- Я им сказала, что предупреждала не зря. Пусть мол потому не обижаются. - доложила мне Оля.
- Ну и правильно!
Вообще, это очень приятно быть недосягаемым, при том, что сам можешь наделать дел. И то, что благодаря сбитым полутора десяткам самолетов немцы отказались от атаки. Но пяток их все равно висел на хвосте, не подходя слишком близко и маневрируя чтобы компенсировать двойную разницу в скорости. Пусть колбасятся и топливо жгут. Нам-то что? Уйдем подальше в море, а там их и пожгем. Домой они однозначно не вернутся.
И я прекрасно понимал, что вся эта «валькиристика» выданная в немецкий радиоэфир - едва ли не детский сад. И понимал почему отвалило большинство немецких истребителей, а преследовали не нападая нас только пятеро.
«Валькиристика» - нужна для усиления образа Nikitin и слухов про то, что валькирия Скульд таки продолжает действовать. А вот преследователи наверняка имели ПТБ и скорее всего отвалят от нас где-то на траверзе Крыма. Они банально держали нас в тонусе и типа нервировали. В какой-то момент они, скорее всего, ложной атакой отвлекут наше внимание, а с крымских аэродромов на нас налетят целые стаи истребителей с крестами и свастиками. И то, что мы уже сбили несколько самолетов - расход наших боеприпасов и топлива. Эту картину я и обрисовал Оле. Михлину сообщать ничего не стал, но приказал уже выйти вперед и держаться не сотню метров впереди, а подальше, метров на пятьсот. Так и шли в течение пары часов, пока почти дошли до самого узкого места Черного моря.
- Виталик! Может поддержки запросим?
- Не стоит. Это обсуждалось, но решили, что пробиваться будем своими силами. Случись размен, то немчура потеряет больше. Следи за радаром, Крым 130 километров севернее.
Минут через пятнадцать Оля сообщила, что радар засек первый десяток самолетов со стороны Полуострова. И дальше это количество только увеличивалось. И когда первые были от нас в пятидесяти километрах, в небе уже было аж сто шестьдесят истребителей. Прибывали они не только из глубины территории Крыма, но и с западной и восточной его сторон. Потому и получилось так, что казалось будто вся эта масса слеталась как пчелы на мед... Зато нашим в небе на фронтах было раздолье!
- Мда... Опять их много. Неправильные это пчелы. Что у нас с БэКа?
- Ракет - двадцать четыре. БэКа всех пушек полные.
- Врубай «Страну огромную»!
- Есть врубать «Страну огромную»! Помеху оставить?
- Оставь, не помешает.
Если бы мы с Олей были одни, то было бы нам проще. Но с нами был «Второй»...
- «Второй» «Вороне»!!!
- «Второй» на связи!
- Маневр номер двенадцать. Выполняй!
- Есть маневр номер двенадцать, начинаю выполнение.
И Михлин ушел вниз к морю и начал максимально хаотичные рыскания влево-вправо не теряя общего направления полета. А номер маневр - потому что мы еще в Татарстане отрабатывали и учили разные варианты маневров и у каждого маневра был свой номер. Так было принято для краткости в требовании, что делать, да и немцам хоть немного, но придется гадать, что же такое означает маневр «номер двенадцать», если кто из них нас слышит и сечет разговоры. Впрочем, если часто этими обозначениями пользоваться, то и немчура их выучит, никуда не денется. А мы систему нумерации поменяем. Хотя сдается мне, что до этого дело не дойдет. Под Курском фашики получат свое так, что... Плохо им будет!
И сейчас поплохеет! Вначале, как и раньше, я распределил все ракеты по целям. Автоматически, разумеется. И именно я, т.к. в Олиной кабине была еще и Луиза и Оле попросту было несподручно заниматься целями. И когда первые оказались на расстоянии досягаемости ракетами, то по каждой из них из пускового контейнера срывалась ракета. На двадцать четыре пуска случилось три промаха. Впрочем, самоликвидация промахнувшихся ракет тоже жути навела, хотя и никого не сбила.
И вот тут мне уже надо было попотеть, точно так же, как это было тогда, когда я вытаскивал «ведьмочек» Трешкину и Лисичко [3]
***
И мы, в итоге вырвались! Мы с Олей добили все ракеты, расстреляли все 30-миллиметровые снаряды и, когда мы приземлились в Туапсе, где нас встречал Судоплатов, то оставалось всего восемь 23-миллиметровых снаряда...
Луиза, совершенно неожиданно для нас, не испугалась. Она, как рассказывала Оля, даже кричала от радости, когда где-то там в небе вспыхивали огненные цветки попаданий. Видимо досталось ей от немцев, а может это они и убили ее родителей. Оля пока не выспрашивала
- Что за девчонка? - спросил Судоплатов увидев ее, когда мы уже приземлились на месте.
- Твои бойцы подобрали в Румынии. Не смогли бросить и передать некому.
- Хм... Накажу, блин.
- За что, Паша?
- Гуманизм в нашей работе противопоказан. Понимаешь?
- И что им было делать?
- Накормить, обогреть, дать одежду и оставить там!
На Пашину беду эти слова услышала Оля... И понеслось!!!
Нет, я и сам материться умею и иной раз удовольствием, да перевоподвывертами. Но то, как загнула бывшая дврянка, получившая еще до Революции шикарное воспитание и культурный код... Чесслово, я готов был взять у нее уроки! Образы полились такие, что хоть книгу пиши какой товарищ Судоплатов весь из себя нехороший. Но на всякий случай отвалил якобы «по маленькому».
А Паша даже слова не мог сказать. И ведь «технически» он был стопроцентно прав и я его понимаю, что из-за этой маленькой девочки могла оборваться жизнь сотен тысяч других людей. В этом смысле я его поддерживаю. Но не мог не поддержать и Олю... Пепел Кюстрина мне тоже дался не просто так... Он тоже стучится в мое сердце! [2]...Так что, в итоге, я ее сторону и занял.
- Оленька, успокойся! Воспитаем мы его. Вразумим кровопийцу! - пытался свести дело к шутке я. И тут же увернулся от полетевшей в мою голову алюминиевой кружки. Хорошо хоть не с кипятком. - А меня-то за шо?
- Обоих прибью!!! Не трогать Луизочку!!! Вот только коснитесь, ироды!!!
- Не будем, не будем! Все хорошо, все хорошо...
И мы с Судоплатовым поспешили скрыться с Олиных глаз долой. А то женщины в гневе... Проще танк остановить голыми руками.
- Пойдем лучше бахнем по сто... - увлек меня Паша.
- А пойдем! У тебя есть?
- Обижаешь! Как не быть? «Двин» самый настоящий!
- Давай...
И, сидя в расположении Паши, мы накромсали шоколадку, разлили и бахнули. Помолчали. Налили еще. Не по сто, конечно же, грамм по двадцать пять. Все ж таки коньяк не водка и уж тем более не спирт. Этот напиток даже в таких спартанских условиях требует обхождения и уважения. Стаканами его не глушат.
- И что теперь? Эта ж девчонка не русская. Румынка? Болгарка?
- Не поверишь! Француженка! Самая настоящая!
- Хм... Где Румыния и где Франция... Не рядом так-то...
- Ну, что есть то и получите. Ее родителей убили где-то там.
- Это она сказала?
- Оля говорит, что да. Я запросил своих и Ким поднял сведения.
- Хм... Интересно. Нашел?
- А то ж... Ее папаша - коммерсант. Оптовик. Шерсть в основном. Видимо по своим делам был в Румынии и то ли бандиты, то ли конкуренты - замочили его. Мать с дочкой были при нем. Непонятно зачем в условиях войны, но что есть, то и есть. Известно, что у нее есть родственники, но в семейке Ботю там не все гладко оказывается...
- Как ты сказал? Ботю?
- Ага...
- Отец - Эмиль? Эмиль Ботю?
- Да... Надо же... Ты их знал?
