Масштабы местных экономик слишком маленькие, чтобы аналог Бреттон-Вудской системы начал рушиться под собственным весом. Фролов уверяет меня, что если мы не начнём азартно гонять лысого с бесконтрольной печатью ничем не обеспеченных денег, то, по его оценкам, система может успешно существовать свыше сотни лет, а то и гораздо дольше. Жизнестойкость системы сильно зависит от того, насколько успешно мы построим тут капитализм.
Суть капитализма — это наращивание масштабов производства, бесконечная экспансия, нацеленная на максимизацию прибыли. Только это, только бесконечное развитие производственных мощностей и масштабов экспансии.
Условий для конкуренции между моими террариумными капиталистами я ещё не создавал, но это вопрос времени. Когда настанет благоприятный момент, я ослаблю поводок, чтобы дать им сцепиться в борьбе за не такой уж и большой рынок нашего маленького государства.
Но это будет так, затравка, чтобы не расслаблялись. Погрызут друг друга немного — я затяну поводки и направлю их на экспансию на внешние рынки.
Самое забавное, что для экспансии на внешние рынки совершенно необязательно лично куда-то ехать. На юге моей маленькой республики, когда закончится всё это дерьмо с великим крестовым походом на злодейского и злокозненного лича, будет учреждена свободная экономическая зона. Там не будет никаких налогов, никакого участия государства, но зато очень много места для кучи преуспевающих бизнесов.
Это будет подобием китайских специальных экономических зон, где вся экономика будет твориться без моего участия, сугубо на основе воображения и смелости дельцов. Я создам этот уголок дикого капитализма, чтобы получше его изучить, подробно, основательно, с далеко идущими выводами.
Надо ведь понимать, что я — не эксперт экономист и не обладаю ясновидением, чтобы заранее знать, как наложится на местный феодализм с магической спецификой эта новая для обитателей мира экономическая формация. Лучше изучить её в безопасных лабораторных условиях и своевременно разрабатывать контролирующие меры, чем рисковать напрасно и пускать этот пиздец к себе домой.
Если не контролировать новоиспечённых промышленников, стремительно наращивающих производство всякой всячины, на дарованных мною примитивных мощностях, эти ребята долго думать не будут и нащупают столько способов всё обосрать…
— На пороге стоит пиздец, — произнёс я. — И они точно пустят его в дом…
Сажусь на Когосаки ВН1600 Минстрик, приведённый в образцовое состояние, и сходу мчу к вратам, встречать Бориса.
Душанбе — это маленький и уютный город, поэтому я молнией пролетел через его главную улицу, попутно облетая телеги с грузами, ведомые немёртвыми.
Промышленник Борис, вместе со своим семейством, ожидал у врат, боязливо посматривая на сверкающий чёрный трёхсотый Крузак, пригнанный специально ради этой встречи. Впрочем, очень быстро все присутствующие перевели взгляд на меня, резко затормозившего и остановившего мотоцикл почти у самого бампера внедорожника.
— Рад видеть вас в нашем гостеприимном стольном граде! — откинул я подножку и спрыгнул с мотоцикла.
«Гостеприимный» — это лукавство с моей стороны. Душанбе гостеприимен только для тех, кто прошёл суровый имущественный ценз, как это сделал Борис, а остальные могут лишь мечтать о постоянном проживании в столице. Могут, но не мечтают — у Душанбе сейчас не очень хорошая репутация, потому что относительно недавно здесь были владения оборотней. Но это ещё ерунда, ведь затем оказалось, что тут завёлся целый лич, который точно тронулся умом. Очевидно же, что лич должен убивать людей и похищать их трупы, а не строить какой-то непонятный город, в который смогут попасть только богатейшие.
Впрочем, элитарный статус города, где будет всё, очень быстро изменит отношение общественности…
— Долгого царствования тебе, величайший из повелителей… — в пояс поклонился Борис.
Выглядел он как классический купец, который ещё не понял, что времена изменились и прошлое закончилось. Вместо отороченного мехом цветастого кафтана он носит японские джинсы и хлопковую рубашку, но на голове его всё та же меховая шапка, украшенная алюминиевыми значками, которые клепает наше душанбинское производство.
Мы нашли в Асахикаве производство юбилейных медалей, брелоков, значков и прочей символической бижутерии. Переделать это во что-то полезное не получилось, поэтому я решил, что можно заработать денег на сложных украшениях, то есть на их массовом производстве.
Местные не знают значения этих медалек и прочего, поэтому покупают их как всамделишные украшения из необычных материалов. Томпак, чистая медь, алюминий, железо — мы экспериментируем со всем, но особым спросом пользуются железные брелоки, потому что сталь — это жестокий дефицит. Не для нас, но для всех остальных.
Вдобавок к производству, мы ещё и осторожно распродаём оригинальные безделушки с разграбленных складов. Оттого мне до сих пор забавно разглядывать прохожих в Фивах…
А шапка Бориса сейчас чем-то напоминает головной убор хиппи: тут и значки с аниме-девочками, и брелоки с военным японским флагом, и несколько пластиковых брелоков с хеллоу-китти, но кульминацией этого набора служил большой значок с персонажем из «Невероятных приключений Джоджо». Не смотрел, осуждаю, но персонажа узнал — накачанный, подчёркнуто брутальный, тип в полупокерской кепке, которая на такой здоровенной раме не выглядит полупокерской. Должна, но не выглядит. Не знаю, как его зовут, но это и не особо важно. Важнее то, что Борис довольно улыбнулся, заметив моё пристальное внимание к его головному убору.
— Ты успешно прошёл сложнейший отбор, — сообщил я ему. — Ты доказал, что являешься достойным. Отныне ты имеешь право жить в Душанбе, в квартале для элиты. Тебе в услужение выдаётся двадцать немёртвых слуг, которые будут помогать тебе вести дела и обеспечат тебя и твоих близких свободой от домашних хлопот.
— Это величайшая честь для меня, повелитель, — Борис с готовностью рухнул на колени.
— Его зовут Альфредом, отныне он твой дворецкий, — представил я подошедшего к нам мертвеца, облачённого в чёрную ливрею, кюлоты и жилет. — Он будет старшим над слугами и управленцами.
— Моя искренняя благодарность тебе, повелитель… — Борис раболепно пополз ко мне и начал целовать мои «Доттерпиллеры».
Он боится меня, это видно невооружённым взглядом, поэтому всеми силами пытается минимизировать риски. И лучшей тактикой он счёл всеми силами продемонстрировать мне рабскую преданность.
— Прекрати, — приказал я. — Ты свободный человек, первый промышленник, выбившийся в люди, потенциальный начинатель рода блистательных предпринимателей, поэтому я не хочу видеть в тебе проявлений раболепства. Гордись тем, чего ты достиг и никогда больше не склоняй головы. В обществе живых выше тебя только я и больше никто.
Борис, осмысливший услышанное, поднялся на ноги, отряхнулся от пыли и, не выдержав, вновь поклонился мне в пояс.
— А это твои дети? — посмотрел я на его сыновей.
— Ладислав, Клонимир, Милован и Ростих, — представил он своих сыновей по старшинству.
— М-хм, — хмыкнул я, после чего указал взглядом на молодых девушек и девочек. — А эти?
— Бабы же, — развёл руками Борис. — Не стоит обращать на них внимания.
— Ладно, — не стал я спорить. — Садитесь в машину.
— Куда, повелитель? — не понял Борис.
— Вон туда, — указал я на Крузак, двери которого уже были раскрыты услужливым Альфредом.
Не знаю, кем он был до своей смерти, но его труп был истыкан стрелами и копьями. То есть не труп — он был ещё жив, когда провалился в портал. В руках его было оружие, а тело залито чужой кровью. Чешуйчатые доспехи были измяты, шлем пробит арбалетным болтом, ну и левая нога оказалась сломанной.
Умер он буквально на руках одного из бойцов Кумбасара, патрулировавших в тот день окрестности форта Е-3. На новоприбывшего покойника оперативно наложили «Мёртвый стазис» из ритуальной пластинки, после чего неспешно доставили в Душанбе.
