1 октября я отзвонился Слободкину, сказав, что смогу приехать, но только один. Так что Паулсу со знакомством с автором слов к его песне придётся обождать, но выразил надежду, что рано или поздно рандеву всё же состоится. Договорились, что в пятницу вечером я выезжаю, а в субботу утром Павел встречает меня на Казанском вокзале. Обратно выезжаю в понедельник вечером. Согласовав все мелочи, вечером назначенного дня я садился в уже ставший почти родным поезд «Сура», а субботним утром был на Казанском вокзале.
Глава 28
На этот раз письма Щёлокову и Ивашутину с именами очередных маньяков и предателей пришлось бросать в ближайший почтовый ящик у Казанского вокзала. Думаю, тому же начальнику ГРУ будет интересно узнать, например, об Аркадии Шевченко – чиновнике МИДа самого высокого ранга, заместителе Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН, который уже вовсю делится с западными партнёрами секретной информацией. Если ничего не предпринять, то в 1978-м он просто переметнётся на Запад, наплевав и на жену, которая покончит с собой, и на сына. Оба письма я заканчивал просьбой вывесить новые плакаты, посвящённые теперь уже решениям XXV съезда Коммунистической партии Советского Союза.
Слободкин грозился подъехать и встретить прямо у поезда, поэтому пришлось идти на хитрость, покидать «Суру» через другой вагон и бежать к ближайшему почтовому ящику. Содрав с пальцев пластырь и возвращаясь к вокзалу, увидел, что худрук «Весёлых ребят» стоит возле своей «Волги» и растерянно озирается. Ну, теперь-то уже можно не прятаться, дело, как говорится, сделано.
– О, привет, я-то думал, что ты не приехал, – искренне обрадовался моему появлению Слободкин. – Уже уезжать собрался, а тут ты… Какие-то планы у самого есть? В издательство не надо?
– В этот раз нет, ничего нового им не привёз, а гонорары уже получены.
– А может, песню новую придумал? – не без надежды поинтересовался Павел, выруливая с площади трёх вокзалов.
Вот ведь, всё мало человеку… Я ему прямо сейчас мог бы навскидку спеть десяток песен, которые здесь ещё никто не сочинил, но подумал, что надо бы и меру знать. Поэтому ограничился фразой, что нахожусь в процессе. Слободкин выразил надежду, что процесс надолго не затянется, и предложил, как и в прошлый раз, съездить на студию, где сейчас соберутся «Весёлые ребята» и до обеда ещё раз прогонят репертуар, с которым будут завтра выступать на Дне учителя. Поскольку делать мне было совершенно нечего, я принял предложение.
Коллектив ждал своего руководителя почти в полном составе. Буйнов что-то вполголоса напевал под тихо звучавший электроорган, Барыкин лениво перебирал струны акустической гитары, Пугачёва в уголке обрабатывала пилкой ногти. Музыкант восточной наружности – как позже мне объяснил Павел, это был Роберт Мушкарбарян – бархоточкой натирал свой саксофон. Сессионный басист, имя которого я тут же забыл, уставившись в ноты, тренькал на неподключённой бас-гитаре. Я пожал руку каждому, в том числе и Алле, протянувшей мне свою маленькую ладошку с наманикюренными пальчиками.
– Лерман и Малежик нас только что покинули, ищем замену, – негромко проинформировал меня Слободкин. – Ничего страшного, завтра можно и в таком усечённом составе выступить… Я не понял, а где Алёшин? Что значит приболел? Ещё и голос пропал? Ну твою же… – Слободкин схватился за свою шевелюру с такой силой, словно хотел себя оскальпировать. Со стоном выдохнул и грустно оглядел поредевшее воинство. – Саша, Барыкин, поёшь партии Алёшина. И сейчас, и завтра на концерте. Так, друзья мои, хватит бездельничать, собрались. Сначала «Арлекино», потом «Посидим-поокаем», третьей идёт «Потому что нельзя»… Что у нас четвёртое? Ах да, четвёртая песня «Позови меня с собой», а завершим выступление композицией «Миллион алых роз». Как бы дарим этой песней собравшимся учителям огромный букет. Я на барабанах. Всё, поехали!
В течение следующего часа я наслаждался бесплатным концертом, где солировали Пугачёва и Барыкин. Каждую песню прогнали по два раза, после чего Слободкин разрешил всем разбежаться, но в воскресенье в 3 часа дня как штык собраться у служебного входа Дома союзов.
– Надеюсь, не нужно объяснять, где служебный вход? – обвёл он своих музыкантов строгим взглядом. – Тогда всё, до завтра.
Когда мы остались вдвоём, Павел предложил съездить отобедать. На этот раз не в «Прагу», а в заведение чуть попроще, под названием «Узбекистан». Я отказываться не стал, тем более что завтрак сегодня пропустил, а под ложечкой уже ощутимо посасывало.
В «Узбекистане» нас ждали блюда восточной кухни, включая изумительно вкусный плов и шашлык на углях. Наелся так, что казалось, не смогу встать из-за стола.
– Всё думал, какую тебе устроить культурную программу на этот вечер. – Слободкин вытер жирные губы салфеткой. – Как смотришь на то, чтобы потусить в одной приятной компании?
– В приятной? В приятной можно. А что за компания?
– Салон у Ники Щербаковой. Не слышал о такой? О-о, это Женщина с большой буквы! Соберутся известные личности. Вася Аксёнов должен быть, Игорь Холин, Генрих Сапгир, Илья Глазунов… Говорят, даже Высоцкий может подъехать.
– Серьёзно?
– Ну а что, Володя человек такой, никогда не знаешь, когда может появиться. Иной раз клятвенно обещает приехать, все его ждут, а он так и не добирается до места. А в другой раз без всякого приглашения заявляется, то один, а то и с Маринкой.
– Это которая Влади?
– Ну да, она, других Маринок у него нет… Честно сказать, недолюбливают её в наших кругах. Высокомерная, пудрит Володьке голову, да и потакает его слабостям. Говорят, Высоцкому водки уже мало, на наркоту подсел… Ладно, это между нами. Если начнут всякую ахинею нести о политическом строе – не влезай. Там половина как минимум «стучат» в Комитет, я даже знаю некоторых, кто точно это делает. Затевают беседы с таким уклоном, запоминают, кто чего сказал, а потом бегут отчитываться. И это тоже между нами… Официант, счёт, пожалуйста!
Около шести вечера мы подъехали к шикарному дому на Садовом кольце, около Малой Бронной. Большая квартира Ники Щербаковой находилась на последнем этаже и, как объяснил Слободкин, имела даже выход на крышу.
Дверь нам открыла сама хозяйка – яркая женщина в возрасте под сорок.
– О, Павел, привет! – обняла она Слободкина. – Ты сегодня не один…
– Знакомься, Ника, это Сергей Губернский, тот самый – писатель, поэт и композитор. Сергей, это Ника – роковая женщина, сгубившая не одно мужское сердце.
– Да ладно уж, скажешь тоже, – рассмеялась Ника низким грудным смехом, не забывая при этом окинуть меня оценивающим взглядом. – Как же, слышала ваши песни, особенно эта нравится… о любови… А, вспомнила – «Потому что нельзя».
– Спасибо за комплимент, – ответил я, касаясь губами её руки.
Я сделал попытку разуться, но моё движение тут же было пресечено фразой, что в салоне у Ники разуваться не принято. Достаточно как следует вытереть обувь о коврик. Я пожал плечами и проделал необходимую процедуру. Дело хозяйское, как говорится.
Квартира была шикарной, выделяясь как размерами и планировкой, так и обстановкой. Стены увешаны картинами, шкафы полны книг, дверные арки из резного дерева… Одна только люстра в просторной гостиной, куда нас провели из прихожей, тянула, не иначе, на годовую зарплату грузчика, и это по самым моим скромным прикидкам. Кем, интересно, она работает, эта Ника Щербакова? Или тоже на полном довольствии у КГБ? Так и там, думается, таких зарплат не платят.
В гостиной уже находилось человек семь-восемь. Пара – молодая женщина и мужчина средних лет с бакенбардами и в очках – сидела на диване. На тахте в углу другой мужчина лениво перелистывал альбом с цветными репродукциями фламандских живописцев.
– Проходите, располагайтесь, – предложила Ника. – Сейчас стол накроем, а пока можете познакомиться с моей библиотекой или музыку послушать. – Она кивнула в сторону стенки, где рядом стояли проигрыватель пластинок и катушечный магнитофон.
