— Опять будешь темнить? — поднял я бровь.
— Да чего темнить? Я тебя позвал сюда для того, чтобы убедиться в моих догадках. Лес самоубийц полон призраков, но видят их только те, чья душа стремится уйти в ночь…
— Это ты паузу театральную выдерживаешь или задумался о том, как дальше ляпнуть что-то в поэтическом стиле?
Сэнсэй тяжело вздохнул. Он посмотрел на меня и вздохнул ещё раз:
— Похоже, что ты становишься Идущим во тьму…
— Кем? — не понял я.
Норобу повернулся и махнул рукой, призывая меня следовать за ним. Я пошел. Не оставаться же среди безмолвного течения тумана.
— Давай я начну с самого начала, — ответил сэнсэй. — Япония не всегда процветала так, как сейчас. Нет, было время, когда сегуны правили страной наравне с императором. А когда много правителей, то каждый норовит потянуть одеяло на себя. В перетягивании одеяла всегда страдали люди. В эпоху становления аристократии в том смысле, в каком она существует сейчас, требовалось пустить пыль в глаза соседу и показать, насколько ты богат. А где взять богатства, если не в грабежах этих самых соседей? Но соседи тоже могли ответить, так что оставалось только грабить своих людей. Самураи отбирали еду, одежду, ценности у простого люда. Могли даже запросто зарубить крестьянина, лишь бы проверить остроту меча. Сегуны и аристократы бесчинствовали так, что довели страну до голода и почти полного разорения… Отчаявшиеся крестьяне и горожане начали отправлять в лес Аокигихара стариков и детей. Отправляли потому, что были не в силах прокормить.
— Охренеть, — покачал я головой. — Чего же тогда революцию не замутили?
— Революцию? — хмыкнул сэнсэй. — Что могли голодные, тощие крестьяне против хорошо обученных сытых самураев? Вспыхивали небольшие возмущения, но сёгунат быстро гасил их в зародыше. И так было до тех пор, пока среди народа не появился Мэзэто Кубо.
— Лидер движения повстанцев? — хмыкнул я.
— Будешь стебаться — замолчу и дам леща, — ответил сэнсэй.
— Всё понял, молчу и впитываю, — поднял я руки.
— Вот и впитывай. Один из сёгунов по прозвищу «Синее море» как-то обратил свой взор на жену Мэзэто. Она была красива и очень хорошо играла на сямисэне, чем и привлекла внимание аристократа. Сначала он пригласил женщину поиграть на его званом вечере, а потом, ночью, взял силой. Когда же аристократ натешился, то бросил женщину на потеху самураям. Еле живая женщина дошла до дома и там скончалась, не в силах пережить позора. Тогда полусошедший с ума от горя Мэзэто обратился к онрё, к самой главной из них…
— Неужто к Оиве?
— К ней самой. Предложил он взамен сил и могущества свою незамутненную чистую душу. Оива согласилась, даровав ему право побеждать. Кубо в первый же день одолел тридцать трех самураев и их сёгуна по прозвищу «Синее Море». Одолел один, голыми руками — такое могущество даровала ему Оива. Уверовал в свои силы настолько, что пошел к народу и заронил в сердцах искры храбрости. Пошли за ним люди. Поднялось самое большое восстание, какое только было за всю историю Эдо. Много крови пролилось, как крестьянской, так и самурайской. И всегда Мэзэто Кубо оказывался в гуще сражения, громко хохоча и сокрушая врагов направо и налево.
— Крутой дядька. Впрочем, с таким-то бустом от Оивы…
— Он прошелся огнем и мечом от края до края Японии. Всюду, где ступала его нога, люди поднимали головы и шли в бой. Кубо был вдохновителем и лидером, ведущим бедноту к светлому будущему. Аристократы ничего не могли с ним поделать. Они обращались к ниндзя, но те тоже оказывались бессильны. Кубо был непобедим. Говорят, что он слышал предупреждения мертвых, а от усопших ни один живой ничего не мог скрыть. Не один аристократический род в то время прекратил своё существование. Кланы распадались, богатеи бежали прочь из страны, надеясь за границами сохранить свои богатства и свою жизнь.
— Мда, реально крутой дядька.
— Крутой… — эхом отозвался сэнсэй. — Крутой-то он крутой. Вот только приближенные начали замечать за ним одну странность… Он перестал щадить врагов. То есть, если раньше самураи сдавались в плен, их разоружали и отпускали на все четыре стороны, то теперь ни один самурай не покидал поля боя. Кубо лично добивал каждого. Он стоял, окровавленный с ног до головы и хохотал, глядя на лежащие тела.
— С катушек спрыгнул?
— Можно и так сказать, — кивнул сэнсэй. — Но дальше стало ещё хуже. Во время одной из битв при Киото Кубо напал на своих приближенных. Он перестал различать врагов и друзей. Это было недолго, но за это «недолго» умерли десять человек. Люди списали на запал боя, но в следующем сражении снова повторилось подобное. Кубо начал сеять смерть направо и налево, не разбирая — кто за него, а кто против. Он обратился против своих друзей. В итоге, на поле боя он остался один. Но он хотел ещё и ещё. Жаждал смерти с той же страстью, как идущий по пустыне жаждет глотка воды. Кубо забыл про восстание, забыл про тех, ради кого он отдал душу Оиве. Он стал Идущим во тьму. И с каждым новым убийством он всё меньше и меньше походил на человека, а всё больше и больше на демона. Он один дошел до дворца главного сёгуна. Дошел, прокричал имя своей жены и бросился в атаку на десятитысячное войско…
— Ого…
— Когда пала первая тысяча воинов, а катана в руках Кубо напилась вдосталь крови, сёгун из рода Токугава приказал отозвать воинов. На их место он выставил пять тысяч лучников. Кубо лишь оскалился в ответ. Он стоял на горе из трупов и грозно рычал на застывших в сотне шагов людей. И люди в страхе озирались, кое-кто даже упал в обморок. И тогда сёгун из рода Токугава дал команду стрелять. Пять тысяч стрел взвились в воздух и затмили собой небо. Кубо взревел, но не отступил. Даже утыканный стрелами, как дикобраз иглами, он начал движение по направлению к стоящим. Второй залп. Третий. Лишь на пятый раз Кубо упал под тяжестью пронзивших его стрел…
Признаться, идя под сенью молчаливых деревьев и слушая подобную историю, у меня невольно мурашки побежали по телу.
— Никто не осмелился приблизиться к лежащему шару из стрел. Его издалека облили зажигательной смесью и потом подожгли брошенным факелом. Говорят, что из пламени долго ещё раздавался яростный вой и хрипы. В конце концов Идущий во тьму Мэзэто Кубо снова прокричал имя своей жены, а после рассыпался прахом. Место его гибели обложили валунами со священной горы и залили расплавленным свинцом, чтобы никогда больше на земле не появлялся подобный монстр. Говорят, что из его души Оива сделала себе качели, чтобы качаться и тем самым склонять Кубо то на сторону света, то на сторону тьмы. Но как бы долго качели ни оставались на свету, они всё равно гораздо дольше были на территории тьмы…
— В итоге, он из спасителя превратился в монстра. А что восстание?
— А что восстание? Без своего лидера оно захлебнулось. Крестьяне разошлись по деревням и весям, но урок от него аристократы поняли. Они перестали отнимать последнее у народа, так как поняли — если крысу загнать в угол, то она становится агрессивнее слона.
— Слушай, я правильно понимаю, что…
— Да, ты всё правильно понимаешь. Заступаясь за хининов и желая облегчить им долю, ты вступил на путь Идущего во тьму. И раз ты начал слышать мертвых, то не за горами тот момент, когда твоя ярость повернется против твоих близких. А с каждой новой смертью, ты будешь приближать этот момент… И что самое плохое — сойти с этого пути ты уже не сможешь!
Глава 15
— Вы вчера неплохо держались, Огава-сан, — поклонился Минори его друг по имени Хидики Акияма. — Если бы не подлая подножка, то победа была бы на вашей стороне.
Они сидели в небольшом чилауте клуба «Влажная сакура» района Кабуки-тё и потягивали неспешно коктейли. Рядом сидели ещё двое друзей, которые тоже поступили в Рикугун сикан гакко. Отмечали первый день.
На столе, среди пьянящих напитков и легких закусок извивались в танце сладострастия две полуголые танцовщицы. Ребята делали вид, что они вовсе не интересуются движениями девушек, а полностью поглощены беседой с лидером их небольшой ячейки. Но всё-таки нет-нет, да скользнет взгляд по округлым формам, по атласной коже, по призывно раскрытым губкам. На фоне этой красоты немного скрашивался прошедший день.
