Псайкер. Путь изгоя (СИ) - "Клайн Илларио"

– Переживаешь? – на плечо легла чья-то тёплая ладонь.

Руксус открыл глаза и поднял взгляд. Альберт тепло улыбался.

–Нет, ничуть. Просто неприветливое это место. Здесь…столько живых душ, Альберт. Намного больше, чем на Сионе. И многие страдают.

Юный псайкер странно посмотрел на Руксуса.

–Ты им сочувствуешь?

Руксус и сам понял, как прозвучали его слова. Внезапно он нахмурился, всерьёз задумался. Альберт не стал дальше допрашивать друга, видя, насколько тот озадачен:

– Я не так силен, как ты, но тоже чувствую что-то. На этой планете действительно много страждущих. Мне кажется…мне кажется, я чувствую их боль и отчаяние даже сейчас. Это просто невероятно. По сравнению с Сионой…

–Тут нет ничего общего с нашим домом, - отрезал Руксус.

«Химеру» тряхнуло. Снаружи раздался грохот орудий.

– Приехали, – оповестил водитель.

Ламерт вышел из бронетранспортёра на прохладный полумрак. От его дыхания сразу вырвалось облачко пара, что сильно удивило молодого гвардейца. Что это? На Сионе снег выпадал только в самых дальних северных краях, ближе к полюсам, был мелким и долго не держался – буквально около месяца. Поэтому большинство теплолюбивых сионцев реагировали на холод как на какую-то природную аномалию.

Ламерт потёр руки, облачённые в тонкие шерстяные перчатки с вырезами, пытаясь разогреться. За его спиной «Химеру» покидали остальные гвардейцы.

– У меня нет культурных слов, – пожаловался Дециус, покидая транспорт. – Здесь слишком темно и холодно. Я даже не вспомню, когда мне в последний раз было так холодно! Уверен, в могиле и то будет теплее.

–Будешь много болтать – очень быстро это узнаешь, – отозвался Торио, вышедший вслед за ним.

Вновь подул промозглый ветер, пробиравший чуть ли не до костей. Сионцам, привыкшим к куда более теплому климату, не выдали ничего утеплительного, кроме тонких перчаток, однако поддерживать тепло кое-как помогало постоянное движение и присутствие поблизости военной техники. Ламерт на несколько секунд приложил ладонь к «Химере» – машина дышала своей собственной жизнью, внутри неё билось настоящее металлическое сердце. Молодому гвардейцу показалось, что он даже чувствует, как оно делает свою работу, качает по всему «телу» кровь-горючее. От всего этого так же отдавало теплом, и солдат подумал, что они несут один и тот же общий долг, служа великому и вечному Империуму Человечества.

Кругом происходила подготовку к грядущему сражению: гвардейцы покидали «Химеры» под звонкие приказы офицеров, отряды огневой поддержки занимали позиции, полковые священники читали последние, предбоевые литании. Где-то с другой стороны улицы слышался рокот танковых колонн и мерные шаги «Часовых». Ламерт нигде не видел артиллерию, но почему-то был твёрдо уверен, что она так же не останется в стороне и точно поможет им в предстоящей схватке. Гвардеец оглянулся.

Город-улей казался чуть ли не на половину уничтоженным, так что молодой солдат испытал облегчение, вспомнив, что почти всё его население было успешно эвакуировано. Конечно, кто-то остался, в основном – семьи нищих из нижних ярусов и подульев, но Ламерт уже пытался свыкнуться с мыслью, что он тоже теперь часть войны, а на ней невозможно спасти абсолютно все жизни. Кто-то обязательно погибнет, кого-то в любом случае придётся принести в жертву на алтарь победы. Оставить сотни, чтобы спасти тысячи и десятки тысяч. Сама эта мысль вызывала у Ламерта внутреннее непередаваемое отвращение, но он старался бороться с этим.

«И вообще, о чем я думаю? Мне бы теперь самому выжить».

Но Ламерт не мог вот так легко перестать думать о других людях. В детстве он трудился ради своей семьи, чуть позже ухаживал за больной матерью, а повзрослев – старался для отца и сестёр, и не покинул родного дома, пока они не смогли твёрдо стоять на ногах. С самого детства он жертвовал своими интересами ради других, и теперь, став имперским гвардейцем, был твёрдо уверен, что продолжает следовать своим убеждениям, но первая же планета и то, что на ней происходит, отрезвило Ламерта. «Я взял в руки оружие и принёс клятву защищать Империум, – так почему люди, мои сограждане, продолжают гибнуть»? На какую-то минуту его охватило отчаяние, смешанное со злобой. Он буквально впился ладонью в лямку лазгана, до сих пор висевшего на спине. «Я буду биться, пока во мне струится кровь. Может, у меня не будет даже возможности нажать на курок, но клянусь забрать с собой столько врагов человечества, сколько смогу. Священная клятва дана, и обратного пути для меня уже нет. Я внесу свой скромный вклад в защиту родного дома, и с радостью принесу свою жизнь в жертву, если отец и сёстры никогда не познают войны».

От мыслей его отвлёк подошедший сержант Клавикус: не очень высокий, но крепко сложенный лысый мужчина в обычной флак-броне рядового гвардейца.

–Строимся, быстро! Мы должны занять вон тот выступ, прежде чем…

В его воксе раздался чей-то голос. Абсолютно безволосое лицо сержанта приняло крайне задумчивое, внимающее выражение. Он даже приложил к воксу палец. Ламерт огляделся и понял, что произошло что-то серьёзное, ибо похожая реакция была абсолютно у каждого офицера, вне зависимости от ранга. Каждый из них застыл, внимательно слушая внезапное донесение. Ламерт с неподдельным интересом наблюдал за живым, достаточно подвижным лицом своего сержанта.

В этот момент по воздуху пролета небольшая группа самолётов Империалис Аэронавтика. Этот рокочущий, резкий звук тем не менее внушал какое-то почти мистическое спокойствие.

Голос по ту сторону умолк, и все офицеры разом попытались раздать очень похожие по смыслу команды, однако в воздухе раздался приближающийся свист. Только уже с другой, обратной стороны.

–Это противник, в укрытие!!! – услышал Ламерт крик Клавикуса, прежде чем земля ушла у них из-под ног.

Несколько несуразных конструкций, покрашенных в красный и достаточно отдалённо похожих на настоящие самолёты появилось в небе; послышался стрекот зенитных орудий, и на шпиль слева упало несколько бомб, засиявших и поднявшихся к небу ярко-огненным цветком. Ударная волна от этого взрыва сбила с ног не только Ламерта. Поднимаясь на ноги, молодой гвардеец понял: сражение уже началось, и гораздо раньше, чем он думал.

Глава 22

Илос, часть вторая

Песнопения за стеной закончились. Послышалась суета многих тысяч людей.

Альберт стоял, задумчивый и хмурый, когда услышал рядом с собой знакомые шаги. Он успел повернуться, сердце его затрепетало.

­– Альберт, мне неловко об этом говорить… – Марианна выглядела непривычно смущенной. Явно чувствуя себя крайне неловко, она пыталась что-то сказать, и юноша подозревал, что именно.

– Это связано с Руксусом, верно?

Предмет диалога стоял не так уж далеко, так же что-то обсуждая с Симоном и Гелиорой.

Марианна вздрогнула, но кивнула.

– Да…ты прав. Не даром мы так давно знакомы и так сильно дружим, правда?

Он на мгновение опустил взгляд. Да, дружим.

– Так вот…я как бы…ну…– Марианна даже неловко топталась на месте. Альберт никогда не видел её такой. – Словом…ты знаешь этого идиота. Он довольно вспыльчивый, и легко может полезть в самое пекло, абсолютно не думая. К тому же такой сильный псайкер, как он, может стать желаемой целью для…

– Не стоит продолжать, Марианна, – прервал её Альберт, сердце которого словно желало вырваться из груди. – Я тебя понял. Хорошо, попробую приглядеть за нашим…за ним. Хотя он настолько сильнее нас, что не уверен, что ему понадобится наша помощь, – он попробовал рассмеяться, на что Марианна лишь натянуто улыбнулась и уже собиралась было уйти, но Альберт схватил её за руку. Она подняла на него вопросительный взгляд, терпеливо ожидая ответа. – Я…слушай, неизвестно, чем всё закончится, правда?

Девушка кивнула. Его хватка ощутимо ослабла.

– Кажется, я понимаю, о чем ты хочешь сказать, Альберт, – она вновь улыбнулась, но уже более открыто, как-то обнадеживающе. Словно боясь сама, пытается помочь преодолеть страх другому. – Следующие сутки-двое могут стать для нас последними, и лучше облегчить душу сейчас. Я внимательно тебя слушаю, дорогой, - теперь она мягко взяла его за руку. Альберту показалось, что даже сквозь ткань чёрных перчаток он ощутил её теплоту, нежность её мягких, таких желанных ладоней. Сердце его забилось ещё чаще. Он бы отдал всё, чтобы снять эти чёртовы перчатки. К тому же она так редко вообще с ним говорила, даже почти не смотрела в его сторону…