Я едва сдержал усмешку. Причина, по которой Ярославу не давали повышения, была для меня очевидна — его характер явно не располагал к продвижению по службе.
— А ты? — спросил он в свою очередь.
— Я буду внештатным сотрудником бюро, — ответил я.
Ярослав уважительно кивнул.
— Неплохо, очень неплохо. У внештатников больше свободы действий, но меньше вариантов двигаться вверх. Если, конечно, не попадешь на какое-нибудь крупное дело, которое сделает тебе имя и само продвинет дальше.
Повисло небольшое молчание. Целители закончили свою работу и вышли из комнаты, оставив нас одних. Я чувствовал, как Ярослав борется с собой, явно желая что-то сказать.
— Слушай, Максим, — наконец произнес он. — Я, пожалуй, был не прав насчет тебя. Ты оказывается нормальный парень, да еще и магией так лихо владеешь. Так что, мир?
Это признание явно далось ему нелегко, и я оценил его честность.
— Спасибо. Ты тоже не так плох, когда не пытаешься задирать нос. Думаю, мир.
Он усмехнулся, признавая справедливость моих слов.
— Слушай, а ты уважаешь поэзию? — внезапно спросил он.
Этот вопрос застал меня врасплох. В моей памяти всплыли имена поэтов из моего прежнего мира — Пушкин, Лермонтов, Есенин. Россия богата на гениев литературы. Но здесь, в этой версии Российской Империи, их словно и не существовало. Даже император здесь был не Петр, а какой-то из Алексеев Романовых. Какой-то, потому что на моей памяти их было несколько.
— Когда-то нравилась, — ответил я честно. — Но потом как-то стало не до нее.
— Понимаю, — кивнул Ярослав. — Но знаешь, у тебя есть шанс вернуться к этому увлечению. Наследный принц устраивает поэтический бал при дворе через три дня. Такому гостю, как ты — сын министра финансов — там будут рады. Я тоже там буду, — добавил он с хитрой улыбкой. — Там собираются просто потрясающие дамы! Я даже пару стихотворений выучил для такого случая. Если ты понимаешь, о чем я, — подмигнул он мне, подкрутив кончик уса.
Я мысленно усмехнулся. Ловелас, как я и думал. Но идея посетить бал казалась заманчивой — это был шанс познакомиться с молодыми людьми империи, и, возможно, узнать что-то полезное.
Наш разговор прервал звук открывающейся двери. В лазарет вошел Соколов, его лицо выражало смесь удовлетворения и строгости.
— Левински, поздравляю с повышением до шестого ранга, — произнес он без вступлений. — Целители закончили? Отлично! А теперь будь добр, покинь помещение. Мне нужно поговорить с Темниковым наедине.
— Но я хотел узнать ранг Максима… — даже как-то растерялся Ярослав.
Соколов бросил на него суровый взгляд.
— Это нарушение протокола. Хочешь получить взбучку? Иди давай!
Левински, поджав губы, неохотно вышел из лазарета. Как только дверь за ним закрылась, Соколов повернулся ко мне.
— Максим, твой ранг — седьмой, — произнес он тихо. — Но я настоятельно рекомендую не распространяться об этом. Держись четвертого ранга, указанного в документах.
Он протянул мне две бирки — золотую с цифрой семь и серебряную с цифрой четыре.
— Поздравляю с отличным результатом, — добавил он, и в его голосе прозвучала искренняя гордость. — Получить золотую бирку при первом же экзамене… Впрочем, я даже не удивлен, ты отличный ученик, меньшего я не ожидал. Все же я, в том числе приложил к этому руку, а у меня не могло получиться плохо.
Я принял бирки, чувствуя их вес в своей руке. Седьмой ранг из десяти… Да, насколько я знал, чем выше ранг, тем огромнее пропасть до следующего, но тем не менее, это был приличный результат. И я понимал, почему Соколов советовал держать это в тайне.
— Спасибо, учитель, — ответил я, проигнорировав его минутку бахвальства.
Мы покинули лазарет и направились к выходу с полигона. Яркое солнце ослепило меня на мгновение, когда мы вышли наружу. Я уже собирался попрощаться с Соколовым, когда услышал голос, окликнувший меня:
— Господин Темников! Можно вас на минуту?
Я обернулся и на секунду замер. Что могло быть нужно от меня такому человеку?
— Ваше Высочество, — произнес я, склоняя голову в почтительном поклоне.
Принц улыбнулся, его глаза светились живым интересом.
— Я был впечатлен вашим выступлением, господин Темников. Не могли бы мы побеседовать наедине?
Я почувствовал на себе взгляд Соколова — в нем читалось предупреждение быть осторожным. Но отказать принцу было невозможно.
— Конечно, Ваше Высочество, — ответил я. — Для меня это честь.
— В таком случае, предлагаю прогуляться, — указал он в сторону.
Глава 19
Я шел рядом с принцем Андреем Алексеевичем вдоль стен полигона, где недавно прошел мой поединок с Левински.
Принц начал разговор, и его голос звучал неожиданно оживленно для человека его положения:
— Знаете, господин Темников, ваш дед, Владимир Федорович, был поистине выдающимся человеком. Не только блестящий финансист, но и гроссмейстер экстра-класса! И второе гораздо интереснее первого.
Я слушал, сохраняя на лице маску вежливого интереса, хотя внутренне усмехался. Мой дед, которого я знал как строгого и немногословного наставника, был предметом такого восхищения в высших кругах. Интересно сколько всего я еще узнаю про свою семью теперь?
— Я читал зафиксированную партию против австрийского канцлера, — продолжал принц, его глаза горели энтузиазмом. — Это было настоящее произведение искусства! Владимир Федорович пожертвовал ферзя на восемнадцатом ходу, а затем… — Андрей Алексеевич на секунду запнулся, словно вспоминая.— А затем провел такую комбинацию, что австриец капитулировал через пять ходов, осознав тщетность своих попыток исправить ситуацию. Мне безумно жаль, что я не мог увидеть это воочию!
Я кивнул, вспоминая, как дед рассказывал мне об этой партии. Он тогда сказал: «Запомни, Максим, в шахматах, как и в жизни, иногда нужно пожертвовать чем-то ценным, чтобы добиться большего».
На самом деле каждая наша игра и каждый рассказ несли в себе намного больше, чем просто игра. Дед учил меня жизни. По-своему, как мог, но эти уроки, даже мне, человеку, живущему вторую жизнь, были весьма ценны.
— А вы, господин Темников? — внезапно спросил принц, прерывая мои размышления. — Владимир Федорович обучал вас шахматам?
— Мы сыграли пару партий, Ваше Высочество. Ничего особенного, — улыбнулся я.
Принц, казалось, не заметил иронии в моем голосе. А я тем временем вспоминал бесконечные часы, проведенные за шахматной доской. Тысячи партий, каждая из которых заканчивалась моим поражением. Дед был безжалостен, разбивая мои стратегии одну за другой, заставляя учиться на каждой ошибке. И лишь однажды, в самый последний день перед его отъездом, мне удалось одержать победу. Эта партия до сих пор стояла перед глазами, каждый ход, каждое движение фигур.
Я вспомнил, как однажды, измученный постоянными поражениями, попытался незаметно передвинуть пешку, когда дед на секунду отвлекся. Владимир Федорович, конечно, заметил это. Его взгляд стал острее бритвы, а голос прозвучал тихо, но с такой силой, что я почувствовал, как земля уходит из-под ног:
— Никогда, слышишь, никогда не пытайся выиграть нечестным путем. Ни в шахматах, ни в жизни. Победа, добытая обманом, хуже любого поражения.
Этот урок я запомнил навсегда.
Принц, тем временем, явно не поверил мне. Его глаз коснулся хитрый прищур.
— Послушайте, господин Темников, у меня есть к вам дело государственной важности. Уже через час состоится товарищеская игра с польским гроссмейстером Казимежем Новаковским.
Я приподнял бровь, ожидая продолжения.
— Эта партия — не просто игра, — понизил голос Андрей Алексеевич. — Это тонкий политический маневр. Исход может повлиять на наши дальнейшие переговоры с Царством Польским. Понимаете?
Я кивнул, все еще не понимая, что именно от меня хочет Его Высочество.
— У Новаковского будет помощник, — продолжил принц. — Официально он там для обеспечения честности игры, но я подозреваю, что он будет давать советы. И даже если это увидят многие, указать на это мы не сможем, понимаете? Мне нужны ваши глаза, Максим Николаевич. Наблюдайте, анализируйте, но не вмешивайтесь без крайней необходимости.
