Так пронеслось десять счастливых, но скучных месяцев. За это время Олег Олегович исколесил почти всю Европу, чувствовал себя прекрасно, пока не попал в Амстердам. Он проходил вдоль канала улицы Красных фонарей, мимо витрин, в которых стояли женщины. Он искал, и прекрасно осознавал, что именно искал. Рыжая, волосы до плеч, идеальная фигура, голубые глаза… Черт, даже отдаленно похожих нет. Ну… разве вот эта, на втором этаже, и то — старовата, конечно, а от девчонки Марата прямо плескало необузданной молодостью за километр…
Олег Олегович зашел в здание, где его встретил приветливый и очень стильно одетый портье. С помощью смартфона с гугл-переводчиком сделал заказ. Удобная штука этот переводчик. Не надо ничего учить, говоришь по своему — тебе все переводят. И тебе говорят — не успеешь среагировать, как электроника уже все объясняет, более-менее понятным языком.
Медленно он поднялся по узкой каменной лестнице на нужный этаж. Толкнул нужную дверь. Нет, не то. Ему нужен строгий аскетизм офиса, а не этот будуар какой-то княгини. Посреди комнаты стоял стул. Обычный венский стул, а вовсе не офисное кресло. Такое чувство, что его обманули. Тетка, полуобнаженная, с попытками создать строгую игривость на раскрашенном лице — совсем не то. Люгер то, по ощущениям Олега Олеговича, вообще макияжем не пользовалась.
Чувствуя все более ощущаемую сосущую боль под ложечкой, Разин снял куртку и уселся на предоставленный стул. Играла музыка. Женщина подошла к комоду, и отодвинула нижний ящик. Выложила наручники, мягкую плеть и плоскую дубинку, он не знал как она называется. Наручники щелкнули у него на руках. Всё не то! Даже эти наручники легче пуха, сделаны из какой-то жестянки, которую можно порвать одним движением.
«..я думаю, ты не то что любовницу-испанку заиметь…» — совершенно отчетливо прозвучал в голове ясный голосок.
Разин вдруг понял, что дело не в женщинах, стульях и наручниках. Он всегда в жизни был жертвой. Даже в форме, при погонах и кобуре, рядясь под опасного человека — он оставался обычным травоядным, которого любой хищник мог схватить за горло. Никто и никогда ему не скажет «…прощай, мой любимый товарищ Разин…», не скажет так, как говорила она. Никому не интересна его жизнь, про него не снимут фильм, не занесут в списки тех, на кого можно равняться, или кем можно ужасаться. Вся его жизнь прошла в страхе и подчинении — родителям, начальству, другим людям, законам. Все что он прожил — уместится в одном абзаце архива, куда его внесут после того, как выбросят личное дело работника органов, по истечению определенного срока. Он всю жизнь был сильным, здоровым, умным… бараном. А эти два хищника, которые заявились к нему в офис, после встречи с которым он едва остался жив, не смотря на все свои умения, силу, подготовку и даже оружие… они даже не особо заметили этого, посмеялись и едва обратили внимание, как хищники не особо обращают внимания на трепыхания, и тем более крики жертвы! Даже сейчас, он как баран, приковавший себя к стулу, ждущий того, что с ним сотворят…
Олег Олегович поднатужился, стараясь порвать наручники, они не особо сопротивлялись. Освободив руки, он почувствовал что боль в груди только усилилась, сквозь красный туман попытался встать, и не смог, а наоборот, добился только красного марева, и яркой режущей боли.
— Инфаркт, — только и успел подумать он перед смертью.
Похоронили Олега Олеговича Разина на городском кладбище в Палермо. Жена его, в шаге от гражданства, уже через месяц полностью переоформила всю собственность, движимую и недвижимую, а также средства с его счетов — на себя.
Елизавета Огнелис, Ринат Мусин
Как закалялась сталь 2057
Том 3
Глава 1
Ночь с 25 на 26 августа 2056 года
Марат подождал пока Юта уснёт, и вылез из кровати. Сейчас они почти все время, которое проводили дома — находились в «палатке». Сабрина так и вообще оттуда бы не вылезала — шутка ли, целый дворец в двухкомнатной квартире. Но сейчас Марат выбрался в их прежнее жилище, прошел на маленькую кухню, поставил чайник. Здесь можно шуметь сколько угодно, в палатке не слышно ничего. Он вышел на балкон, закурил. Курить — это едва ли не единственное человеческое, что у него осталось. Нет, снаружи выглядел он как обычно, вот только что у него теперь внутри? Спать больше не хотелось, совершенно и никогда.
Как будто его тело и мозг вообще перестали уставать. Еда теперь шла не впрок. То есть вместо того, чтобы питать его, все проглоченное стало оставаться внутри, как будто растворялось в теле. Нет, он не разбух, не потолстел нигде и сантиметра, продолжал оставаться все в той же форме, к которой пришел в семнадцать лет, и с тех пор ни мог ни набрать, ни скинуть и пары килограмм. Несколько месяцев отчаянных тренировок в качалке, с трудом набранные четыре килограмма мышц… и неделя болезни, после которой он встал на весы, и стрелка снова показала неизменный годами и десятилетиями «бараний вес». Проклятие или благословение?
Зато теперь каждый проглоченный грамм утяжелял его. Марату даже пришлось сходить к литейщикам в цех, чтобы взвесится на электронной платформе. Полностью расслабленный он потянул на пятьсот пятьдесят килограмм. Напружинив тело — весил опять шестьдесят. И это — до четвертого Теста. Сколько, интересно, сейчас? Хотя нет, не очень интересно… Зато воды можно пить сколько угодно, вода не задерживалась. И курить сколько влезет.
Марат стоял на балконе, вглядывался в яркие и толстые августовские звёзды. Ницше как то сказал, что если долго вглядываться в бездну, то бездна начинает вглядываться в тебя. Для большинства это просто быдло-фраза, никчемная и односмысленная, но тому, кто идёт по трудному и опасному пути — известны все её оттенки.
У него в сейчас большой перерыв, можно сказать — отпуск. Семьсот двадцать часов, а не семьдесят два как обычно выдали неизвестные устроители Теста для «отдыха и восстановления». Целый месяц для пересмотрения жизни и жизненной позиции, скорее всего, усмехнулся Марат.
Ему и пересматривать то особо нечего. Путь, который он выбрал — не преодолен ещё и на долю процента, как ему казалось. Да он даже не ступил на него твердо, не сделал ещё первого шага, все только тренировки да мечтания.
…интересно, а почему ему повышают уровень не во время испытаний, а после? Да и что это вообще за бред — повышение уровней? Нет, с человеческой точки все понятно. Человек всегда стремился к повышению своего уровня. Сегодня майор — завтра целый подполковник. Сегодня просто менеджер — через месяц аж главный менеджер. Даже в обычной, обыденной жизни, и то… И каждый уровень давал что-то новое, недоступное ранее.
«Загрузка завершена».
Что? Какая загрузка?
Марат закрыл глаза, прислушиваясь к новым ощущениям. Потом открыл.
Мир изменился.
Вселенная перестала быть недоступной.
Это были не уровни. Это были… — уровни загрузки. Один уровень равнялся одному проценту. Ну надо же, мог бы и сам догадаться…
Несколько лет в него огромными потоками загружали, впихивали, раскладывали по полочкам информацию, образы, схемы. Это давалось легко, потому что Марат изначально представлял себя некой машиной, изощренной программой. Машиной Революции с огромным количеством самых невероятных программ для самых безумных действий. Именно поэтому он так значительно опережал в Тесте всех своих вольных и невольных «сокурсников».
Теперь он и стал таким… организмом. Потому что действительно, это было грандиозно, и крайне революционно. Человек подспудно, даже подсознательно сопротивляется такому. Любой человек. Но только не Марат. Он даже тюрьму и боль воспринимает как некий новый порог, который надо обязательно пройти и преодолеть на пути. Не просто не избегает, а даже стремится к этому. Любой опыт, любая информация, любой навык — это обязательно нужно, и обязательно полезно.
Глава 2
Ему захотелось взлететь. Ступни оторвались от бетона, и повисли в воздухе. Куда полетим в первую очередь? Может быть — на Луну? А облететь за ночь всю Солнечную Систему — слабо? Нет, не слабо. Темная энергия, энергия гравитации, изменения массы, объема и плотности — это давало возможности, превышающие даже общечеловеческие фантастические понятия. Вы в курсе, что ускорение свободного падения Черной дыры превышает скорость света?
