И аз воздам (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Сёма, пошли со мной. Ивашка, вон у той двери встань, полено вон возьми, глуши им, если кто войдёт, все нужны живые, пока барона не найдём.

Из комнаты с печью были две двери, Брехт, примерно представив, где они в доме находятся, двинулся направо, переложив кортик в другую руку, костяшки на левой уже сбил. Болели.

Событие тринадцатое

Лицо — это то, что выросло вокруг носа.

Юлиан Тувим

Пётр Христианович проходил одну комнату за другой, и все они были темны, холодны и пусты. Мебель была, столы стояли, комоды, буфеты, стулья. Не было людей. Печи находились в углах комнат, и не горел в них огонь, и вообще обиталище английского посла казалось нежилым и покинутым. Оно и понятно, предыдущего Павел выгнал больше года назад, а нонешний всего неделю как прибыл в Санкт-Петербург, поздравить Александра с восшествием на престол, поучаствовать в коронации и подписать ту самую русско-английскую конвенцию, которая завершала межгосударственный кризис, а затем подготовить к заключению конвенции с Данией и Швецией. Великобритания выстраивала коалицию для борьбы с Наполеоном.

В четвёртой по счёту комнате горели свечи и там разговаривали люди. Брехт жестом остановил следующих за ним дезертиров и заглянул в комнату, чуть раздвинув зелёную бархатную штору кончиком кортика. За столом над какими-то бумагами сидели два человека в английских сюртуках и переговаривались. Одного Брехт узнал сразу, это был граф Пален. Нда, хозяева приехали, и товарищ сразу поспешил отметиться, не стоит теперь и сомневаться, что вторым был Аллейн Фицгерберт. Невысокий человек с волосатыми уложенными так, что казалось, что он в парике, кудряшки на макушке и спускались потом эти кудряшки почти до плеч, электроплоек сейчас нет, сколько же времени барон проводит утром с парикмахером пока тот ему эту кудрявость на голове создаёт. Нагл стоял к дверному проёму почти спиной, а вот граф Пётр Алексеевич Пален почти лицом, чуть лишь вполоборота. Витгенштейн с военным губернатором Санкт-Петербурга близко знаком не был, так, изредка виделись, тем более что Пётр Христианович большую часть времени до ссылки проводил не на балах, а в расположении Мариупольского гусарского полка в Москве. Да, ещё и дырявая теперь память, так что сейчас Брехт этого персонажа разглядывал с «живым» интересом. В фильме «Бедный, бедный Павел» Палена играл Янковский. Нет, не сильно похож. Разве что рост. Пален был худой и высокий, но лицо было другим. Янковский был гениальным актёром, и на него было приятно смотреть, злодеев он играл или Мюнхаузенов — лицо умное, а вот Пален смотрелся злодеем и был злодеем и лицо было неприятное, особенно раздражали завитушки на лбу и на висках. Тоже часы с парикмахером проводил, но если у Фицгерберта были пышные волосы, то куцые остатки волос графа Палена, в завитушку завитые, раздражение вызывали. Новость о том, что Палена неделю назад Александр уволил со службы в отставку «за болезнями от всех дел» 1 апреля 1801 года с приказанием немедленно выехать в своё курляндское поместье Гросс-Экау ему с хищной презрительной улыбкой поведала на приёме сама Мария Фёдоровна, причём, ни с того ни с сего. Разговор шёл совсем о другом, о детских приютах. Ненавидела вдовствующая императрица организатора заговора против мужа и добилась от сына этой отставки и ссылки, и спешила этой новостью со всеми поделиться. Ну, изменял Павел направо и налево, ну забросил почти жену и детей, но муж всё же, богом данный. Отец её детей. Сегодня мужа заговорщики убили, завтра и до детей, а то и до неё доберутся. Разогнала всю эту шайку Мария Фёдоровна по ссылкам в имения, или разгонит в скором времени. И правильно. А ровно через минуту Брехт ей поможет отомстить главному убийце Павла. И главному прихвостню англичан.

— Сёма, следуй за мной, я убиваю высокого в белом мундире, а ты подходишь к мелкому в красном и даёшь ему пощёчину. Понятно? — Брехт склонился к уху дезертира.

— Так, может …

— Сема, мать твою, делай, что говорят!!! Ясно! — Послал бог помощничков. Ладно, с этим делом справились почти, но есть ещё второе, и оно на порядок сложнее.

— Ясно.

Брехт поставил подсвечник на пол, одёрнул измайловский мундир, убрал правую руку с кортиком за спину и вышел в довольно слабо освещённую залу, только посередине её, на столе, стояли пять подсвечников, и в них горело несколько свечей. Центр был освещён не плохо, но углы были погружены в полумрак. Из этого полумрака Пётр Христианович и вышел.

— Ваше Сиятельство! — граф направился прямо к Палену, — Их императорское Величество повелел вам немедленно покинуть Санкт-Петербург и выехать в ваше имение в Курляндии. Так какого чёрта вы ещё здесь и плетёте новый заговор, теперь собираетесь убить и Александр? Его Императорское Величество послал меня сюда наказать вас за непослушание, — произнося всё это, Брехт быстрой походкой прошёл разделяющие их два десятка шагов. На мгновение остановился прямо перед графом Паленом и, вынув руку из-за спины, точным ударом вогнал кортик прославленного адмирала — сподвижника Петра в глаз организатора заговора и цареубийства.

— Семён.

Шмяк. Это от удара Сёмы, англицкий посол не головой дёрнул, как обычно бывает при пощёчинах, а отлетел на пару метров и врезался в кресло кудрявой головой.

— Ладно. Тоже нормально. Вяжи ему руки и кляп сразу вставь. — Брехт отвлёкся на пару секунд, за которые граф Пален Пётр Алексеевич перестал быть графом, перестал быть заговорщиком и цареубийцей, даже английским шпионом перестал быть. Просто трупом одноглазым стал. Пётр Христианович посмотрел, как оседает тело в новёхоньком блистающем орденами белом генеральском мундире. Стоять. Бояться, а ведь для второго экса вполне это облачение подойдёт. Брехт подхватил падающего экс губернатора Санкт-Петербурга и положил тело так, что кровь, сочащаяся из проколотого глаза, не закапала белый мундир.

— Готово, Вашество, повязал. Донеслось из-за противоположной, невидимой из-за скатерти бархатной, стороны стола.

Событие четырнадцатое

Ловок да смел — пятерых одолел: одного штыком, другого кулаком, третьего гранатой, четвёртого лопатой, пятого гада свалил прикладом

У Лёвки все ловко

Как пацан последний! Как ребёнок! Как конь педальный!

Расслабился. А ведь восемьдесят лет небо коптит, да ещё третью жизнь живёт. Посчитал, что главная проблема решена, что дом зачищен и можно мародёрством и пытками заниматься. Они вдвоём с Сёмой подняли посла, усадили его на стул, больше на патриарший трон похожий, и примотали ноги к ножкам этого монстра, а руки к подлокотникам. Перед этим Сема с нагла одежонку снял, а Пётр Христианович с графа Палена. И даже успел белый генеральский мундир на плечи накинуть, прикидывая, нужно будет перешивать, или на один раз и так пойдёт. Нет, не пойдёт, Пален был гораздо уже в плечах амбала Витгенштейна. Придётся перешивать мундир, а скорее всего, просто выбрасывать и шить новый. Эта примерка и спасла жизнь Пётра Христиановича, ну, может и не спасла, а на время гибель неминучую отсрочила.

Брехт стоял спиной к буфету, что находился в противоположной стороне залы, в которой они раздевали двух мужиков, двери видно не было из-за этого проклятого буфета и Брехт посчитал, что это последняя комната в анфиладе. И вдруг с той стороны затопали сапоги и на центр зала выбежали два англичанина в красных мундирах со шпагами в руках. Шпага — это не та штуку, что в фильме про Д’Артаньяна. Это практически будущая русская шашка, ну, может, самую малость полегче. Брехт стоял к ним спиной и на плечи надет белый пиджак паленский. А вот Сёма был прямо перед англичанами и спутывал барона ихнего. К нему чего-то громко лопоча красные и кинулись.

Сёма среагировал быстро и правильно, он забежал за трон этот и пихнул его в сторону набегающих противников. Тяжеловат, да и паркет давно не вощили, потому трон с бароном не поехал навстречу красным, а просто свалился им под ноги. На счастье посла и Брехта один из наглов оказался парнем проворным и успел в последнюю секунду трон перехватить, если бы с такой амплитудой и импульсом голова посла встретилась с паркетом, то могло произойти два события, во-первых, уникальный наборный паркет бы поломался, а во-вторых, поломалась бы посольская голова. Но рыжий нагл успел барона принять и стал его поднимать. Это ему не просто далось, трон полтонны, поди, весил, да ещё дёргающийся в нём Аллейн Фицгерберт.