Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Русы с ходу стоптали легкую пехоту и приняли катафрактов лоб в лоб.
В наступающих сумерках бой превратился в мясорубку. Кольчуги и панцири русов по прочности не только не уступали, но часто даже превосходили крепостью броню катафрактов. И вдобавок меньше стесняли движения. Кроме того, большинство гридней управлялись с лошадьми без помощи поводьев, что впоследствии дало основания византийскому хронисту написать, что, мол, скифы – такие дикари, не умеют даже пользоваться поводьями. Впрочем, хронисту простительно, ведь он никогда не видел в деле обоерукого воина-варяга.
Темнота сгущалась. Сергей рубился почти наугад. Интуитивно угадывал опасность, уклонялся, снова рубил. Его дружине повезло: фракийские и македонские полки состояли в основном из «молодежи». Гридням Икмора пришлось тяжелее. «Азиаты» Варды Склира были настоящими ветеранами. Вдобавок в ближнем бою действовали не мечами, а тяжелыми булавами, плющившими шлемы и дробящими кости даже сквозь панцири и кольчуги.
Когда из ромейского лагеря подоспела подмога, русы вновь отступили за стены. Враги попытались проскочить следом, но со стен на них обрушили столько «гостинцев», что ромеи отступили и вернулись в лагерь. Это дало возможность русам собрать павших.
Двадцать шестого апреля 971 года к ромеям наконец подошли обозы, а вместе с ними и осадные машины.
Этот день прошел без происшествий. Несколько мелких вылазок, вялая перестрелка. Цимисхий ждал, когда наконец подготовят машины и можно будет начать планомерную осаду.
– Завтра мы дадим им настоящий бой! – решительно заявил Святослав своим воеводам. – Выйдем всей силой и порадуем Перуна.
* * *
И они вышли в поле на закате и бились до темноты.
И потерпели поражение.
Только ночь дала русам возможность спрятаться за стенами.
В этом бою погиб воевода Щенкель.
А ромеи отошли, уверенные в том, что осажденные после такого разгрома не рискнут даже носа высунуть за стены крепости.
Но русы рискнули. И на следующее утро проснувшиеся ромеи увидели, что теперь Доростол окружает широкий и глубокий ров.
И, чтобы подвести к стенам города осадные машины, этот ров придется засыпать, заплатив за это не одной тысячей жизней.
Русы тоже готовились к долгой осаде.
Дружинники Духарева подобрали несколько домов с достаточно большими дворами, выселили из них жителей (война, ничего не поделаешь), поставили навесы для коней, заполнили хранилища зерном, собрали и снесли в кладовые дружинный провиант. У хранилищ и кладовых Стемид распорядился поставить стражу. В условиях осады пища становилась дороже золота. Правда, это был резерв. Главные запасы хранились в патриаршьем дворце под охраной княжьей стражи. Никто не сомневался, что и эти припасы будут делиться по чести: поровну между всеми, включая и воевод, и самого великого князя. Но хватит ли этих припасов?
Об этом думали все, и воины-русы, и оставшиеся в городе жители. Глашатаи князя объявили во всеуслышание, что все доростольцы, которые хотят потрудиться на защите города, будут получать тот же паек, что и вои Святослава. А остальные? А женщины и дети? А если запасы русов кончатся? Что тогда? Вдруг пойдут по дворам суровые усатые воины, отнимая у горожан последнее?
Никто не знал в точности, что будет. Впрочем, нет. Один человек знал. Свенельд.
Глава десятая
Лихая вылазка
– Месяца полтора, возможно два, если мы будем жить впроголодь, – доложил Свенельд, которому великий князь поручил провести подсчет имеющихся в крепости запасов. – А потом нам придется есть своих коней.
Воеводы помрачнели. Съесть собственного коня… Да для многих лучше собственную руку съесть!
– Что будем делать, воеводы? – спросил Святослав. – Где добудем пропитание?
– Да где ж его добудешь, княже? – развел руками Лют Святославович, коему, как младшему, принадлежало первое слово.
– На ту сторону не попасть, – поддержал Люта воевода черниговский. – А тут мы всё уже выбрали. Кабы и можно было выйти из крепости, всё равно не сыскать ничего. Да и не выйти. Все проходы ромеи стерегут.
– Выбраться – это нелегко, – признал его правоту Духарев. – А вот место, где есть пища, я знаю.
– Что за место? – спросил Святослав. – И много ли там пищи?
– Много, – ответил Духарев. – А место это называется: ромейский обоз.
Некоторые ближники Святослава рассмеялись: решили, что воевода шутит. Не засмеялись четверо: Устах, Икмор, Свенельд и сам Святослав. Они достаточно хорошо знали воеводу Серегея, чтобы понять: это не шутка.
Духарев вернулся в отведенные ему покои и сразу потребовал к себе сотника Дементия и тысячника Стемида.
Через некоторое время сотник и тысячник покинули своего воеводу. А еще через некоторое время Дементий появился во дворе, но уже не в богатом облачении сотника, а в потрепанной одежке, кожаном панцире и войлочной шапке македонского пращника.
Никто не засмеялся. Даже не улыбнулся. И не потому, что сзади маячила синеусая хмурая физиономия скорого на расправу Стемида Барсука. Любому гридню понятно: если сотник переоделся ромеем, значит, пойдет лазутчиком. А это пострашнее, чем держать удар латной конницы. Там ты – в строю, рядом – свои. А лазутчик – он один. И попасться ему – похуже, чем просто умереть.
К вечеру погода испортилась, поднялся ветер, начался дождь, затем и град пошел.
Духарев сидел в тепле, у жаровни. Рядом с ним – Устах и Понятко. Как встарь, когда Духарев был десятником, а Устах и Понятко – простыми гриднями. Теперь все трое – воеводы. Но стали ли они от этого счастливее? Вряд ли.
Так думал Духарев, слушая, как стучит по подоконнику град. Мелкие ледышки падали на пол и постепенно таяли. Крохотное небесное войско…
– Как думаешь, вернется твой Дементий? – спросил Устах.
Духарев пожал плечами.
– До сих пор возвращался, – уклончиво ответил он.
Дементий вернулся. Промокший до нитки, измученный. Сбросил на пол мокрый плащ. Не чинясь, уселся за стол и принялся жадно поглощать оставшееся от трапезы воевод, запивая вином.
