– А раз устраиваю – тогда укладывай Даньку!
Глава 10
– Слышь, Петро, а ведь год почти прошёл, как мы с тобой здесь последний раз сиживали. И вроде бы ничего не изменилось, то же озеро, тот же лес, та же наливка в стаканах, а мысли после того, как ты мне эту папочку дал почитать, так вскачь понеслись, что уже и не знаю, как их остановить.
– А ты всё до конца прочитал, Коля? Есть какие-то соображения или всё ещё пытаешься мысли в кучу собрать?
Председатель колхоза «Светлый путь» и боевой соратник нынешнего лидера Белоруссии Николай Николаевич Тертышный подпёр подбородок кулаком, задумчиво глядя на неподвижную гладь озера Свитязь. Минуту молча смотрел вдаль, думая о чём-то своём. Затем вздохнул, парой глотков допил из стакана остатки вишнёвой наливки, зажевал куском чёрного хлеба, на котором уместились три ломтика нежного сала, и посмотрел на друга.
– А соображение у меня такое, Петро, что либо в петлю лезть от таких перспектив, либо брать автомат и идти стрелять всё наше Политбюро. А после этого наводить в стране порядок. Жестко наводить, не щадя любого, кто попытается против что-то вякнуть. Ты согласен?
– Если другого выхода не будет, придётся идти на крайние меры. Хотя честно скажу, не хотелось бы. Сейчас первоочередная задача – собрать вокруг себя единомышленников. Вот и думаю, на кого можно опереться.
– Опереться можно на армию, авиацию и флот. У тебя как с ними отношения? В смысле, с главнокомандующими?
– С главкомом ВМФ Горшковым мы несколько раз пересекались на пленумах ЦК, но близко не знакомы. С маршалом авиации Кутаховым практически та же история, но слышал, что он верный коммунист, ни в каких порочащих его событиях замешан не был. Впрочем, по Горшкову тоже ничего порочащего мундир не припомню. Главком сухопутных войск Павловский руководил операцией «Дунай» по вводу войск Варшавского договора в Чехословакию в 68-м, за что наши диссиденты его очень невзлюбили. Но, как пишет в своей рукописи этот хронопутешественник, Павловский настаивал на отмене ввода советских войск в Афганистан в 1979-м, то есть через три года, за что был снят с должности.
– Читал, помню и то, что ввод одобрили Андропов, Устинов и Громыко. А вот Косыгин был против, как и начальник Генштаба Огарков. То есть если плясать от будущих событий в Афганистане, то ты и я, имеющие представление о том, к чему это приведёт, выступаем против ввода наших войск, а значит, автоматически в нашу команду попадают те же Павловский, Косыгин и Огарков. Или я не прав?
– Думаю пока, Коля, думаю… Тут с кондачка вопрос не решишь, тут на карту поставлено будущее Советского Союза. Ведь не факт, что, не знай мы будущего, выступили бы тоже за ввод войск в Афганистан. А что, если попробовать открыть глаза тем же, как ты говоришь, Андропову, Устинову и Громыко? Может, тогда-то они изменят свою точку зрения?
– Рискуешь, Петро, ой рискуешь. Хотя, с другой стороны, кто не рискует…
– Это понятно, нужно действовать осторожно, и в то же время решительно. Вот, думаю, к первому секретарю ленинградского обкома КПСС Романову начать клинья подбивать. Мужик он тёртый, сантименты разводить не привык, один из кандидатов в преемники Брежнева. Кто знает, сколько ещё генсеку осталось…
– Дык шесть лет вроде.
– Ну да, но это если всё как шло, так и будет идти. Ты не подумай, устранять его никто не собирается, в смысле совсем. Но вот если он окончательно превратится в развалину и за его спиной страной станут управлять другие, у которых на уме только урвать свой кусок, а там хоть трава не расти, то тут невольно вспоминаешь, как устраняли Хрущева.
– Хочешь повторить то же самое с Брежневым?
– Ничего пока загадывать не хочу. Если честно, как подумаешь, что предстоит сделать, – голова кругом идёт. Нет-нет да и промелькнёт мысль: какого чёрта этот гость из будущего пришёл именно ко мне?
– А не пришёл бы, Петро, через четыре года я тебя в последний путь провожал бы. Так что радоваться должен. Кто предупреждён – тот вооружён. А вообще, друг ты мой сердешный, вот что я скажу… Жаль, что Иосифа Виссарионовича нельзя воскресить. Вот кто порядок навёл бы, придавил бы всю эту мразь в одночасье. У тебя характер не сталинский, ты уж извини, но я правду скажу: хоть ты и партизан, с боевым прошлым, но в тебе капитально учитель сидит, так просто его не вытравишь. А тут нужен человек, у которого рука не дрогнет. Вот и думай, кто на эту роль сгодится. Если, конечно, ты разделяешь мою точку зрения.
– Хочешь не хочешь, а соглашусь, потому что, если попробуем поставить страну на правильные рельсы, но при этом начнём либеральничать, нас мигом в подвалы Лубянки отправят как изменников родины. Нужно готовить почву, подключать СМИ, но без санкции свыше особо на газеты и телевидение с радио не надавишь… А как ты смотришь на то, чтобы вернуть в строй Судоплатова?
– Он же даже не реабилитирован после ареста в 53-м! Пятнадцать лет отсидел, а ведь столько для страны сделал! Я когда узнал о его аресте, мне аж плохо стало. Думаю, ладно Берия, но Пал Анатольича за что?! Но мысль интересная. Мужик он был толковый. Надеюсь, навыки и характер не растерял за двадцать три года. Он вообще как себя чувствует?
– Как раз на днях узнавал: говорят, бодренький, хотя с одним глазом и инвалидностью второй группы. Да ещё три инфаркта позади. Но не сдаётся, активен, участвует в ветеранском движении, добивается реабилитации и пишет мемуары.
– Гвозди бы делать из этих людей… В общем, Петро, подумаю я ещё, что тут можно сделать, постараюсь стать тебе советчиком. А ты пока, как и планировал, поспешай, но медленно. Ты сейчас как сапёр на минном поле, права на ошибку не имеешь. Так что давай ещё по одной за успех, за нашу Родину!
– Нет, Сергей Андреевич, джинсовый костюм на премьеру не подойдёт, если уж не смокинг с бабочкой, то хотя бы просто приличный костюм с галстуком. Иначе вас просто не пустят на порог кинотеатра. Как-никак министр культуры ожидается, а вас наверняка пригласят на сцену.
– Ладно, пороемся в гардеробе, может, что-то приличное и найдём.
Я опустил трубку и тут же пересказал Вале свой разговор с одним из организаторов премьеры «Марсианина», намеченной на 7 сентября в кинотеатре «Художественный». До назначенной даты оставалось ещё несколько дней, так что с прикидом следовало поторопиться. Валино платье уже было почти готово, она вчера ездила на вторую примерку, а завтра должна была забирать свой наряд. Не у Славы Зайцева шили, но всё равно влетело в копеечку. И сейчас что-то не очень хотелось снова вкладываться в это бесполезное дело – шить костюм ради одного появления на публике.
– Давай-ка примерим тот, который ты в прошлом году на День торговли надевал, – предложила Валентина. – Мы вроде его привезли из Пензы, кажется, я его повесила в шкаф.
На моё счастье, тот самый костюм с отливом действительно нашёлся в шкафу, его нужно было лишь прогладить да прикупить галстук к белоснежной рубашке, также найденной супругой в наших вещах. Итальянские ботинки у меня имелись, так что вопрос с премьерным нарядом можно было считать решённым.
Пригласительные нам с женой прислали по почте. Почтальонша просто кинула конверт в висевший на калитке почтовый ящик. Учитывая, что в последнее время пацаны из соседней деревни повадились обирать почтовые ящики переделкинцев, мы могли бы остаться без пригласительных, не проверь Валя вовремя содержимое ящика. Разорвав конверт, обнаружили внутри скромный картонный прямоугольничек с нашими именами. Премьера была намечена на 18.00, нам же предписывалось явиться на час раньше, подойдя к служебному входу. Места в первом ряду также были заранее указаны. Супруга аж засветилась от счастья, тут же высказав мысль, что на вечер 7 сентября нужно вызвать Ленку, чтобы она посидела с Данилой.
– Жаль, что сама Ленка не может с нами пойти, потом в вузе хвалилась бы, – сказал я.
– Ничего страшного, мы ей всё расскажем. Она особо на этот счёт никогда не страдала, это я вот такая любительница выйти в свет.
