Попаданец XIX века. Дилогия (СИ) - Леккор Михаил

Леонтий вначале обескуражено посмотрел на Настю – Гаврила никогда не был тугова на уши. Или он в городе ослаб на здоровье? Но потом, особенно после последних слов девушки, заметно осклабился, строго кивнул и пошел выполнять приказ помещика.

Но дороге он еще в начале лестнице встретился с Анютой. Служанка пришла помочь господам помочь раздеться перед сном да и мало ли чего. Хотя как раз ей тут было не место, судя по потяжелевшему взгляду Насти. Невеста помещика в миг взревновала.

‑ Я и поесть могу и горшок принести – унести, ‑  не смущаясь, произнесла заботливая, или даже наглая служанка, ‑ на кухне, я слышала, есть еще господская пищи.

В помещичьем доме было несколько кухонь, в том числе и господская, в которой готовили только для господина Макурина, это, видимо, и имела в виду Анюта.

Она бойко вбежала по лестнице в спальню помещика, при этом так ловко проведя по лицу Леонтия, что даже ничего не знающего человеку было понятно – между ними уже был интим, или, по крайней мере, поцелуи.

Леонтий с красным от смущения лицом ушел на первый этаж, а Анюта показалась, наконец, вся перед господам – бойкая, говорливая, готовая на все для любимых барина и барыне.  Вот ведь оторва!

‑ Это твой… ‑ замолчала Настя, не зная, как сказать. Решилась и спросила прямо: ‑ парень?

‑ Да, ‑ стрельнула она глазами сердито  в Макурина, ‑ мы думаем о будущем вдвоем! Впрочем, как господин укажет.

‑ И как господин укажет? ‑ повернулась Настя к своему жениху. Взгляд был такой веселый  еще насмешливый, что  Андрей Георгиевич насупился.  По‑моему, две этих юных мегеры изволят шутить? Вот я вас!

‑ Я укажу тебя нещадно бить на конюшне, если ты не образумишься, ‑ зловеще проговорил Макурин, ‑ а с тобой, Настя, мы еще поговорим. И судьба твоя будет незавидна и плоха!

Представительницы прекрасного пола растеряно переглянулись. Такого они своего мужчину – строгого и жестокого – еще не видели. Потом Анюта под предлогом визита на кухню, а Настя села в виде скромной, но весьма прелестной пай‑девочки  и смирено посмотрела на «своего господина».

Такое поведение, впрочем, Андрея Георгиевича особо не впечатлило. Те еще особы. Дай им только возможность, сразу на шею сядут, и ножками будут болтать!

‑ Анюта! ‑ строго он дал указание в спину служанке, ‑ много еды гостье не давай, не заслужила еще, да мне какой‑нибудь пирожок принеси, что б не подавится и побыстрей, пока я окончательно не обозлился!

‑ Да, барин! ‑ ответила служанка так беспечно, что попаданец только вздохнул. Беда с этими бабами! Сказал строго невесте:

‑ А ты думай вначале перед тем, как злить мужчину вечером перед сном в общей кровати!

Настя после бойкой и почти бесбашенной Анюты как‑то утихла и посмотрела почти испуганно:

‑ Почему в одной, у тебя разве нет еще постели?

‑ Не‑а, ‑ нагло ответил гадский жених, ухмыляясь так нехорошо.

‑ А твои гостиные номера? Я еще там ночевала, ‑ напомнила Настя. Вот сволочь, мог бы и пожалеть слабую девушку!

= Мои гостиные покои предназначены для благородных гостей, а не такой грызнули, как ты.

‑ Я благородная дворянка Анастасия Татищева! ‑ гордо заявила девушка.

‑ Ты на себя в зеркало смотрела? ‑ обломил ее безжалостный хозяин, ‑ тоже мне дворянка! О а вот и Анюта с едой. Поешь, и быстренько спать ляжем.

А ты, ‑ показал суровый перст помещика на Анюту, ‑ должна понимать, что можно дворянке, то совершенно нельзя простолюдинке. Ясно?

‑ Ага, ‑ испуганно кивнула служанка и, кажется, была готова заплакать. Андрей Георгиевич  был всякий с девушками – щедрый, ласковый, добрый – но никогда таким сердитым и злым. Что это он, может, из‑за невесты?

‑ И чтобы не забывалась, сходишь завтра с утра на конюшню. Там тебя будет ждать Леонтий с розгами. Высечет, как сидорову козу, чтобы неделю сидеть не могла!

‑ Барин! ‑ все‑таки испугалась Анюта своего благородного любовника.

‑ Андрей Георгиевич, нельзя же так, ‑ вторила Настя, тоже изрядно испуганная поведением жениха.

‑ Все девушки! ‑ прекратил бесполезный женский гомон Макурин, ‑ Анюта, сегодня ты свободна. Завтра, если не будешь высечена, сам поведу и будешь высечена вдвое. И скажи там Гавриле с женой, чтобы спали в покоях гостей, барыню пусть не ждут. Настя, ешь давай скорее, я  уже в нетерпении от нашей ночи!

Сделал вил, что не увидел умоляющие взгляды, что одной, что другой. Разумеется, он не собирался бить одну и заставлять заниматься сексом другую. Но они об этом не должны были знать. Иначе женская часть точно обнаглеет.

Взял вкусный пирожок. Гадская Анюта вместо одного, как он просил, взяла целую миску. И ведь не оторвешься! Так он совсем разъестся!

А Настя ест совсем немного, будто в укор. Что за мир!

Уже совсем обозленный и в первую очередь в себя, съел все пирожки и, не дожидаясь невесту, строго скомандовал:

‑ Спать, ничего не знаю!

И уже не очень‑то и слушая, потушил свечи и кинул Настю на кровать.

Та рухнула безмолвно, словно не та, которая каждое его движение непрерывно комментировала.

Немного обеспокоенный ее покорностью, торопливо раздался, лег рядом с ней.

Та сразу обняла его за шею теплыми руками, нашла губы, неумело поцеловала.

‑ Так и не училась целоваться, ‑ сообщил он ей, ‑ как замуж пойдешь?

‑ Ха, ‑ сообщила наглая невеста, ‑ я не пойду, так меня муж под венец затащит. Так ведь? – вдруг ласково и нежно спросила она.

‑ Конечно, ‑ согласился он с Настей, ‑ такая красивая и желанная, куда я без тебя?

‑ Вот! ‑ удовлетворенно воскликнула девушка, ‑ можешь ведь, когда хочешь, милый мой, дорогой! Ой!

Это последнее восклицание у него вышло помимо воли, после того, как Макурин рывком поднял ее на себя и прижал.

‑ Но мы же не женаты, ‑ жалобно напомнила Настя, ‑ а как же Господь наш Вседержитель?

Однако второй раз на эту ловушку Андрей Георгиевич не поймался. Он подумал и решил, что не такая уж эта греховность, заниматься плотскою любовью до венца. Куда больший грех не заниматься ее вообще и не иметь детей.

‑ Мой грех, ‑ сообщил он, ‑ я буду отвечать перед Господом Нашим. А ты тут не при чем, моя красавица!

‑ Да как же не причем, ‑ почти заплакала она, чувствуя, как он норовисто (когда успел научится?) снимает с нее платье и женское нижнее белье, которое она специально одела на этот случай.

‑ Я тебя заставил, а ты сопротивлялась, ‑ решил он, ‑ значит, ты не виновата. Лежи спокойно!

‑Да как же лежи спокойно! ‑ отдышавшись и ответив на его поцелуй, ответила Настя, ты ведь… Ай!

‑ Все! ‑ решил попаданец, ‑ эти женщины всегда будут болтать, что в XIX, что в XXI веке. А я, значит, значит, должен страдать… Вот тебе!

И начал решительно атаковать, навалившись на свое пока еще невесту, но уже почти жену.

А она, вначале отбиваясь, не потому что против, а потому что так не положено, чем дальше, тем все более этого хотела. И, наконец, сама прильнулась к нему.

Потом они уснули, крепко обнявшись, как настоящие муж и жена. Еще одна семья, наконец, появилась на этом свете. Гип‑гип ура!

Утром Андрей Георгиевич проснулся от какой‑то радикальной и радостной новизны. Словно он снова появился в XIX веке и перед ним будет целый и желанный мир. Полежал немного, греясь в этом чарующем чувстве. Потом понял, что рядом кто‑то есть, вспомнил: Настя! Допрыгалась‑таки, плутовка. И ты допрыгался, негодный мальчишка!

‑ Дорогая моя, пора вставать! ‑ нежно и ласково почти пропел он, ‑ уже утро, петухи вон стараются, нас будят.

‑ Ах, милый, с тобой так хорошо спать! ‑ зевнула она лениво. Потом почувствовала, что как‑то все по‑другому, попеняла: ‑ эх ты, греховодник, склонил‑таки меня к греху! Я же еще невенчанная, а уже в постели с мужчиной.

‑ Ага, ‑ поддакнул Андрей Георгиевич, ‑ правда, тебе пришлось много постараться. Аж прямо приехать к жениху!

‑ Ну да, ‑ не смутилась Настя, ‑ если вас, мужчин, все ждать, так человечество совсем вымрет! Ничего не делаете!