Выполнение замысла (СИ) - Савелов Сергей Владимирович

Поминки проводились в банкетном зале заводской столовой (как понял), так как в просторном и красиво оформленном помещении не было обязательного атрибута - раздаточной с кассой, а было небольшое возвышение с микрофоном, выполняющее роль сцены.

Через некоторое время после начала, когда затихли поминальные выступления начальников и желающих вслух прилюдно помянуть покойника и начались обычные застольные разговоры за жизнь, по работе, о войне (у ветеранов), сын Ксенофонтова, проходя мимо, кивнул мне на выход. На улице закурив, поинтересовался:

- А где женщина, которая была с тобой в ДК?

- Тетя поехала домой. Не любит застолий, - поясняю. - Пожалуй, и я больше в зал не пойду. Прими мои соболезнования. Жалко, что так рано оборвалась его жизнь! - добавляю искренне.

«Нет ли в его смерти моей вины?» - вновь появился уже замучивший меня вопрос. Романов с Ксенофонтовым - не маленькие и должны понимать, какие ставки были в игре, и к чему способна привести их деятельность. «А может, действительно причиной аварии были метеоусловия или технические неполадки самолета?» - мысленно успокаиваю себя. Единственное, что меня смущало - в моем первом варианте памяти Григорий Васильевич пережил двадцатый век.

Мужчина, с удовольствием затягиваясь, присматривается ко мне.

- На наследство рассчитываете? - неожиданным вопросом прерывает мои размышления.

- Что? - не могу сразу переключиться, - А! Нет. Зачем? - удивляюсь глупому вопросу. - Вот, возьмите ключ от его квартиры, - вовремя вспоминаю и отстегиваю от кольца. - Всего Вам хорошего! - прощаюсь.

- Постой, - останавливает. - Отец мне написал еще зимой и упоминал о тебе. Хвалил и рекомендовал поддерживать с тобой связь, а также советовал прислушиваться к твоему мнению. Он как будто предчувствовал свою скорую смерть. Ты чего-то знаешь?

- Откуда? Я заметил, что Петр Петрович никогда не говорит (запинаюсь) не говорил о работе. (Кивает). О нашем родстве узнал только от него и принял предложение о переезде в Ленинград, так как здесь больше возможностей для учебы и занятий спортом. Здесь живет тетя, которая давно звала меня к себе, вот и остановился у нее, а от Вашего отца помощи и поддержки мне особо не требовалось, хотя он предлагал неоднократно, - открещиваюсь от возможных предположений в корыстных намерениях.

- Для тебя он тоже оставил сообщение, только сейчас не захватил с собой, - сообщает с грустной улыбкой. - Будем знакомы? - протягивает руку. - Владимир, - представляется.

- Сергей, - жму его руку.

- Завтра подъезжай к нам, поговорим еще, и письмо отца передам, - выкидывает окурок в урну.

Размышления.

По дороге домой пробегаю глазами записку от Ивана:

«Мы все под контролем. Тобой не интересуются. Встреч не ищи и не звони. Понадобишься, сам тебя найду».

«Второпях писал!» - отмечаю, обратив внимание на корявый почерк и прыгающие буквы.

«Я никому не интересен!» - радуюсь, а то уже неоднократно обдумывал «сделать ноги» из Ленинграда. Останавливало только то, что это будет выглядеть подозрительно и может привлечь ненужное внимание. «Раз сбежал - значит, есть что скрывать?» - могут задаться вопросом и начать розыски и рано или поздно найдут даже у Таньки в деревне. Тетю оставлять не хочется. Будут несчастную женщину таскать на допросы, запугивать и прочее. Не заслужила она этого. Со школой возникнут проблемы и с институтом, да и с последующей жизнью. А родители? Мои девчонки? Нет, буду брыкаться, и отбиваться до последнего! «Может, обойдется?» - надеюсь.

Если выпутаюсь из этой ситуации без ущерба для себя и близких, то больше никаких попыток вмешаться в историю. Хватит! Может, это трусость, но своя шкура и спокойствие близких людей мне ближе и дороже. Я сделал уже все, что было в моих силах. Были бы у меня более широкие возможности, то можно было бы что-нибудь придумать. И так всю оставшуюся жизнь меня будет мучить мысль, что стал причиной гибели двух не самых плохих людей. Тем более с ними погибли совсем посторонние люди. Становится страшно от мысли, что катастрофа была подстроена. Сволочи, не пожалели посторонних! А если бы Романов с Ксенофонтовым поехали на поезде - не пожалели бы сотен пассажиров? Конечно не пожалели бы! Остановило бы только то, что железнодорожная катастрофа не дает гарантии обязательной смерти субъекта.

«На ту бабочку я наступил заметно!» - размышляю далее. Горбачева в руководстве страны уже вероятно не будет. Надеюсь, что Генеральным Секретарем станет сильный лидер, а не «флюгер», желающий угодить всем и не будет «своим парнем» для Запада.

Мазуров остался в Политбюро, а значит, разумных людей в руководстве не стало меньше, и остался шанс не допустить вредных для страны решений. Потенциала и ресурсов страны должно быть достаточно для преодоления тяжелых времен, к тому же - в основном рукотворных.

Романов побывал в Афганистане и, наверное, доложил руководству о реальном положении дел в этой стране. Может и не будет ввода войск и десятилетней войны?

Хотелось бы, чтобы разобрались с предателями, наносящими ощутимый вред стране, о которых я сообщал.

«Если авиакатастрофа подстроена, то кем? Андроповым? Кому Романов мог помешать, если решились на столь радикальные методы?» - теряюсь в догадках. Если это действия западных спецслужб без привлечения КГБ, то Андропов сам должен принять все меры к раскрытию преступления - ведь это удар по его авторитету. Никто не имеет права хозяйничать в нашей стране безнаказанно. Что выявит расследование? Вдруг Юрий Владимирович захочет скрыть улики, чтобы спасти собственный авторитет. Вряд ли это удастся - слишком много экспертов от разных ведомств участвуют в расследовании. Всем рот не заткнуть, пойдут слухи обязательно, а это может быть хуже правды.

Другие наши руководители должны насторожиться и не дать спустить расследование «на тормозах». Если угробили Романова, то и они могут оказаться под угрозой!

Даже если докажут несчастный случай, то представляю, сколько в будущем появится версий гибели Первого секретаря Ленинградского Обкома!

Одно меня тревожит по-прежнему - известно ли о моих способностях еще кому-то?

Записка Ксенофонтова.

На следующий день позвонил после школы Владимиру Петровичу, сыну Ксенофонтова и договорился о встрече возле дома, отметив мысленно: «Как моего отца зовут». Предложил встретиться возле дома, так как не хотел показываться другим «родственникам» и пробуждать любопытство или подозрения в претензиях на наследство.

Расположившись на скамейке возле подъезда, Владимир протянул, сложенный вчетверо тетрадный листок и с ожиданием уставился на меня.

«Наверняка читал!» - догадываюсь и разворачиваю письмо:

«Дорогой Сережа!

Если ты читаешь это сообщение, значит, меня уже нет. Знай - я тебя ни в чем не виню, а наоборот признателен, что смог благодаря тебе на склоне лет участвовать в важных делах и что-то полезное сделать для нашей страны.

Прошу, не останавливайся в своих замыслах.

Советую навестить моего старого друга Тимофея Кузьмича. Верь ему. Он проживает в Псковской области в деревне Бугорье Порховского района. Найдешь его и покажешь это письмо. Тимофей Кузьмич покажет то, что может тебе пригодиться. У него всегда можешь получить помощь или пересидеть смутное время.

Советую так же подружиться с моим сыном Владимиром. Верю ему, как себе. На этих двух людей всегда можешь положиться, правда сын живет далеко. В случае чего, поддерживайте и помогайте друг другу. Ты парень разумный, сообразишь сам.

Надеюсь, что моя смерть не напрасна, и у нас все получится, что задумывали.

Желаю удачи!

Всегда твой Ксенофонтов П. П.»

Перечитываю послание с того света еще раз, сворачиваю листок по прежним сгибам и поднимаю глаза на Владимира.

- Значит, смерть отца не случайна? - смотрит вопросительно. - Про какое смутное время он упоминает? За что он тебе благодарен?

- Не знаю, Владимир Петрович. Если была авиакатастрофа подстроена, то Петр Петрович погиб случайно. Охотиться могли только на его шефа. Насколько могу догадываться, Романов затеял борьбу в Политбюро против консервативных старцев, а твой отец помогал ему в этом и охранял, как самый близкий доверенный помощник и друг, - отвечаю уклончиво, не раскрывая свою роль. - Несомненно, замыслы Григория Васильевича не могли нравиться кому-то у нас и тем более за рубежом. Но убивать за это? … Не хочу в это верить! - размышляю вслух, пытаясь успокоить сына.