муха, казалось бы, полностью поглощённый подслушиванием, жестом остановил Волкова. Зашипел — тихо, мол.

— Он хочет…

— Падла… — прошептал Мухин. — Они упоминали какого-то лейтенанта с заставы… А кто у нас лейтенант с заставы, так часто бывающий в кишлаке?

— Товарищ старший лейтенант! — Голос Волкова встряхнул Муху. Вырвал его из собственных мыслей.

К этому моменту я уже стал обливать керосином дальнюю стену сарая. Заливал им всё — ветошь, циновки, какой-то мусор, сами стены.

— Селихов… Что ты делаешь? — приглушённым голосом спросил Муха.

— Нам не успеть, вы сами сказали, — не отрываясь от дела, сказал я.

Снаружи, тем временем, началась какая-то перепалка. Душманы, занятые ссорой, кричали. Говорили друг с другом на повышенных тонах. И, к счастью, до нас им не было никакого дела.

— Отвлечём их, — обернулся я. — Им будет не до провокаций, когда тут полыхнёт.

— Мы же сами сгорим! — возразил Волков.

— Не сгорим, — сказал ему я решительно. И отставил пустую канистру. Глянул на Волкова и спросил: — Спички.

Замкомвзвода, помедлив, решительно покачал головой.

— Нет. Это какое-то безумие… Селихов… Ты…

Я глянул на Муху.

— Спички, товарищ старший лейтенант, — сказал я ему.

Муха застыл, сверля меня своим суровым, недоверчивым взглядом. И ничего не ответил. Даже не сдвинулся с места.

— Их слишком много там, — сказал я. — Мы безоружны. Выбраться можем, но со всеми не справимся.

Муха, застывший, словно вросший в землю, даже не шелохнулся.

— Ты сожжёшь весь кишлак! — вклинился Волков.

— Если у вас есть другие идеи, я готов их выслушать. Но быстро, — сказал я решительно.

Потом посмотрел сначала на Волкова, потом на Муху. Замкомвзвода не выдержал моего напора. Он, словно послушный волк, отвел глаза под взглядом вожака.

Муха остался недвижим.

— Либо вы доверитесь мне, — добавил я, — либо сегодня умрёт много людей.

Муха поджал губы. Потом опустил взгляд. Его зрачки нервно забегали. Он судорожно размышлял. А потом запустил руку в карман и достал заветный коробок. Приблизился. Чиркнул спичкой.

— Давай, — сказал я.

Муха несколько мгновений помедлил. Он смотрел на всё сильнее разгоравшуюся спичку. На то, как её тельце быстро чернеет, тает, загибается, как умирающий человек.

А потом бросил её в керосин.

Когда Псалай ушел, его подельники всё еще продолжали разбираться с Юсуфом.

По правде говоря, ещё когда Кандагари решил взять его в группу, Псалай был против.

— Он только что пережил потерю сына, Кандагари, — сказал тогда Псалай своему лидеру. — Его дух всё еще слаб. А что будет, если он подведёт?

— Нам нужно больше людей, чтобы контролировать площадь, — ответил ему одноглазый моджахеддин. — Нам нужно больше… Хм… Глаз. Больше ушей. Но видит Аллах, я не доверю ему главную работу.

И он не доверил. Зато доверил её Псалаю.

Кандагари было всё равно, как Псалай это сделает. И тогда Псалай выработал собственный план действий.

Когда он явился на площадь, здесь всё еще было многолюдно.

Экран советской кинобудки светился в темноте. На нём показывали кино. Из колонок звучал высокопарный мужской голос, на дари озвучивавший всё, что происходило на экране.

Шурави тут и там несли свою вахту. Вооружённые, они старались не показываться на глаза местным. Просто посматривали за окрестностями. Кто-то смотрел фильм. Кто-то курил.

Зрителей было много. Люди сидели на табуретках, подушках и коврах. Многие смотрели стоя. Словно заворожённые, пялились они на сменяющие друг друга картинки.

Почему-то это вызвало у Псалая отвращение.

И всё же, дело нужно было делать.

Бомба, представлявшая собой несколько связанных вместе гранат, погружённых в наполненный дополнительными поражающими элементами деревянный ящик от продовольствия, что стоял вместе с остальными, не вызвала у шурави подозрений.

Ещё днём Псалай принёс его туда под видом человека, явившегося за гуманитарной помощью. Он принёс и незаметно положил к остальным ящикам.

Это было несложно. Особенно когда детишки, подкупленные Псалаем сластями, отвлекали шурави, крутившихся у продовольствия.

Псалай успел прикрепить тонкую проволоку взвода к нижнему ящику. Сама бомба уже была готова. Одна из гранат оставалась без чеки и была вставлена в банку из-под консервов. Стоит только взять ящик или свалить его в нужную сторону, как произойдёт взрыв.

Хитроумная, но простая система была задумана на случай, если шурави сами попытаются взять и сдвинуть ящик. Тогда они бы взорвались раньше времени. Но главное — взорвались.

Сейчас же требовалось взвести механизм. Чтобы взрыв произошёл наверняка. Именно в этот час.

Псалай знал, что это жестоко. Но разделял воззрения своего лидера. Он считал, что подобное происшествие ещё сильнее подстегнёт остальных людей на борьбу с шурави. Особенно после того, как Кандагари предъявит всем так удачно подвернувшихся им «виновников» — троих советских разведчиков.

Сначала Псалай хотел сделать всё сам. Нужно было подобраться к «шишиге», спрятаться за ней от осколков и потянуть за замаскированную пылью проволочку. Тогда ящики сдвинутся и упадут. Граната выскользнет из стакана и раздастся взрыв.

Однако он быстро понял — так просто ему не подобраться к нужному месту. Там дежурили вооружённые шурави. И Псалай нашёл другой способ.

— Привет, Редай! — позвал он мальчишку лет тринадцати, проходившего мимо.

Мальчик, видимо, шёл к деду, сидевшему среди зрителей. А ещё — жевал конфету.

— Здравствуйте, уважаемый Псалай, — остановившись, мальчик поклонился.

— Как твоё здоровье, дорогой друг? Как поживает твой дедушка?

Редай снова поклонился.

— Спасибо. У нас всё хорошо.

— Пришли смотреть кинофильм?

— Да, — мальчик кивнул. — Мы пришли с дедушкой. Я никогда до этого не видел кинофильмов. А вы?

— И я не видел, — улыбнулся Псалай. — И тоже пришёл сюда посмотреть.

— Вам нравится?

— Очень, — Псалай улыбнулся. Потом он вдруг опустился на корточки. Поравнялся с мальчиком взглядами. — Скажи, Редай, а могу ли я попросить тебя о помощи?

Мальчик замялся. Обернулся и глянул на экран. Потом снова на Псалая.

— Да… Конечно… Что вы хотели?

— Сегодня днём я приходил за продуктами сюда, на площадь. Попросил у шурави два ящика овощей для меня и моего соседа многоуважаемого Гатола Амазари. Ты же знаешь старика Гатола Амазари?

Мальчик робко покивал.

— Но, к сожалению, я заговорился с моим давним другом, который приходил на базар, — вздохнул Псалай. — И забыл второй ящик. Ты не мог бы мне помочь? Принести его сюда? Я бы сходил сам, но не хочу пропустить кинофильм.

Редай, кажется, расстроился. Он тоже не хотел пропустить кино, но старшему отказать просто не мог.