Абиссинец - Подшивалов Анатолий Анатольевич

– Альфред, это непорядок. Насколько я помню, в римском военном лагере был префект лагеря. Обычно из старых центурионов, и он следил за порядком и наказывал провинившихся. Что делать? Не к негусу же идти?

Альфред сказал, что разберется, и точно – появился командир гвардейцев, что несли стражу у шатров, посмотрел, что творится внутри, и скоро мы услышали свист плетей и вопли наказываемых стражей, впрочем, мне показалось, что они кричат как-то уж больно театрально и плети со свистом рассекают воздух, но бьют не по мягкому, а по жесткому, похоже, как по бревну. Не приказал ли самим стражам какой-то большой местный генерал перевернуть все вверх дном, чтобы «али» неповадно было свои порядки вводить?

Пришел начальник стражи и сказал, что наказанные получили по сто плетей, я захотел на них взглянуть, пусть приволокут сюда. Вскоре, подталкивая копьями, показались две фигуры в шамах, их поставили на колени, и я спросил у начальника стражи, что, правда, им вломили по сто плетей? Тот важно кивнул, тогда я подошел к одному из стоящих на коленях и сдернул шаму, на белой рубахе наказанного не было следов крови, и я попросил дать мне кинжал. Гвардеец сделал вид, что не понял, тогда я рванул ворот рубахи, разорвав ее, – на спине был один не сильно вздувшийся рубец. Тогда я достал пистолет, передернул затвор, так, чтобы тот лязгнул, дослав патрон в патронник, приставил ко лбу провинившегося и через переводчика спросил, кто приказал все перевернуть в шатре? Молчание, тогда я посмотрел, нет ли кого за стоящим на коленях передо мной, и, переведя ствол со лба на мочку уха, выстрелил. Мочка отлетела, наказанный повалился на землю и завыл. Я взял его за ворот и, тряхнув, что было силы, заорал: «Кто?» Бах, и второй мочки уха нет, похоже, у него еще и барабанные перепонки вылетели – пошли тонкие струйки крови из ушей. Сбежалась на выстрелы стража, Ильг пришел с негусом, а я продолжал допрос второго через переводчика:

– Что, и тебе дали сто плетей?

– Нет, не стреляйте, я не виноват, нам приказали!

– Кто приказал?

Стоящий на коленях только мотнул головой в сторону начальника стражи. Я быстро повернул пистолет на него, увидев, что тот выхватил саблю, выстрелил практически в упор, попав в живот. Подошел к нему и сказал, естественно, говорил переводчик:

– Я велю отвезти тебя к русским врачам и тебе спасут твою никчемную жизнь, если ты скажешь правду – кто тебе приказал сломать все в шатре Совета? – наклонился я к корчившемуся начальнику стражи, зажимавшему двумя руками дырку в животе. Я ударил его по рукам ногой и встал ей на живот. Раненый заорал нечеловеческим голосом. Я убрал ногу и велел перевести, что если он сейчас же не скажет правду, я отстрелю ему яйца. «Говори, сука», – заорал я по-русски, сунув ему стволом в нос, чтобы он вдохнул пороховую гарь (читал когда-то в «В августе сорок четвертого»).

Стражник что-то тихо произнес.

– Громче! – теперь уже перевел переводчик, и начальник стражи достаточно громко произнес чьё-то имя.

Я обернулся к Ильгу, Менелик, услышав имя, повернулся и пошел в шатер.

– Альфред, разреши, я отвезу эти два куска дерьма в русский госпиталь, я обещал, если они скажут правду.

– Александр, это сделают без тебя, пойдем со мной, – сказал Ильг по-немецки.

Мы отошли достаточно далеко, и Ильг произнес: «Я не ожидал, что ты так можешь допрашивать, на ученого-математика ты все же не похож».

– У нас говорят: «нужда научит и зайца на барабане играть», – ответил я. – А чье имя он произнес?

– Главнокомандующего, то есть дэджазмача, поэтому негус и ушел. Похоже, Военного Совета у нас сегодня не будет. А ты всегда носишь с собой пистолет, да еще так незаметно?

– Нет, только вчера достал, когда, вернувшись от казаков, лег спать, положил его под голову и сегодня взял, потому что вчера мне подрезали седло и испортили лошадь, пока мы говорили после Совета. Наверно, нам с Букиным, да и вообще, русским, следует перебраться жить вместе после случившегося? Всё же дэджазмач – это большой и сильный враг.

– Это ты так думаешь, а я за него не дам теперь и сантима. Здесь все решает негус. Сегодня ты – дэджазмач, а завтра – конюх. А где жить – это ты сам решай.

Так дошли до шатра Ильга.

– Альфред, у тебя полстакана коньяку не найдется? Думаешь, мне приятно людям уши отстреливать? Я же не палач, но разобраться надо было быстро… Ты же не слышал и не видел, какой цирк этот начальник стражи, который на меня с саблей полез, устроил до этого? Они якобы наказывали плетьми стражников, а сами били ими по бревну – звук другой, а стражники визжали на разные голоса. Вот я и решил взглянуть на результат полученных ста плетей. Остальное ты видел.

Потом пошел к себе и лег спать: коньяк подействовал – расслабил. Проснулся от выстрелов и криков в лагере. Мгновенно вскочил и схватил пистолет, выскочил из шатра – не затеял ли дэджазмач военный переворот? Нет, все радуются победе при Амба-Алаге! Мэконнын наголову разбил Аримонде! Вопли, стрельба в небеса, в общем, Новый год! Умылся, поехал к казакам узнать новости от «братов», что ушли в поход. Казаки сами новостей не знали и были озадачены переполохом в лагере и даже выкатили пулемет, думали, что напали итальянцы. Успокоил, что это празднуют победу, и отправился к Ильгу, я так понял, что он здесь не только глава МИДа и «ближний боярин», а и премьер-министр, и вообще, отвечает за все, кроме войны, которую не знает и не любит. Оказывается, прискакал курьер с известием, что итальянцы разбиты, сам Аримонди попал в плен [18], причем отличились «Георгис ашкеры»: они и генерала пленили с его офицерами, и пушки взяли, и не дали местным ашкерам устроить резню пленных и обобрать их до нитки. Теперь Мэконнын движется сюда и завтра с утра будет в лагере.

Потом пришел слуга от Менелика и попросил нас к негусу. Менелик сидел задумчивый и не в настроении. Я подумал, что надо бы свалить под каким-нибудь предлогом, но тут Менелик спросил меня:

– Рас Александр, для меня стало откровением, что ты так же, как и мои люди, можешь пытать, вот Альфред на это точно не способен и большинство европейцев-аристократов, кого я видел, тоже бы этого не стали делать. Из-за чего ты вдруг пришел в такую ярость, как мне сказал Альфред – ты ученый-математик, а они тихие и задумчивые люди, погружены в свои цифры и не тронут даже муху. Может, ты сказал ему неправду, я ведь подозревал в тебе военного.

– Ваше величество, по поводу того, что я отстрелил кончик уха стражнику после его фальшивого наказания – я просто хотел узнать правду, а меня нагло обманули, мол, «али» все дураки и обвести вокруг пальца их может даже младенец. Второе, узнав, что я знаю правду, начальник стражи выхватил саблю и мог меня просто убить, поэтому я защищался, а потом решил выяснить, кто же стоит за всем этим, и не остановился перед тем, чтобы причинить боль раненому. Да, я его пытал, но ведь он не хотел сказать правду, а так я узнал имя своего и твоего врага, которого надо опасаться.

– Уже не надо опасаться. Новым дэджазмачем будет твой тесть, рас Мэконнын: если он сумел разбить одного генерала, значит, справится и с другим. А прошлый дэджазмач боялся итальянцев как огня и предлагал уступить им Тиграи, лишь бы они не шли дальше. Кроме придворных интриг, он ни в чем другом не был силен, это ставленник консервативных сил, которые не хотят перемен, лишь бы им жилось сытно.

– Надеюсь, ваше величество, что раненого гвардейца отправили в госпиталь, я ведь вынужденно его пытал (а вот убить меня он пытался не вынужденно, потом бы наврал, что «али» хотел негуса застрелить, вот и пистолет скрытно носил. Потом бы его покровитель в генеральских одеждах выгородил и еще и наградил за предотвращенное покушение). Да что говорить, ваше величество, вот наш великий реформатор царь Петр не остановился перед тем, что пытал своего сына, а по слухам, и убил его, когда того подговорили консерваторы встать против реформ отца.