— Раз работает, значит, уголовное дело закрыли, или условное дали по итогу, — заметил я. — Впрочем, мне мент Толик абсолютно не интересен. Если по заднице получил, значит, за дело. Родителей я хоть как-то понять могу, но этого упыря на дух не перевариваю. Ладно, что там у Евы произошло?
— В Воронеже год назад за ней начал один ухаживать, цветы дарил, подарки совал, — сообщила Тамара. — На первый взгляд, хороший парень, спортсмен. Единоборствами занимался, чем-то на тебя похож.
— Какая душещипательная история, — хмыкнул я. — Сейчас платочек достану, слезки умиления вытру. Дальше что?
— Ева сперва его посылала, а потом несколько раз встретилась, — невозмутимо продолжила Тамара. — Скучно ей там было с бабушкой. Да и тебе отомстить хотела на эмоциях.
— Ну и как? — усмехнулся я. — Отомстила?
Тамара на секунду отвела глаза, а потом глянула с вызовом.
— Нет! Мне продолжать?
— Продолжай.
— Они несколько раз в кабаках посидели, пару раз по парку прошлись, ничего серьезного. Парень со временем стал навязчивым, настойчивым, грубым, она уже пожалела, что с ним связалась. На последней встрече в кафешке районной, предложил завалиться на сутки к нему на хату, она отказала, предложила расстаться. Он психанул и отвалил. Барсетку якобы забыл, на эмоциях. Потом Еву обвинил, что она её украла. Свидетелей нашел, официанта и бармена, они подтверждают, она её умыкнула. Заявил, там серьезные деньги были, двадцать тысяч рублей. Предложил, или ты идешь со мной в постель, или я с тебя долг стрясу, а потом все равно поимею, но уже без твоего согласия, чтобы деньги воровать неповадно было. И пацанам на хор отдам.
— Классический развод для дошколят, — криво усмехнулся я. — Уверен, бармен и официант, его старые знакомые, и кафе, возможно, постоянная точка. Скорее всего, он там завсегдатай, свои делишки обделывает. А вообще, кто такой известно?
— Ева, по моему совету, справки навела. Оказывается этот парень из местных рэкетиров. Когда он за Евой ухлестывал, все молчали, не смели слово сказать. А потом украдкой поделились. Это Коля Самсон, из банды Браги. Её все в городе боятся, он со своими дружками, считается, как они говорят, «центровыми». Каждый день Еву кошмарят. Окна повыбивали, а участковый только руками разводит: «Ничего не могу поделать, доказательств нет». Она в милицию пошла, заявление написала, так ей тихонько посоветовали, его обратно забрать, иначе её за кражу привлекут, у этого Самсона завязки хорошие, все перевернет, сама виноватой останется, как не раз бывало. Каждый день Еве угрожают, дверь ножом порезали, надписи похабные пишут, а милиция только руками разводит. Вчера Самсон ей неделю дал, чтобы деньги вернула двадцать тысяч с процентами, что набежали, иначе они её всей бандой изнасилуют. Впрочем, если согласится с ним в постель лечь, проценты простит.
— Какой благородный, — ухмыльнулся я. — Проценты простит, а придуманный долг все равно вернуть придется. Одного не понимаю: почему Ева в Москву не уехала? Тут бы её никакой воронежский бандит не достал.
— Так бабушка же в Воронеже, — напомнила Тамара. — Старенькая. В последний год ей совсем плохо стало. А она никуда уезжать не хочет категорически. Говорит: «Здесь жила, тут и похоронят».
— Миша, помоги ей, — Санина сестра сделала жалобные глазки. — Ева, хорошая девчонка. Я с нею дружила, несмотря на то, что она старше. В школе меня всегда защищала, до дома провожала, конфетками делилась. Она колючая только снаружи, а внутри добрая.
— Там живут несчастные люди-дикари, на лицо ужасные, добрые внутри, — усмехнулся я. — Ладно, помогу, конечно. Но при одном условии.
— Каком? — навострила ушки Наташа.
Тамара промолчала, ожидая моего ответа.
— Очень простом. С этим бандюком разберусь. Больше он Еву не тронет. Но не хочу, чтобы она знала, что к этому приложил руку я. Ева — хорошая девушка, но мне сейчас точно не до неё. У меня — свои игры, у неё — другая жизнь. Как говорил Остап Ибрагимович Бендер — мы разошлись, как в море корабли.
— Неужели у тебя к ней не осталось никаких чувств? — не выдержала Наташа.
Я невольно задумался. Вспомнил наши свидания, заразительный смех Евы, сверкающие счастьем лучистые голубые глаза, как мы на первом настоящем свидании пили на палубе шампанское, и весело болтали, наблюдая за проплывающими мимо огнями вечернего города.
С Владой мне было спокойно и хорошо. Я ощущал рядом родного человека, рядом с которым отдыхал от повседневных забот и суматошных рабочих будней, давно превратившихся в непрерывную гонку за сияющими вдалеке вершинами большого бизнеса, а-ля «белка в колесе». Даже секс был нежным и медленным, без бурной страсти и захлестывающих через край эмоций.
С Евой всё было наоборот. Её тонкая гибкая фигурка, похожая на фарфоровую статуэтку, соблазнительные изгибы девичьего тела, каждый жест, невероятно возбуждали. Она могла быть разной, мягкой и покорной, язвительной и вредной, загадочной и изображающей из себя простую девчонку. В постели настоящий, сметающий всё вокруг ураган, зажигающий страстью, бьющий вулкан чувств. Любил ли я её? Не знаю. Но точно не был к ней равнодушным. Ни одна девушка не вызывала у меня подобных эмоций.
— Трудно сказать, — честно ответил я. — Сам не могу в этом разобраться.
— Обманываешь, — фыркнула Наташа, что-то разглядев в моих глазах. — Она тебе небезразлична, до сих пор.
— Девушки, вам, наверно, уже пора, — намекнул я, проигнорировав выпад сестры Сани. — Вопрос с бандитом я решу. Всего доброго.
— Самсон Еве вчера неделю дал, — напомнила Тамара. — Сегодня уже шесть дней осталось.
— Я понял, — усмехнулся я. — Не переживай, за шесть дней много чего может произойти. Думаю, к назначенному сроку никаких денег от Евы он уже не захочет. Наоборот, до конца своих дней будет обходить её десятой дорогой.
— Ты обещал, — прищурилась Тамара.
— Иди уже с богом детишек учить, — отмахнулся я. — Саня!
Товарищ заглянул в кабинет.
— Чего?
— Дамы сейчас уходят, а ты останься, — попросил я. — И скажи Анне, пусть Сережа зайдет.
— Ладно, — кивнул Устинов.
— Я всё слышала, — отозвалась Анна в приемной. — Сейчас наберу Сергея.
Саня тем временем выпроводил девчонок, закрыл за ними дверь. Уселся напротив, вопросительно глянул.
— Ты, как я понимаю, уже в курсе? — усмехнулся я.
— Конечно, — не стал отрицать Устинов. — Сеструха ко мне первому побежала. «Повлияй на Мишу, пусть поможет», просит. А как я на тебя буду влиять? Сам должен решение принять, надо ли оно тебе с воронежскими разбираться. С другой стороны, Еву жалко. Наша же девчонка, считай, всю жизнь в одном дворе жили, я её ещё совсем малявкой помню. Девка неплохая, язва, конечно, но не сволочь. Я в детстве глубоком, по стройке скакал, ногу сильно об арматуру рассадил. Она меня во дворе встретила, до дома дойти помогла, вместе с Наткой рану зеленкой обработала. Нормальная девчонка, мы жили не очень, сам знаешь. Для сеструхи любая сладость праздником была. А Ева всегда Натку угощала, то пирожным поделится, то конфету шоколадную всунет, то горсть леденцов отсыплет.
— Меня другое убивает, — хмыкнул я.
— Что? — с интересом спросил Саня.
— Ты представляешь, меня её предки турнули, целую комбинацию провели, Еву в Воронеж отправили к якобы больной бабке, чтобы «спасти дочку от страшного бандита», — усмехнулся я. — И что получилось? Там она с каким-то отморозком связалась. Да таким, который сейчас её на бабки выставил и на хор отправить обещает. Удружили Альберт Алексеевич и Ирина Сергеевна своей любимой доченьке, нечего сказать. Так, что Еву в процессе «спасения» изнасиловать могут и последнюю мелочь из кошельков у неё и бабки выгрести. Прессуют её, стекла бьют, а бандит, от которого надо бежать, получается, я.
— Так они всегда с придурью были, — хмыкнул Саня. — Альберт, мужик не плохой, но подкаблучник. А вот Сергеевна — дьявол в юбке, тиран домашний. Но дочку любила, холила, одевала как куколку.
В дверь постучали.
