Я дернулась, и чуть не упала, запутавшись в сети. Он попытался помочь едва ли не всеми щупальцами одновременно, с трудом удалось донести до него, что он делает только хуже и больше все запутывает. Только когда он убрал, наконец, лишние конечности, я смогла найти выход из сетчатого мешка и спокойно поплыть рядом.
«Опять поплывешь смотреть за врагами?» — спросил он недовольно, следуя за мной.
«Поплыву,» — ответила без сомнений.
«Не проще было бы их убить? Я могу убить,» — предложил с надеждой.
«Мне нужна от них информация,» — передала я.
К сожалению, это была опять слишком сложная абстракция, чтобы он понял. Я пыталась привести примеры с узнаванием тайного плана врага во время войны, но для морского монстра это было непонятно. Убей для самозащиты или для еды — это для него понятно, а сохранять жизнь врагу — зачем? Вдруг он нападет снова, зачем рисковать?
Глава 22
Я вновь следила за людьми, пыталась поймать их на использовании магии. Были разные варианты того, почему они могут ее иметь, но скрывать. Например, она не может помочь в сложившейся ситуации. Например, сжечь мне голову они могут, а разжечь костер — нет, вот и мучаются, бедные. Или ее запас конечен и весь истрачен на текущий момент. Да я вообще не знаю принципов, по которым работает их магия, могу только гадать, используя за основу наши игрушки и книжки — такой себе источник информации.
Самыми неприятными вариантами было бы, что люди подозревают, что я за ними могу следить и готовятся напасть в случае, если я покажусь. Хотя это и попахивало манией преследования, но, как говорится, тот факт, что у тебя мания, не означает, что за тобой никто не следит. А то, как меня выловили неожиданно и с одного заброса сети намекало, что акция была подготовлена и спланирована.
Поэтому я давила в себе жалость к этим людям и следила, пытаясь понять, что делать дальше. Они, на мой взгляд, решали тот же вопрос, только в более стрессовых условиях. К тому же, их было десять человек, а потому они все время ругались.
В этот день я отогнала Кракена подальше от рыбаков, поэтому те принесли улов — несколько крошечных рыбок, на мой взгляд, максимум подходящих на корм кошке. Но съели их, обглодав до последней косточки, разделив по-братски. С кокосами тоже была напряженка, кажется, запасы основательно уменьшились, и люди принялись экономить. За обедом выпили всего по одному ореху на человека, долго выскабливали внутренности.
После обеда они соорудили что-то вроде плота — связали несколько стволов пальм. Плот был слишком маленький для всех, но сели на него всего пара человек и, управляя как каноэ, поплыли… к соседнему островку. Я наблюдала за всем этим с легким недоумением, особенно когда увидела, что же они привезли обратно. А привезли они… еще несколько кокосовых орехов. До вечера плотик сновал туда-сюда между островками, на которых была хоть одна пальма, собирая на центральный остров припасы. Их старались не есть, экономили, но я видела, с какой жадностью мужчины смотрят на маленькую горку орехов. И руководила ими, по моему предположению, скорее жажда, а не голод — что там есть в этих орехах? Это же не готовый батончик баунти, питательность которого больше в сахаре, жире и шоколаде. Чистая кокосовая стружка без жирного крема — та еще ерунда, и не разжуешь. Хотя, с другой стороны, орехи вещь калорийная и полезная, но жить только за их счет… не знаю…
К вечеру плот отвоевала себе группа рыбаков, забрались они на него втроем и пытались забрасывать свой самодельный невод. Но то ли их вес был слишком велик, то ли плот подвел, но они перевернулись, а плавсредство развалилось на отдельные стволы. Сеть утопили, из стволов обратно к острову смогли пригнать только два, а те веревки, которыми скреплялась конструкция (кажется, это опять были обрывки одежды, кожаные ремни и пояса), большей частью пропали в воде.
Народ кричал, возмущался, чуть не дошло до драки. Я не понимала слов, но по мимике и результатам наблюдения сделала вывод, что строители плота кричали, что рыбаки уничтожили их творение, а те в ответ — что плот был сделан плохо, потому и развалился, и это по вине плотников они упустили свою сеть. Остальные мужчины разделились примерно на два лагеря, так что все это грозило перерасти в драку стенка-на-стенку, но слово взял мужик, которого я помнила по кораблю — тот что пытался щупальце Кракена рубить саблей. Он встал между и сказал всего несколько слов негромко, но его послушались и присмирели, хоть и смотрели друг на друга все еще мрачно. По уровню авторитета среди местных предположила, что это капитан. На корабле, помнится, он носил довольно добротно выглядящий кафтан, но сейчас остался в одной рубашке и штанах, как и прочие. Потом подошел второй участник той запоминающейся сцены, что рубился топором, и мощным гарком разогнал всех спать. Я обозвала его Первым Помощником. Молодой парнишка, единственный, который не орал на других, кажется, даже прослезился. Я обозвала его Юнгой, а капитан, походя, успокаивающе похлопал его по плечу.
Парень, кажется, был слишком переполнен эмоциями и, когда все мужики поплелись спать, пошел на берег в одиночестве. Я ожидала от него слез и причитаний, но он, сидя на коленях, несколько раз ударил по мокрому песку кулаками, а потом закрыл лицо руками и замер, не шевелясь. И столько горя и отчаянья было в этой позе… молодой ведь еще совсем парень, ничего в этой жизни не видел… я ощутила это душевную боль, словно ком в горле. От каждого из людей на острове веяло отчаяньем, от которого я пыталась закрыться. Оно не было таким острым, как когда они умирали в воде, скорее притупленным, фоновым, оттененным ощущениями жажды, голода, надежды, злости… группа людей создавала какофонию эмоций, от которых я интуитивно старалась отгораживаться, быть настороже. А сейчас, увидев этого по сути еще мальчишку, я ему открылась, и ощутила в полной мере. Не только его, каждого из них.
Они укладывались спать, но разве кто-то из них не хотел вернуться домой, разве кому-то не была дорога жизнь? Юнга еще не был женат, у него и девушки-то еще не было, он ничего в этой жизни еще не знал, но разве меньше желали жизни те, у кого есть семья, дети, которые останутся без кормильца. Или те, чьи дети уже выросли и встали на ноги, или те, кто был одинок…
Я не выдержала всей этой лавины чувств и нырнула на дно, отплыла от берега подальше. Взгляд сам собой наткнулся на знакомые раковины. Как же они спасли меня в первое время в этом мире. Может и глупо, но я мановением руки выцепила со дна с десяток мидий, подплыла назад.
Юнга все еще сидел, не шевелясь и не меняя позы, только в чувствах его теперь добавилась бесконечная усталость, даже сил идти к шалашу не было, хотя спать у кромки прибоя, конечно, не лучшая идея.
Я взяла из своего улова устрицу покрупнее. Как передать и не испугать… ну, не испугать слишком сильно?.. Ладно, испугаются в любом случае, я это уже поняла, но как хотя бы показать, что ничего плохого не желаешь? Я прикинула и облекла раковину слоем воды, приподняла над землей… чего-то не хватает. Под моим взглядом водяной пузырь отрастил плавники и хвост, превратив устрицу в эдакую стилизованную мультяшную рыбку. Она вильнула хвостом и поплыла по воздуху к Юнге, а за ней следом еще целый косяк магических рыбок.
Юнга головы не поднимал, хотя рыбки активно кружили над ним смешной разномастной стайкой. Я попыталась послать ему эмоции, как делала с морскими созданиями: «Успокойся, посмотри, доверься мне, я дам надежду…» — но то ли он был слишком погружен в свои мысли, то ли на людей магия не так действовала.
Тогда я просто развеяла одну из рыбок. Парня окатило водой и сверху на него шлепнулась ракушка.
Он поднял голову, и я усилила нажим магии: «Не бойся, это подарок, это не зло, доверься…»
Юнга заорал как резанный и со всех ног бросился к хижине. Я спряталась за камнем, чтобы меня не заметили, и продолжила следить. Стайка моих магических рыбок все еще продолжала кружить над берегом, даже ту раковину, что упала, я опять облекла в форму рыбки, чтобы моллюск не сдох раньше времени, только эта рыбка трепыхалась на песке, будто пойманная.
