– Но мы с тобой должны наплевать, что нервные связи не восстанавливаются, и заставить их прорасти. Только давай вместе: я одна не справлюсь. Подключись прямо сейчас. Поставь на автоматическое выполнение. Авось сработает. Лови картинку!
Мысленными образами мы с Лидой всегда обменивались легко. Я поймала живую картинку и подключилась к её реализации. Не уверена, что успела дать команду на автоматическое выполнение. И не уверена, что реализация этой команды вообще может происходить автоматически…
Лидины руки соскользнули с моей головы. Она бессильно оперлась о спинку моего стула, потом осела на пол – я почувствовала это спиной. Я сидела не шевелясь и ждала того, что считала равным смерти – нового беспамятства.
– Таська, я приду и верну тебя, мы снова будем работать. Мы победим! – пообещала Лида вдогонку моему ускользавшему сознанию.
Я смотрела на окно: большой прямоугольник, окаймлённый по периметру солнечным светом. Свет слепил глаза, но не мерк, а расширялся, заполнял прямоугольник, пространство комнаты и поглощал меня. Я не заметила, как подошла к окну. Одна створка была настежь открыта. По ту сторону стоял, прислонясь плечом к раме, Николай Иванович, как он частенько стаивал у распахнутого окна кабинета, когда в высокогорном воздухе слишком ощущалась нехватка кислорода. Николай Иванович спокойно смотрел мне в глаза.
В прошлый раз, когда я вызывала его вместе с девчонками, мы не видели его, а только знали о его присутствии и его ответах. Тогда я чувствовала, как тяжело ему даётся и пребывание в новом мире, и возврат к общению с нами, живыми.
Сейчас бывший руководитель выглядел совсем неплохо и пообщаться был не прочь. Может, потому, что моя собственная душа витала на грани жизни.
– Как вы, Николай Иванович? Привыкли? Получше теперь?
Я не задавала вопросов вслух, потому и не давала себе труда додумывать чёткие формулировки. Мысль же моя была и так предельно ясна.
– Лучше, лучше. Но не сахар. До сахара мне ещё далеко.
– Много нагрешили?
Не та была ситуация, чтобы стесняться в выражениях. В пространстве между мирами вещи называют своими именами.
– Это не главное. Я не готовился к смерти.
– Неужели совсем не догадывались? Вы же сильно прихварывали, особенно в горах. Я могла бы, но не предупредила вас.
– Я знаю, почему не предупредила. Тут нет твоей вины. Да это ничего бы и не дало: медицина ещё лет сто не научится предотвращать сосудистые катастрофы.
– Но девчонки…
Он нетерпеливо отмахнулся.
– Не в этом дело. Надо всегда готовиться: хоть одним глазком туда заглядывать – осваиваться; ну и себя помнить – откуда, и кто ты есть, и зачем ты, на сей раз, здесь.
– Помнить себя – это мне теперь не светит, – невесело усмехнулась я. – Понять бы, за какое преступление расплачиваюсь, может, удалось бы справиться: отработала бы!
За что-то дано же мне такое тяжкое испытание, как потеря памяти, разума, воли.
– Видишь ли, испытания не каждому даются для отработки. Да, есть люди, которые исправляют свои ошибки… Ну, или накапливают новые. А некоторые проходят подготовку. Курсы усовершенствования. Твой случай… Так что готовься, соратница! Тут мы свою работу сделали, а впоследствии ещё потруднее будут задачи.
– Готовиться с покалеченными мозгами? Абсурд!
– А ты вспомни задания в Школе-лаборатории. Они же не казались тебе простыми.
– Было интересно. Больно не было. Страшно не… – Я мысленно улыбнулась. – Страшно иногда было. Всё равно интересно!.. А сейчас… Бессмысленный, тягостный простой!
– Всегда интересно. Не опускай руки, делай что можешь. Смысл прорисуется раньше или позже. Ну, вспомни экзамен с Гулякой! Ведь казалось тебе, что наваждению не будет конца.
– Помню. Но на самом деле тогда было так легко!
– Обрати внимание на эту фразу. Ты ещё много раз её произнесёшь.
Я не разобрала, чем сопровождалась его мысль: печальным состраданием или весёлой иронией.
– Так вот. Для тебя информация. От немцев против тебя работали одновременно три колдуна, чтобы нейтрализовать. Мощное чёрное колдовство. Такое воздействие не считывается, если не знать заранее. С сетью ты угадала, молодчина! Колдуны – тоже сеть, но куда хитрее.
– Вот теперь всё встало на места. А почему вы раньше не пришли, не сказали?
Я не упрекала – просто хотела понять.
– Вначале сам не знал. Я чувствовал, что тебя коснулась беда, но был почти в беспамятстве, как ты нынче. Помереть и сохранить сознание – это, знаешь ли, не всегда простое дело. Потом несколько прояснилось, я увидел, что происходит, но ты ж сама меня отрезала, помнишь? Обиделась, что плохо поговорил с вами тогда…
– Я не хотела тревожить. Не хотела вам навредить.
– Да ладно уж – обиделась! Ну ничего, не в этом дело. Они уже включились и не дали мне достучаться до тебя. Знаешь, девочка, это самое противное в бестелесности: ни лешего ни до кого не достучишься…
Я чувствовала его искреннее стремление помочь мне.
– А чем мне поможет знание про колдунов?
– Тебя держит в беспамятстве не только операция, тем менее – гипноз. Они по-прежнему держат тебя.
Я понимала: если бы он имел возможность что-то сделать с этим сам, то сделал бы. Поэтому просить его о помощи было бессмысленно – только расстраивать.
– Спасибо, Николай Иванович!
– Совершенно не за что. У меня остались долги перед тобой. Я стараюсь их вернуть.
– Какие?
– Пока рано тебе это узнать. Тебе сейчас не до этого. Кстати, вот тебе жизненная мудрость с того света: находясь здесь, куда труднее отрабатывать долги, нежели при жизни. Учти. Но я не хочу тащить свои ещё и в следующую. Всё, что получится, завершу тут. О главном, несмотря ни на что, удалось договориться: скоро родится девочка… Впрочем, тебе пока ни к чему все эти подробности.
– Значит, мы всё-таки живём много жизней?
– Неужели ты сомневалась?
– Тасечка моя, как ты?
Я сидела на полу под окном, прислонясь спиной к батарее и головой едва не упираясь в широкий мраморный подоконник. Лида, низко склонившись, держала мои щёки в ладонях и мягко раскачивала мне голову из стороны в сторону.
– Лида, отщёлкни щеколду. А то, если Гена придёт, рассвирепеет, что мы заперлись от него.
– Опять за старое, – вздохнула подружка. – Ну-ка, поднимайся.
Я покорно встала на ноги.
– Прости, дорогая, – сказала Лида и провела раскрытой ладонью на уровне моего лица.
Как я узнала много позже, Лида, увидев, что я опять впала в покорно-терпеливое отупение, сделала мне простейшее внушение: расстаться с Геннадием незамедлительно. А ведь прежде я считалась вовсе не гипнабельной!
Не помню, что и как я сказала Гене, когда тот вернулся. Он даже не поколотил меня напоследок. То ли Лида отловила его на подступах к дому и тоже сделала соответствующее внушение, то ли он к тому времени нашёл себе новую сожительницу, поинтереснее, а со мной оставался, как ему казалось, «из жалости».
Я и теперь не уверена, правильно ли поступила с нами Лида. Не зря же в огромной толпе на Красной площади Гена вычислил именно меня! Встретились два человека с калечной головой. Но за мной стояла мощная организация, меня подружки поддерживали. А майор мой был совсем один. Возможно, если бы отнестись к Геннадию терпеливо, он бы хоть частично восстановился.
Правда, для этого надо, чтобы человек сам стремился и старался. А он не прикладывал никаких видимых усилий, чтобы совладать с нервами и изменить поведение. Я не замечала, чтобы он сожалел о том, что вёл себя грубо, обидел, причинил боль.
И всё же: вдруг задача, поставленная судьбой, была выполнима, а я не решила её? Вдруг!
– Кирилл Сергеевич, мне необходимо поговорить с вами о Таисии.
– Слушаю, Лидия.
– Считаю: мы все причастны к тому, что с ней случилось, и обязаны нести ответственность за неё. Она остаётся нашим товарищем.
– Само собой. Но всё, что было намечено, сделано; курс реабилитации продолжается… Знаете, Лидия, я ведь ухожу с этой должности. Скоро!
